Льюис Кэрролл - Приключения Алисы в Стране Чудес Страница 17

— Ну, должен так должен, — меланхолично вздохнул Король, и, скрестив руки на груди и сведя глаза к самой переносице (так, что зрачки едва не пропали из виду), спросил низким голосом:

— Из чего делаются торты?

— Из перца, главным образом, — ответила кухарка.

— Из патоки, — раздался сонный голос позади нее.

— Схватите за шиворот эту Соню! — завизжала Королева. — Отрубите голову этой Соне! Вышвырните эту Соню из зала! Подавите ее! Ущипните ее! Оборвите ей усы!

В течение нескольких минут в зале царила полная неразбериха, пока все пытались выдворить Соню, а к тому времени, как суматоха улеглась, кухарка исчезла.

— Неважно! — сказал Король с большим облегчением. — Вызывайте следующего свидетеля, — и он негромко добавил, обращаясь к Королеве: — Право же, дорогая, следующий перекрестный допрос должна проводить ты. У меня от этого голова болит!

Алиса наблюдала за Белым Кроликом, который мял в руках список; ей было очень интересно, что из себя будет представлять следующий свидетель — «пока что они собрали не больно-то много доказательств», сказала она себе. Вообразите ее удивление, когда Белый Кролик прочитал следующее имя:

— Алиса!

Глава XII. Показания Алисы

— Здесь! — крикнула Алиса, совершенно забыв от волнения, как она выросла за последние несколько минут, и вскочила столь поспешно, что опрокинула краем юбки скамью присяжных, так что те посыпались на головы толпы внизу и так и остались лежать вокруг, весьма напоминая золотых рыбок из аквариума, который она нечаянно опрокинула неделю назад.

— Ой, простите, пожалуйста! — воскликнула она в ужасном смущении и принялась торопливо подбирать их, поскольку в голове у нее все стоял тот случай с рыбками, и ей смутно чудилось, что присяжных надо собрать и посадить обратно на скамью как можно быстрее, или они умрут.

— Процесс не может продолжаться, — веско изрек Король, — пока все присяжные не будут на надлежащих местах — все, — повторил он, подчеркивая последнее слово и сурово глядя на Алису.

Алиса взглянула на скамью и увидела, что в спешке сунула Ящерицу Билла вверх ногами, так что бедняга лишь меланхолично помахивал хвостом, не имея возможности двигаться. Она быстро вытащила его и посадила правильно; «впрочем, это не так уж важно, — сказала она себе, — пожалуй, что так, что этак — пользы для суда от него одинаково».

Как только присяжные более-менее оправились от потрясения, вызванного падением, а их доски и карандаши были найдены и вручены им, они тут же приступили к работе, с великим усердием записывая историю происшествия — все, кроме Ящерицы Билла, который, как видно, все никак не мог прийти в себя и лишь сидел с открытым ртом, уставясь в потолок.

— Что вам известно об этом деле? — обратился Король к Алисе.

— Ничего, — ответила Алиса.

— Вообще ничего? — упорствовал Король.

— Вообще ничего, — подтвердила Алиса.

— Это очень важно, — сказал Король, поворачиваясь к присяжным. Они уже начали записывать это на своих досках, когда Белый Кролик перебил его.

— Ваше величество, конечно, имели в виду не важно, — сказал он очень почтительным тоном, но при этом смотрел на Короля сердито и корчил ему страшные рожи.

— Конечно, я имел в виду неважно, — поспешно сказал Король и принялся бормотать вполголоса «важно — неважно — важно — неважно…», словно пытался определить, какое из слов звучит лучше.

Одни присяжные записали «важно», другие — «неважно». Алиса видела это, поскольку стояла достаточно близко, чтобы смотреть на их доски; «однако это не имеет никакого значения», — подумала она про себя.

В этот момент Король, который перед этим что-то торопливо писал в записной книжке, воскликнул: «Тишина!» и прочел по книжке:

— Правило Сорок Два. Всякий, чей рост превышает милю, должен покинуть зал суда.

Все посмотрели на Алису.

— Во мне нет мили, — сказала Алиса.

— Есть, — сказал Король.

— Почти две мили, — добавила Королева.

— Ладно, в любом случае я не уйду, — сказала Алиса, — к тому же это не настоящее правило, вы его только что выдумали.

— Это самое старое правило в книге, — сказал Король.

— Тогда бы оно было Номер Один, — сказала Алиса.

Король побледнел и поспешно захлопнул книжку.

— Выносите вердикт, — обратился он к присяжным тихим дрожащим голосом.

