Сергей Баруздин - Повторение пройденного Страница 16

- Смотри, мальчонка, - удивился мой сосед. - Вот номер. Голышом, да в шапке!

Тем временем мальчонка деловито посмотрел по сторонам, повернулся задом к ступенькам и начал спускаться с крыльца. Встав на землю, он опять развернулся и быстро засеменил к калитке.

- Сейчас ему мамка задаст. Ведь простудится, клоп! Надо ж! - Мой сосед даже причмокнул от досады.

Но ни мамки, ни кого другого из дома не появилось. Мальчонка благополучно миновал калитку, вышел на дорогу и тут вовсю заревел. Теперь он стоял в свете луны, и мы не могли ошибиться: года три ему было, не больше.

- Что же делать? Ведь убьют! Убьют! - заволновался мой сосед.

В других окопах тоже заметили мальчугана. Тоже охали и вздыхали: "Беги ты, чудачок!.. Обратно давай, обратно! В избу!.. Простынешь!"

Грянул ружейный выстрел. За ним автоматная очередь, Мальчонка, словно его подстегнули, рванул в нашу сторону. Он бежал по дороге и еще громче кричал.

- Смотри! Смотри! - зашептал, толкая меня в плечо, сосед.

Со стороны кладбища кто-то выскочил из окопа и, пригибаясь к земле, бросился вниз. Я заметил телогрейку и черную шапку на его голове. Значит, это был кто-то из наших. Он катился вниз по глинистому скату, сапоги его хлюпали и чавкали, за спиной от кладбища раздавались крики: "Стой!"

Но он бежал в сторону дороги. Бежал под углом. Так, видимо, было легче.

И вдруг он грохнулся. Грохнулся вместе со страшным ударом впереди, когда до дороги оставалось не больше одного рывка.

- Убили! Неужто убили? - Теперь уже я толкал своего соседа.

А на дороге, где только что бежал мальчуган, дымилась небольшая воронка. И больше - никого.

У меня начался приступ кашля. Почему кашель? Я не мог остановить его, он душил меня до рвоты.

- Да подожди ты! - зло вырвалось у соседа. - Он жив, гляди, ползет...

Боец, бросившийся вниз спасать мальчонку, и в самом деле полз. Потом он встал и быстрыми перебежками понесся обратно, наверх, к окопам. Я заметил в его руках пистолет, увидел голову его без шапки, - неужели это отец? Мелькнула знакомая фигура. Ну конечно, отец!

- Это он, он! - закричал я соседу, но тут и мой голос, и что-то сказанное соседом заглушил нарастающий рев моторов.

- Танки! Гранаты к бою! - одновременно раздалась по окопам команда.

Я уже не видел отца, скрывшегося в стороне кладбища. Перед нами по деревенской улице ползли тупорылые громады.

Вспышка! Удар! Вой! И опять удар - уже позади! Головной танк стрелял по нашим позициям. А за ним ползли еще, и еще, и еще, и шум их моторов все нарастал. Снова выстрел, удар - слева. Снова - еще ближе слева. Значит, и мальчонка убит выстрелом ревущего головного танка, который движется сейчас прямо на нас, и если ему вздумается, он не свернет по дороге к пруду, а, задрав свою морду, пойдет на наши окопы.

- Ты что, ошалел? Гранаты!

Меня передернуло от крика соседа.

Танки, круто разворачиваясь, ползли теперь по дороге. Мимо нас! Мимо! Вот головной, с закопченным черным крестом на боку, прошел над тем местом, где всего лишь несколько минут была воронка, за ним второй, третий. Четвертого уже не было, а был бронетранспортер и вслед за ним грохочущий отряд мотоциклистов.

- Гранаты! Давай гранаты! Кому говорят! - кричал сосед, бросая гранаты прямо в сторону дороги.

Я схватил "лимонку", дернул кольцо и метнул ее туда, где шли танки.

- Что ты делаешь! В пехоту давай! В пехоту! У тебя же пехотные! опять заорал сосед, когда я развернулся, чтобы бросить вторую "лимонку".

И верно! Как я не сообразил, что "лимонкой" не поразишь танка. Другое дело сосед - у него противотанковые.

Я бросил вторую и третью гранаты. И в ту же минуту справа от нас ударили орудия. Звонко, весело, лихо!

- Что я говорил! Наши сорокапятки! Работают батарейцы! - Мой сосед чуть не запрыгал от радости.

Мотоциклисты рассыпались по дороге. Их задерживали впереди идущие танки и бронетранспортер. Впрочем, уже не идущие. Головной танк сполз на обочину и, ревя, завывая, будто в истерике, крутился на одной гусенице. Два других еле заметно дергались, стараясь обойти первую машину.

На дороге творилось непонятное. Грохотали выстрелы. Надрывно, со скрипом и скрежетом гремел от ударов снарядов металл. Трещали мотоциклы и очереди автоматов. Столб дыма с огнем взметнулся над бронетранспортером. Немцы орали, отдавая команды, орали, когда рядом рвались гранаты.

- Ниже голову! Ниже! Видишь, по нас садят!

