Станислав Фурин - Пионерский характер Страница 20

— Ну, тогда… — обрадовалась Валя.

— В том-то и дело, что не «тогда». Он собственноручное признание написал, Лёшка твой.

— Значит, всё, да?

— Опять торопишься!.. Думаешь, получили признание и с плеч долой? Нет, Валя. Так в милиции не делают. Мы должны задержать и изобличить преступника, понимаешь ты — преступника! Но кто он? Кто Лёшку втянул в это?

Незаметно они подошли к отделению милиции. Быков остановился:

— Ну вот, видишь ты, как вышло… Будто меня проводила…

Он хотел ещё что-то сказать, но тут из дверей вышел человек с большой картонной коробкой в руках. Лицо его было Вале удивительно знакомо.

— Здравствуйте! Уже полчаса вас жду, товарищ Быков! Большое вам спасибо!

— Это работа наша, — спокойно сказал Быков, но было видно, что он доволен. — У меня, раз уж такое дело, к вам тоже просьба небольшая…

Валя всё думала, кто же этот человек, так странно ей знакомый? Между тем Быков вынул из кармана уже известный Вале блокнотик:

— Сынишка у меня заядлый болельщик…

— Автограф? — улыбнулся человек с коробкой. — С большим удовольствием! Да я вашему сыну клюшку подарю!

И тут Валя наконец вспомнила: да это же Алексей Малышев, лучший нападающий, звезда!

— У меня к вам ещё… — Хоккеист протянул блокнот с автографом. — Я там, в заявлении, не написал… У меня в машине ещё зажигалка пропала. Мне не совсем удобно… Я сам-то не курю. Просто из Канады в подарок товарищу привёз, а тут… Такая занятная зажигалочка: Будда, а на живот нажмёшь — из головы пламя…

Валя шла домой. Всё у неё как-то странно перепуталось: Будда, Быков, знаменитый хоккеист. Откуда всё-таки она его знает?.. И вдруг вспомнила: Лёшка-Лётчик! Это же у него на спортивной сумке в прозрачном кармашке вставлена фотография Малышева. Валя однажды спросила:

— Алёш, это кто?

— Не знаешь? — искренне удивился Лётчик. — Гордость советского спорта, король льда! Он когда на площадку выходит, я просто…

Тут он посмотрел на Валю. Видно, смутился:

— Только ты болтай поменьше, ясно?

Она не стала ждать лифта, единым духом вбежала на третий этаж. Сердце колотилось как сумасшедшее. Она надавила кнопку звонка раз, другой… Открыл ей сам Лётчик. Удивлённо отступил назад. Валя прошла в комнату.

— Ты чего? — спросил Лётчик растерянно.

— А ничего. Хочу тебе задать несколько вопросов, — насмешливо произнесла Валя и сама удивилась: «Ух ты, как я, оказывается, умею!» Однако сейчас надо было именно сбить Лёшку-Лётчика с толку.

— Ну рассказывай, рассказывай…

Лёшка понял: школа уже «в курсе дела», нахмурился…

— Молчишь? — Валя опять усмехнулась. — Понятно! Потому что рассказывать тебе нечего!

— Почемуй-то нечего? Желаешь, могу поделиться впечатлениями.

— Поделись… Долго выслеживал?

— Тебе какое дело?.. Месяц!

— А хозяина видел?

— Сто раз!

— Слушай, Лётчик, ты кто? Врун или предатель?

— А ну топай отсюда! — крикнул Лёшка.

Всё-таки девчонки иной раз подло себя ведут: знает же, что её ударить нельзя, и пользуется. Да ещё знает, что она тебе нравится. И тоже пользуется… Лёшка взял себя в руки. Больше он психовать не собирается. Неприятностей и без того хватает. Он подошёл к двери, распахнул её и тоном их классной руководительницы Нины Фёдоровны сказал:

— Ну что, Некрасова, тебе особое приглашение?

А, побледнела — значит, подействовало… Лётчик закусил губу…

— А знаешь, чья это машина на самом деле? — спокойно произнесла Валя. — Вон чья!

Она указала в сторону. Лёшка хотел ехидно объяснить ей, что пальцем показывать неприлично, однако невольно повернул голову. Со стены, с цветной фотографии, ему улыбался лучший в мире хоккеист Алексей Малышев.

