Святослав Сахарнов - Повести и рассказы Страница 10

Я поднял с подушки голову.

Небо было серое и плоское. С этого плоского неба на землю спускались серые нити. Шёл дождь. Крыши домов блестели. Блестели трава и листья деревьев. Дорога около дома потемнела. Из жёлтой она превратилась в коричневую.

В дверь постучали.

- Кто там?

- Получите кровать.

Я пошёл следом за комендантом в кладовую. Кровати все были с чугунными литыми спинками. Их нельзя было оторвать от пола.

- Тяжесть-то какая!

- Позвольте! - сказала комендант и подняла сразу две спинки, как пёрышки.

Следом за нею я потащил кроватную сетку.

В комнате комендант поставила спинки - они стали как вкопанные, бросила между ними сетку. Сетка с лязгом вошла в пазы.

- Готово, - сказала комендант, - сейчас постелю.

Она привела в порядок кровать, сдёрнула со стола старую скатерть, принесла новую, сменила в графине воду. Раз-два - и готово.

- Не понравится вам у нас, - сказала она на прощание, - быстро уедете.

- Почему вы так думаете?

- Знаю. Городским всем не нравится. Что тут? Одно кино.

- Отчего же только кино? А природа? Острова кругом интересные.

Комендант посмотрела на меня с недоверием:

- Какие острова?

- Те, что рядом.

- Вы что, их видели?

- Вчера на верхушку сопки лазил.

Комендант вздохнула.

- А вот я там не была. Пятый год на острове и всё не собралась. Всё некогда. То приезжают, то уезжают, то бельё, то кровати... Красивые они?

- Острова? Очень. Все зелёные, а вода вокруг них голубая.

Комендант ещё раз вздохнула.

- Счастливо оставаться! - по-военному сказала она и вышла.

Мне надо было на катер. Я достал из чемодана плащ, надел чёрные полуботинки и вышел из дома.

Дорога раскисла и стала липкой. Она присасывалась к подмёткам. Полуботинки с писком отрывались от глины: чвик! чвик! Брызги летели во все стороны. Ноги тонули в лужах.

Когда я дошёл до причала, мои чёрные полуботинки стали жёлтыми. На катере меня ждали, мы отошли от причала.

К ОСТРОВУ СИБИРЯКОВА

МБВ-10 тарахтел мотором, раскачивался на волнах, неторопливо шёл вперёд. На палубе, кроме меня, был один Телеев. Он стоял на корме за рулём и смотрел вперёд. Перед ним на машинном люке лежал бинокль.

Впереди был западный берег залива.

С неба падала морось. На люке, на медных водолазных шлемах - всюду были капли. У Телеева промокла кепка. Она была сплющенная, как блин, и блестящая.

- Скажите, - спросил я, - что мы будем ловить?

- Трепангов.

- А где?

Шкипер пожал плечами.

Ветер был несильный, но с моря шла тяжёлая пологая зыбь. Она лениво раскачивала бот.

Мы подошли к берегу. Здесь зыбь вела себя совсем по-другому. Она выбегала на мелководье, поднималась горой и с рёвом обрушивалась на камни. Вода около берега была мутная и кипела.

Вся команда вышла на палубу.

- Нельзя здесь работать! - сказал Телеев. - Придётся идти прятаться.

- К Сибирякову?

- Туда.

Ко мне подсел один из матросов.

- Можно посмотреть? - спросил он и показал на фотоаппарат.

Прежде чем дать ему камеру, я сам посмотрел через неё на море. В зеленоватом стекле отражались хмурые берега. Шевелилась белёсая горбатая зыбь.

- Сейчас будем проходить кекур Колонну! - сказал матрос. - На ней нерпы живут. Вот она.

Катер проплыл мимо одинокой, торчащей из воды скалы. Она и верно была похожа на колонну. С одной стороны от скалы отходила в море коса. На косе лежало несколько чёрных тюленей - нерп.

Услыхав катер, нерпы нехотя поднялись.

Я взял у Телеева бинокль и стал их разглядывать. У нерп были усатые собачьи морды и блестящие - бусинами - глаза. Кипящая пена подкатывалась под их лоснящиеся бока.

Самая осторожная из нерп сползла в воду.

Катер отвернул, оставил кекур Колонну за кормой и направился к острову Сибирякова. Здесь в тихой, укрытой от волны и ветра бухточке Телеев отдал якорь.

Первым под воду полез он сам.

ПИТОМЗА

За бортом пузырилась вода. Гладкий след, который оставался за водолазом, шёл кругами. Телеев бродил по дну.

- Как танк ходит, - с уважением сказал матрос.

Его звали Володя Шапулин. Пока мы шли к острову, он рассказал мне о команде.

Шкипер катера, он же старший водолаз, - Володя Телеев.

Моторист - Самойлов. Прозвище - Дед.

Матрос - Веня Жаботинский. Второй водолаз - он, Шапулин. И всё.

Команда - четыре человека. Когда много работы, Телеев берёт с собой ещё одного-двух водолазов.

Сейчас работы немного.