— Есть еще одно доказательство, с позволения вашего величества, — сказал Белый Кролик, торопливо вскакивая с места, — только что найдена эта бумага.

— Что в ней? — спросила Королева.

— Я еще не открывал ее, — ответил Белый Кролик, — но, кажется, это письмо, написанное подсудимым… ээ… кому-то.

— Так и должно быть, — заметил Король, — писать никому, знаете ли, слишком уж необычно.

— Кому оно адресовано? — спросил один из присяжных.

— На нем вовсе нет адреса, — ответил Белый Кролик, — тут вообще ничего не написано снаружи, — он развернул бумагу, пока говорил, и добавил, — на самом деле, это вообще не письмо; это стихи.

— Написаны почерком подсудимого? — спросил другой присяжный.

— Нет, — ответил Белый Кролик, — и это-то как раз самое подозрительное. (Присяжные растерялись.)

— Очевидно, он подделал чужой почерк, — сказал Король. (Присяжные вновь просветлели.)

— С позволения вашего величества, — сказал Валет, — я не писал этого, и они не могут доказать обратного: в конце не подписано имя.

— Если вы не подписались, — сказал Король, — это лишь ухудшает ваше положение. У вас должен был быть злой умысел, иначе вы бы поставили подпись, как честный человек.

Раздались общие аплодисменты: это была первая по-настоящему умная вещь, сказанная Королем в этот день.

— Это доказывает его вину, — сказала Королева.

— Это не доказывает ничего подобного, — сказала Алиса. — Вы ведь даже не знаете, о чем эти стихи!

— Прочтите их, — сказал Король.

Белый Кролик надел очки.

— Откуда мне следует начать, ваше величество? — спросил он.

— Начните сначала, — серьезно сказал Король, — и читайте, пока не дойдете до конца; тогда остановитесь.

Вот стихи, которые прочитал Белый Кролик:

Они твердят: бывая с ним,Меня назвали вы.«Он мил, — она сказала им, —Но не пловец, увы.»Он им сказал, хоть я не знал(А правда им видна):Что было б с вами, коль скандалРаздула бы она?Я ей — один, они им — два,А вы нам — три иль пять;Моими бывшие сперва,Вернулись к вам опять.И будь я в дело вовлечен,Иль хоть она — тогдаИх отпустить велел бы онСвободно, как всегда.Лишь тот припадок с ней виной(Как замечал я всем),Что больше вам не быть стенойМеж нами, им и тем.Что ей так нравятся они,Пускай не знает свет.Ему — ни слова! СохраниМеж нами наш секрет.

— Это самое важное свидетельство из всех, что мы слышали доселе, — сказал Король, потирая руки, — так что пусть присяжные…

— Если кто-нибудь из них сможет объяснить эти стихи, — сказала Алиса (она так выросла за последние минуты, что ничуточки не боялась перебивать его), — я дам ему шестипенсовик. Я не верю, что здесь есть хоть капля смысла.

Присяжные дружно записали на своих досках «Она не верит, что здесь есть хоть капля смысла», но никто из них не попытался объяснить стихи.

— Если здесь нет смысла, — сказал Король, — это избавляет нас от проблем, поскольку, сами понимаете, нам не придется искать таковой. И я еще не знаю… — продолжал он, разворачиваю бумагу со стихами у себя на колене и глядя на них одним глазом, — мне кажется, кое-какой смысл тут есть, в конце концов: «Но не пловец, увы» — вы не пловец, не так ли? — добавил он, поворачиваясь к Валету.

Валет печально покачал головой.

— Разве я похожу на пловца? — сказал он. (Он, несомненно, не походил, будучи целиком сделан из картона.)

— Очень хорошо, пойдем дальше, — сказал Король и принялся бормотать стихи про себя. — «А правда им видна» — это, конечно, про присяжных… «Я ей — один, они им — два» — ага, вот что он сделал с тортами, понимаете ли…

— Но там дальше «Вернулись к вам опять», — заметила Алиса.

— Ну так вот же они! — торжествующе воскликнул Король, указывая на торты на столе. — Ничто не может быть яснее, чем это. Затем опять — «Лишь тот припадок с ней виной» — дорогая, я думаю, у тебя никогда не бывает припадков? — обратился он к Королеве.

— Никогда! — яростно закричала Королева, швыряя чернильницу в Ящерицу Билла. (Несчастный маленький Билл к этому времени уже перестал писать на доске пальцем, обнаружив, что он не оставляет следа; но теперь он снова принялся торопливо писать, пользуясь — пока их хватало — чернилами, стекавшими по его лицу.)