Владимир Леонов - Место счастья – Детство. Книга для детей и взрослых Страница 11

Бабушка Люба встала на ноги, как – то неловко стала теребить складки платья.

– Вот теперь ты будешь считать меня трусихой, – начала оправдываться она, – если не больше – едва ли не выжившей из ума старухой, которая не может отличить медведя от простой собаки.

– Что вы, бабушка, да я и сам бы перепутал в такой мгле собаку с медведем, – такой ответ привел старушку в полное самочувствие.

– Позови свою собаку, я хочу с ней познакомиться, – сказала она. – Вполне возможно, что мы подружимся.

Я выскочил на улицу и тут же вернулся с Дымком. Пес радостно подбежал к бабушке Любе, подставил ей свой плешивый бок, старушка так радостно прыснула от легкой забавы пса и начала гладить его.

– Ого, какая прекрасная собака, ну просто чудо! – молвила трогательным голосом старушка.

– Да. У нее необычные способности.

– Совершенно удивительный талант. И как в такую собаку не влюбиться, – сказала старушка и улыбнулась Дымку.

Дымок довольно вильнул хвостом и принялся обнюхивать старушечьи ноги в стареньких галошах, а потом растянулся у ее ног.

– А вы хотите быть нашим другом? – спросил я бабушку Любу.

– Конечно. Непременно!

– Тогда давайте дружить все вместе: вы, я и Дымок. Идет?

Бабушка Люба всплеснула руками, улыбка ее стала еще шире.

– Это так приятно для меня. Просто восхитительно. Приходите хоть каждый вечер ко мне, я всегда буду рада вас видеть.

Я улыбнулся в ответ. Это так замечательно, что у меня появился друг, первый друг в нашем поселке. Дымок приветливо помахал хвостом, ему тоже было хорошо, что и у него появился друг.

Глава 12. Зеркало

Время шло. Дымок окончательно обжился у нас. Исправно тянул собачью лямку: быть помощником хозяину, расторопно управляться по хозяйству.

Когда приходило время кормить кур, гусей, уток и индюков, Дымок уже был начеку. Он подбегал ко мне, тыкался своим круглым носом мне в ногу и бежал к ведерку, которое стояло всегда в углу кухни. Брал ведерко в зубы и, добродушно улыбаясь, весело повиливая коротким хвостом, направлялся к выходу. Мы заходили с ним в маленький амбар, который папа пристроил к дому, я насыпал в ведерко корм, и Дымок выбегал на улицу. Там его уже ждала голодная орава живности, но вела она себя спокойно, терпеливо ожидая, когда Дымок раскатает зерно по земле и отбежит. И лишь тогда птичья ватага приступала к еде. Дымок наблюдал со стороны, готовый в любой момент вмешаться и пресечь нарушение порядка.

Плешина на теле Дымка постепенно зарастала, шерсть стала сиять. Ребра исчезли, бока надулись, залоснились. Хвост незаметно покрылся тонким пушком, отчего светился, когда пес размахивал им. Лапы уплотнились, так крепенько смотрелись. Короче, собаку было не узнать – ну просто откормленный плотненький такой бычок. Ни дать, ни взять!

Дымок явно загордился своим новым внешним видом: попробуй – ка прими его теперь за бродячую собаку.

Как – то случайно у зеркала, что висело в моей комнате, оборвалась нить, державшая его на стене. Я поставил зеркало на пол, вечером придет папа и приделает к нему новую веревку. Хотел было выйти, но мое внимание привлекло поведение Дымка. До этого пес спокойно лежал на полу, а здесь вскочил, подбежал к зеркалу и уставился в него, не мигая. Он был ошарашен – откуда здесь еще одна собака? Словно негодовал: «Мой мальчик, ты предал меня? Завел себе нового друга? Это не по – мужски!»

Софья Коваленко, 9 лет

Весь вид пса говорил, что он просто так не уступит – не на того нарвались. Тело задрожало от напряжения, пасть грозно открылась, и Дымок зарычал, показывая неведомому врагу крепкие зубы. Хвост воинственно поднялся и застыл, как грозное оружие.

Дымок отскочил от зеркала, по – прежнему извергая грозный клич бойца, присел на лапы, вытянул шею. Я понял, что сейчас он ринется на зеркало, на это чудовище вражье, которое незванно – нежданно появилось в доме и хочет отнять у Дымка все его собачье благополучие: хозяина, сытную еду, теплый коврик, приятные прогулки по деревне. И снова он станет бездомной, неухоженной дворнягой! Нет и нет! Такого Дымок не мог допустить – или он уничтожит соперника, или умрет в честном бою!

Я успел перехватить Дымка еще до того, как он намеревался ринуться на зеркало. Крепко прижал к себе, я ощутил, как быстро и горячо бьется собачье сердце, как захлебывается он в пене ярости за друга, за меня. Он готов был вступить в любой бой, пусть даже неравный, где может погибнуть. Такая собачья преданность потрясла меня. Я задрожал, как дрожал и сам Дымок. Слезы выступили у меня на глаза, я гладил пса, шептал в уши ласковые слова, просил успокоится: нет никакой другой собаки, виной всему зеркало, в нем его отражение.

– Ты мой самый лучший друг! – горячо и возбужденно нашептывал я псу. – Я тебя никогда не предам, не поменяю на другую собаку. Прошу тебя, перестань злиться!

Постепенно мои слова и ласковый голос возвращали Дымка в прежнее состояние. Вот он прикрыл пасть, дышать стал ровно, хвост упал на пол, уши согнулись. Я поцеловал несколько раз его в щеки. Пес улыбнулся, начал слизывать с моего лица остатки слез. А потом затих, задремал у меня на руках, обессиленный внезапным чувством страха и агрессии. И я осторожно покачивался своим телом, убаюкивая Дымка, как младенца.

Когда Дымок пришел в себя, я убрал зеркало с пола на верхнюю полку. Решил не вешать на стене – слишком свежи были неприятные ощущения.

Папе, когда он вечером вернулся с работы, ни слова не сказал о происшествии. Дымок также не подавал вида, встретил папу весело, с улыбкой во всю пасть.

С той поры я убедился окончательно, что у меня появился настоящий друг, который защитит меня всегда.

А то злополучное зеркало так и осталось лежать на полке, я не повесил его на стену.

Глава 13. Дымок и дрова

Приучил я Дымка помогать мне при рубке дров… Разбросав корм птицам, пес подбегал к крыльцу, садился на задние лапы. Куцый хвост нетерпеливо бил по земле, уши попеременно опускались и взлетали вверх, как быстрые стрижи, пасть широко открыта, и розовый язык скользит по зубам. А черные озорные глаза неотрывно смотрели на меня. Точнее, на топорик в моей правой руке и говорили: «Мой мальчик, пора браться за дело настоящих мужчин, я готов». Вся фигура моей собаки выражала радостное возбуждение, еще бы – впереди работа для его зубов, лап и хвоста. И я подавал знак взмахом топорика, мол, пришла пора действовать.

Дымку только и нужна была эта команда. В лучах утреннего солнца он взлетал подобно мохнатому снаряду, оставляя за собой завесу пыли да испуганное кудахтанье кур. Приземлившись около калитки, взмахом короткой сильной лапы открывал ее и с радостным лаем выскакивал на улицу. Там около забора лежали приготовленные для рубки доски.

Дымок впивался крепкими зубами в одну из них, напряженно пятился назад, отчего хвост застывал неподвижно, как электрический столб около нашего дома; глухо ворчал, пока вытаскивал доску из связки, а затем тащил ее несколько метров до дубовой колоды, где я ловко орудовал своим топориком. Дымок разжимал зубы, клал доску к моим ногам, и здесь же, повизгивая от усердия, неистово размахивая хвостом, снова устремлялся за очередной своей добычей.

Я перевозил нарубленные дрова в дровяник на тележке с двумя колесами, которую папа сделал для этого случая. Дымок, держа поленья в зубах, подносил их к тележке, резким взмахом головы, радостно повизгивая, бросал в нее. Коротко лаял: «А каков я, мой мальчик! Тебе здорово повезло, что я есть у тебя. Но и ты для меня первая радость и первое счастье! Так мне хорошо с тобой!»

Я заливался наивным смехом от такой искренности и непосредственности. Мой верный мохнатый друг весело щурил глаза, облизывал теплым языком мои босые ноги. Мне было щекотно, но очень приятно.

Нагрузив тележку доверху, я вез дрова в сарайчик. Дымок неторопливо шагал рядом, покачиваясь на упругих лапах. Вся морда собаки сияла от гордости: вот он какой, верный и незаменимый помощник своему хозяину.

– Послушай, Дымок, – говорил ему по дороге я, – вот придут скоро холода, дождь там, всякий снег, мороз. А в нашем домике будет тепло.

Пес поднимал морду, взгляд спрашивал: «А что такое «тепло»? Объясни доходчиво, на понятном мне языке».

– Это, мой друг, – весело отвечал я, – как тебе сейчас под твоей шубой, шерстью. Тебе же хорошо!

Дымок кивал головой, капельки пота от усердного труда и солнца падали с мохнатой морды. Он стряхивал их движением головы из стороны в сторону.

– Так вот, – продолжал я, – будем вечерами вместе топить печь. Только вечерами, потому что утром будет топить папа. А когда была жива мама, это делала она. Знаешь, Дымок, так здорово! Огонь гудит в печке, трещат дрова, искры вылетают, когда открываешь дверцу. Раньше мама ставила чугунок с молоком, такой сладостью тянуло от вскипающего молока, что голова начинала слегка кружиться.