Я слышал эти слова соседа и нагибал голову, но в грохоте и суматохе боя толком не понимал, откуда и кто стреляет по нас.

Тут меня окликнули, как мне показалось, справа. Я обернулся, инстинктивно обернулся не вправо, а назад, и вновь услышал:

- Давай сюда! Только ползком, осторожнее!

- Кого? Меня? - переспросил я.

- Да, тебя, тебя! Давай! Осторожнее!

Я схватил винтовку, выскочил из нашего окопчика и обернулся назад к соседу:

- Зовут вроде...

- Ложись, балда! Вот человек! - что было силы закричал красноармеец, и я плюхнулся прямо в какую-то лужу. В ту же минуту рядом свистнули пули. Неужели это в меня?

Я пополз по мокрой земле и возле заднего окопа вспахал ее стволом винтовки. И верно балда! Что бы сразу сообразить! А то вытянулся как памятник!

Перевалившись через бруствер окопа, откуда меня звали, я скатился к ногам того самого старого плановика, с которым утром шел по Ленинградскому шоссе. Он помог мне подняться на корточки и сказал с мягким сожалением:

- Нельзя же так. Рисковать так нельзя. Давай вместе, только осторожно.

Мы поползли еще дальше назад и потом в сторону, к кладбищу.

Кладбище было на самом бугре, и там тоже находились наши. Сейчас я видел их ясно. Несколько бойцов стояли во весь рост на тропинке, прикрытой с двух сторон, словно специально от немцев, естественными холмами с могилами и кустарником.

- Кто звал меня? - спросил я на ходу, пока мы еще не добрались до кладбища.

Старый плановик промолчал. Видно, не расслышал...

Отец лежал на мокрой тропинке, без шапки, в расстегнутой телогрейке, откинув правую руку. Почему руку, когда кровь заливала его живот, - я ничего не понимал в эту минуту.

- Ты? Вот... - сказал он, глядя на меня неестественно большими глазами, и повторил: - Вот... И тебе крещение. А мальчишку жалко... Не удалось... Вот какая штука. Страшно... Только головка... В шапке... Без тела... и рот раскрыт. Прямое попадание... Ты что?.. Не волнуйся! Я буду жить. Буду! Только пить мне не давайте. Нельзя!.. - и застонал, сжимая губы.

Рядом со мной стоял командир батальона.

- Что делать? А? - Я схватил его за рукав.

- Ничего, дружок, все будет хорошо. Сейчас принесут носилки и узнаем насчет медсанбата. Если далеко, возьмем у артиллеристов машину. Ты поедешь с отцом.

- А как же там? - Я показал в сторону боя.

- Что значит - там! - вспылил комбат. - Сказал, с отцом поедешь! Понятно, с отцом! И точка.

- Да я не про то...

- А я про что! - резко сказал комбат. И потом уже мягче: - Немцев отбили. До утра, по крайней мере. Обидно, - вдруг добавил он. - Когда туда бежал, ничего, а тут накрыло...

Мы долго плутали в санитарной машине по окрестным дорогам, но медсанбата так и не нашли. Повязка, сделанная отцу у кладбища, окончательно промокла, и мне было больно смотреть на него. Отец дышал тяжело, с хрипом и свистом, и от этого становилось совсем не по себе.

- Ты не думай... Я правду тебе говорю... - бормотал он. - Понимаешь, сущую правду... Я буду жить... Буду... А ты мать береги!.. Очень прошу... Ведь я, ты знаешь, виноват перед ней... А ты... Ты молодец... Мальчишку жалко... Мерзавцы... Изверги... По мальчишке из танка... Какая штука...

- Надо что-то делать! Так же нельзя! - Я подбежал к кабине шофера, когда машина забуксовала на развилке проселочных дорог. - Надо врача найти!

Шофер вылез из кабины, глянул в кузов на отца:

- Может, в Москву махнем? Верней будет...

Вскоре мы выбрались на Ленинградское шоссе. Теперь - скорей, скорей! Только бы скорей добраться до города!

Отца похоронили лишь на пятые сутки. Мог ли я думать, что похоронить человека так трудно? Вдвоем с сослуживцем отца, которого я чудом встретил на улице, мы четыре дня ездили по кладбищам. Четыре дня нас водили за нос и надували, прежде чем мы поняли: ни здравый смысл, ни деньги не спасут положения. Три буханки хлеба, две поллитровки, месячная продовольственная карточка - и все было завершено.

Мы похоронили отца на Немецком кладбище. На Немецком, среди сотен похороненных там людей с немецкими фамилиями, лежал теперь человек с фамилией русской, погибший от осколка немецкой мины. Правда, у этого кладбища есть и другое, не немецкое название: Введенские горы...

Прошло несколько дней. Я окончательно понял: все надежды мои на возвращение в армию рухнули. Наших я не нашел, хотя искал двое суток. В военкомате меня и слушать не хотели. На сборном пункте, откуда уходил наш особый батальон, сказали малоутешительное: батальон здорово потрепан, а оставшиеся бойцы влились в действующую армию. Если бы я не забыл свою винтовку там... Да, тогда все было бы иначе.