- Трепанга стало меньше. Выбрали его, - объяснил Володя. - Надо новые места искать. Раньше, бывало, только спустишься, готово - полная питомза. А сейчас!..

Питомза - верёвочный мешок. В неё собирают трепангов.

Передо мной около телефона стоял Дед. Он был молод, белобрыс и на деда ничуть не похож. Только нос широкий, как у Деда Мороза.

Телеев сделал под водой ещё круг и начал приближаться к катеру.

- Стой! - крикнули ему в телефон.

Пузыри всплывали уже у самого судна.

На дно опустили на верёвке карабин - стальной крючок с защёлкой. На карабине - пустую питомзу.

- Готов! - прохрипел телефон.

Верёвку стали тащить.

Из глубины показался серый мешок, набитый чем-то блестящим, коричневым.

Питомзу перевалили через борт, раздёрнули шнурок, которым она была завязана, и из мешка на палубу хлынул поток шишковатых, скользких, похожих на кедровые шишки, червей.

Это были трепанги. Большие - с ботинок, и маленькие - с кулак.

Пустую питомзу, которую опустили на крючке, Телеев снял и оставил у себя.

КАКОЕ ЗВОНКОЕ СЛОВО: ПИ-ТОМ-ЗА!

РИСУНОК

Трепанги лежали на палубе молча. Они шевелились чуть-чуть, почти незаметно.

Шапулин и Веня выпотрошили их, промыли, уложили в бочку. Поверх налили воды.

На палубе стояло три бочки.

Это наша норма, наш план. Ради этих бочек мы и пришли к острову.

Я сунул в бочку руку и вытащил оттуда трепанга. На ощупь он был совсем как резиновая игрушка. Упругие шишечки на его спине торчали во все стороны.

Достал альбом и нарисовал его.

Первый рисунок для книги готов.

ОНИ ОЧЕНЬ РАЗНЫЕ

Домой мы возвращались вечером. Я сидел вместе с Шапулиным на люке. В ногах у нас стояли бочки с трепангами.

- Какие они все разные, - сказал я, - коричневые, жёлтые, пёстрые.

Шапулин кивнул.

- Разные, - сказал он. - Другой раз посмотришь на дне, каких только нет. Вон один с края лежит - совсем чёрный. А говорят, даже белые есть. Мне не попадались.

- Белые как снег?

- Не знаю.

Сегодня Шапулин опускался последним. На нём уже был грубый свитер, штаны, связанные заодно с носками. Он сидел как большая шерстяная кукла. В горле свитер был растянут, и шея из него торчала.

- Я школу после восьмого класса бросил, в техникуме учился, рассказывал Шапулин. - В сельскохозяйственном. На механизатора. Моторы хорошо знаю. Неделя осталась до экзаменов - уехал. Сюда завербовался.

- Что же так?

- Не знаю, понесло... Здесь мотористом сначала был. Не понравилось: стучит сильно. И всё время внизу, без воздуха.

- А как же ваш Дед?

- Так он настоящий моторист, а я - так.

На палубу вышел Жаботинский. Он потянулся, сделал упражнение - шпагат и полез на рубку набрать из бочки пресной воды.

Из открытого люка кубрика повалил голубой ядовитый дымок. Загремели жестяные кружки. Жаботинский готовил чай.

- Говорят, все животные бывают чёрные и белые, - сказал Шапулин, даже слоны... Я учиться зимой хочу. Школу, дурак, бросил. Как думаете, теперь смогу?

- Теперь тяжело будет. Не знаю.

- Зимой мы на берегу болтаемся. Я буду стараться.

БАМБУК

Рядом с бочками лежал кусок бамбукового ствола. Настоящее бревно, только пустое и внутри с перегородками.

ЗАЧЕМ ОНО?

Когда про человека хотят сказать плохое, про него говорят: "Бамбук!"

Придя домой, мы стали сдавать трепангов.

- Жаботинский - бамбук! - крикнул Телеев.

Ага!

Но Веня не обиделся, а поднял бамбуковый ствол. У каждой бочки была сверху верёвочная петля. Жаботинский продел бамбук в такую петлю и положил конец ствола на плечо. За второй конец взялись Дед и Шапулин.

Они подняли стокилограммовую бочку. Один конец держали двое здоровых парней, второй - маленький квадратный Жаботинский. Осторожно ступая, они понесли бочку с катера в разделочный цех.

Я вспомнил: Жаботинский - знаменитый силач. Значит, Веня - по праву его однофамилец.

И ещё я понял, зачем на катере бамбук. Тут никакое другое дерево не выдержит.

ГАЛОШИ

Дождь лил третий день подряд.

Я сидел в комнате, как в плену.

Дорога превратилась в реку из жёлтой грязи. Лужайки за домом стали чёрными.

Я понял: мне нужны сапоги. Резиновые, высокие, как у всех на острове.

Я надел свои раскисшие полуботинки, отправился в магазин.

Магазин стоял на горе. Я лез к нему наверх по щиколотку в грязи, скользил, цепляясь руками за кусты. Жёлтые ручьи текли мне навстречу.

Я ввалился в магазин и прохрипел: