Сергей Михалков - Похождения рубля Страница 2

Я ОСТАЮСЬ ДОМА

В магазине сувениров было людно и шумно. Покупатели рассматривали, выбирали и покупали: янтарные бусы и запонки, деревянные и лакированные ковши и ложки, куклы-матрёшки и костяные оленьи упряжки, чёрные чайные подносы, расписанные яркими цветами, тяжёлые кувшины и кружки из керамики...

"Кому достанусь я теперь? - гадал я, лёжа в одном из отделений кассы. Неужели мне опять суждено попасть в общество каких-нибудь "знатных иностранцев"? Кажется, их здесь полно..."

Новый кассовый аппарат приятно позванивал.

Кто-то протянул кассирше пять рублей, и она вместе с чеком выдала меня покупателю. Тот небрежно опустил меня в карман плаща, получил покупку, вышел из магазина, сел в такси и поехал прямо в аэропорт.

Из разговора пассажира с шофёром я узнал, что пассажир - известный советский футболист и что он через два часа вылетает за границу для участия в матче на первенство Европы.

"Сейчас мы расстанемся - меня отдадут за проезд!" - решил я, когда водитель остановил машину. Но не тут-то было!

- Сколько с меня? - спросил футболист.

- Ничего не надо! - неожиданно ответил шофёр. - Я так загадал, чтобы вы домой с кубком вернулись. Счастливого вам полёта! Ни пуха ни пера!..

"Что теперь со мной будет?" - не на шутку разволновался я.

Сквозь лёгкую ткань плаща до меня доносился волнующий шум - рёв моторов с лётного поля, жужжание автокаров, объявления по радио, прощальные возгласы отлетающих и провожающих.

"Что со мной будет? Вот сейчас объявят посадку, мой футболист поднимется по трапу в кабину самолёта, найдёт своё кресло, снимет плащ, свернёт его и положит на полку или повесит на вешалку. И никто не догадается, что в правом кармане этого плаща летит в Европу бумажный советский Рубль!"

Но я никуда не улетел. Я остался дома. В газетном киоске. Вместо меня за границу полетел свежий номер журнала "Здоровье". Ну, и на здоровье! Вы думаете, я был огорчён? Ничуть! Что бы я делал за границей? Лежал бы в кармане плаща?

МЕНЯ БЕРУТ В ДОЛГ

Люди не имели от меня никаких секретов. Они просто забывали о моём присутствии. Так, например, случилось, когда я лежал в кармане у одного генерала. Он беседовал с офицерами Генерального штаба. О чём они говорили? Это - военная тайна. А я не болтун...

Часто я становился невольным свидетелем людских радостей и печалей, деловых разговоров, горячих споров и семейных ссор. Иногда мне хотелось чему-то помешать, а иногда, наоборот, помочь. И не скрою, мне это порой удавалось.

- Слушай, Павлик! Одолжи мне, пожалуйста, рубль! До завтра! - попросил как-то один мальчик своего школьного товарища.

- А зачем тебе рубль? - спросил товарищ.

- Мы, понимаешь, нечаянно разбили мячом стекло в одной квартире, и теперь, оказывается, его нужно вставить. Одолжи рубль! Выручи!

- Рад бы, да не могу. Нет у меня рубля! - соврал Павлик.

У меня просто дух захватило от такой неправды. У Павлика был сильный насморк, и, когда он полез в карман за носовым платком, я нарочно зацепился за платок и выпал на пол, прямо к ногам мальчика, попросившего меня в долг.

- Эх ты, жадина! - сказал мальчик, который попросил меня в долг.

Павлик молчал.

- Хочешь, я засуну себе за шиворот живую лягушку? - неожиданно спросил мальчик, попавший мячом в чужое окно.

- Зачем? - удивился жадина.

- А ты мне тогда за это дашь рубль!

- Хочу! Давай засовывай! - согласился жадина. Мне стало противно. И всё-таки я попал к стекольщику, а от него - в книжный киоск, где на меня купили детскую книжку.

Я ПОПАДАЮ НА РЫНОК

В одно из летних воскресений я впервые попал на колхозный рынок. Должен признаться, мне выдался трудный денёк!

Всё началось с того, что моя хозяйка купила кучку белых грибов. Не успел я опомниться, как меня уже отдали за баночку мёда.

В глубоком кармане фартука, куда меня опустили, жужжала большая страшная оса. Выбираясь на волю, она ползала по мне, цепляясь за меня своими липкими лапками, и даже пыталась ужалить. На моё счастье, пчеловод разменял десять рублей гражданину в форме железнодорожника, и тот недолго думая отнёс меня в овощной ряд, где выбрал себе арбуз.

Из овощного ряда я переместился в молочный - к творогу и сметане, а потом - в мясной, где на железных крюках висели куски парной говядины, телятины и розовые окорока. От меня ещё пахло душистым липовым мёдом, и потому на этот раз ко мне сразу же привязалась противная жирная муха. Она щекотала меня своим хоботком, и я с нетерпением ждал следующих рук...

Мне нравилось, когда меня тратили. Однако в толчее и сутолоке рынка мне, бумажному Рублю, было нелегко. Меня клали прямо на грязные, сырые прилавки, совали в руки продавцам, комкали, мяли... Переходя из рук в руки, я впитывал в себя по пути свежие запахи огородов, полей, садов и лесов - запахи цветов, овощей, ягод, грибов, мёда и прочих даров природы, но всё же, честно говоря, мне хотелось поскорее выбраться отсюда...

Под вечер, в душном кошельке, туго набитом мелочью, меня вынесли наконец за ворота рынка и положили на хранение в сберкассу.

РОКОВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ

Я пытаюсь восстановить в памяти события прошедшего дня.

Как же это случилось?..

Утром меня оставили в молочном магазине. Затем я попал в руки девушки, которая зашла на почту, чтобы телеграммой поздравить с днём рождения своего брата. Ей дали тридцать пять копеек сдачи, а я остался на почте...

Что было дальше?.. Я попал к старичку пенсионеру. Он покупал конверты и почтовые марки... Ну, а потом?.. Я никак не могу вспомнить, что было потом... И вдруг я вижу себя на блюдце. Серебряные и медные монеты лежат здесь вперемешку с бумажными деньгами. У многих из них жалкий и неопрятный вид. От старого, скомканного рубля, который прикасается ко мне своим рваным боком, почему-то пахнет копчёной рыбой. Я - на прилавке пивного ларька. Меня пропили... Я твердо решаю ни с кем не знакомиться.

Успокаивая себя тем, что не каждый человек, который пьёт пиво, должен обязательно быть пьяницей, я жду... Наконец чьи-то грубые пальцы берут меня с блюдца и засовывают в карман. Он пуст, и в нём большая дыра. Сквозь неё видна нога человека, обутая в давно не чищенный ботинок. Боясь провалиться в дыру, я стараюсь прижаться в уголок и зацепиться там за грубый шов. От большого напряжения меня покидают силы и пробирает нервная дрожь...

И вот я лежу под дождём на холодной сырой земле, вдавленный в грязь колесом велосипедиста. Худшее, что могло со мной случиться, случилось: меня потеряли!..

Мысли возвращают меня к первым дням моей жизни, а затем и вся жизнь проходит передо мной. Я никогда не расставался с людьми, но и не задерживался у них. Я находился в обращении...

Правда, как-то раз неожиданно попал к одной маленькой девочке, но у неё пробыл не больше недели. Девочка высыпала однажды всё содержимое копилки на прилавок и купила замечательную куклу. Стоило её наклонить, как она говорила "мама" и закрывала при этом свои неестественно чёрные глаза с неестественно большими голубыми ресницами.

Куда и на что меня только не тратили! На меня покупали хлеб и лекарства, мороженое и картошку, ученические тетради и лотерейные билеты, детские книжки и пуговицы, резиновый клей и яблоки, шнурки для ботинок и зубную пасту, пастилу и стиральный порошок, юбилейные значки и рыболовные крючки, цветные ленты, календари и ещё сотни разных мелочей.

Правда, не без меня были куплены и такие вещи, как пылесос, фотоаппарат, часы, телевизор, пишущая машинка и велосипед.

Признаться, меня больше устраивало, когда при моей помощи приобретали что-нибудь не дороже моей личной стоимости. Тогда я чувствовал себя хозяином положения! Когда же меня докладывали к другим деньгам, чтобы оплатить покупку, мне начинало казаться, что сам я не имею большого значения.

Впрочем, я понимал, что, не будь меня в нужный момент под рукой, никто не смог бы приобрести ни одной дорогой вещи.

- Здесь не хватает одного рубля! - сказала однажды кассирша, обращаясь к молодому человеку.

Тот нервно обшарил карманы и, только обнаружив меня, заложенного между страницами записной книжки, облегчённо вздохнул. Кассирша протянула чек, и молодой человек уехал из магазина на собственном велосипеде.

А если бы он меня не нашёл?..

Я был в потоке жизни, я находился в обращении!..

Меня брали в уплату за проход и проезд, за газ и бензин, за бритьё и стрижку, за стирку белья и ремонт очков, за траурные венки и свадебные наряды.

Меня переводили по почте и телеграфу, меняли на мелочь в киосках, клали на хранение в сберкассы, брали в долг и давали взаймы. Где я только не перебывал за мою недолгую жизнь!

Я летал и плавал. Меня возили в поездах и на машинах.

Я назывался то зарплатой, то доплатой, то гонораром, то стипендией, то штрафом, то пенсией, то налогом, то выигрышем, то взносом, то премией...

Однако мне не всегда везло на людей.

Вскоре после моего рождения я узнал, что люди относятся ко мне по-разному. Одни старались меня не менять, не комкать, не перегибать пополам; они тратили меня с толком, были бережливы. Другие, наоборот, относились ко мне без должного уважения. "Подумаешь, рублёвка!" - пренебрежительно говорили они и тратили меня как попало.