Громко хлопнула дверь. Лёшка остался один. Прошёлся по комнате. Глаза Малышева пристально следили за ним…

Всё началось с сущей ерунды. Раз Лёшка подрался во дворе с Герасимовым Гарькой. А Герасимов — восьмиклассник, да ещё длинный. Причём обидно было, что прав был именно он, а не Лёшка. Но драка уже началась — разбираться некогда!.. Кулаки у Герасимова оказались жёсткие, он сразу расквасил Лёшке губу. А Лётчик ему только в грудь раза два успел ударить.

И вдруг… В первую секунду он ничего не понял. Гарька на снегу сидит, шапка отлетела. А над ним стоит дядя Лёша.

— Ты смотри, сосунок. Пальцем моего тёзку тронешь, я тебя с ходу на метр укорочу!

С ним лучше не связываться, с Бурым — дядей Лёшей. А когда ещё он выпивши… Во дворе говорили, что он в тюрьме сидел, освободился. А что сейчас делает, никто не знал. На самом деле фамилия у него Бураков. Но его почему-то Бурым прозвали.

С тех самых пор Лёшку-Лётчика во дворе вроде стали побаиваться. Даже кто сильнее и старше. Говорили друг другу:

— Не лезь ты к нему. Он с Бурым в ладах.

Самому Лёшке это было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что бояться никого не надо. А плохо, что дружить с ним как-то стали не очень… «Ну и пусть, — рассуждал Лёшка, — я и сам по себе не пропаду!»

Потом заболела Некрасова Валька. И к ней ходили девчонки и даже мальчишки. Лёшка не ходил: вдруг ещё что подумают… Но время шло, Некрасова в классе не появлялась. И про неё как бы стали забывать. А Лёшка вот не забыл. Не надо только думать, будто он влюбился. Просто она Лёшке нравилась. И не только за красоту. Ему нравилось, что Валя всегда на прямоту идёт. Было несколько таких случаев — на сборах и просто в классе, когда Валя именно так поступала, как он сам мог бы поступить. Только Лёшка молчал из гордости, а Некрасова поднималась и говорила.

Нина Фёдоровна один раз даже назвала её очень принципиальным человеком. И это было совершенно правильно!

Потом Лёшка вдруг узнал про её день рождения. Литераторша послала его за журналом — она всегда такая рассеянная… По пути в класс — пока он спускался по лестнице, шёл по пустому коридору — Лёшка, даже сам не зная зачем, открыл журнал. Но не где оценки выставляют; а последнюю страницу — там адреса, потом про родителей сказано. И ещё отмечены дни рождения. Лёшка сначала прочитал про себя — всё было правильно. Затем, примерно в середине списка, он нашёл: «Некрасова Валентина Николаевна». Адрес, родители… И вдруг — ёлки-палки! Да у неё же сегодня день рождения!

Он кое-как отсидел литературу. С остальных уроков убежал. Подумал: «Ничего, отбоярюсь… Лишь бы мамку застать». Но мать, как назло, ушла куда-то, хотя и работала сегодня во вторую смену. А у самого Лёшки денег было всего рубль, да и то железный… Эх, что же придумать такое?.. В класс идти? Там бы всем народом, конечно, живо набрали. Но не те у Лёшки были отношения с классом. Да и потом: у Некрасовой день рождения, а тебе, Лётчик, что за дело? Почему именно ты вспомнил?.. Они ехидничать тоже умеют!..

И ещё одно: Лёшка-Лётчик ни с кем не собирался делиться своим открытием. Он сам хотел Валю поздравить.

Но теперь всё сорвалось…

Глубоко засунув руки в карманы пальто, опустив голову, Лёшка-Лётчик медленно шёл по двору… И тут его легонько шлёпнули по шапке. Лёшка вскинул голову.

— Здоро́во, тёзка! — Прямо перед ним стоял Бурый. — Что приуныл? Ну-ка, ну-ка… Вижу, как под рентгеном. — Он подмигнул Лёшке: — Шайба нужна?

— Какая шайба?

— Шайба — вещь хорошая, в трудную минуту всегда выручит. — Бурый сунул руку в карман, вынул скомканные бумажки… деньги. Поплевал на палец, ловко выудил из пачки две пятёрки. — Держи на лимонад!

— Что вы… — Лёшка отступил на шаг.

— От чистого сердца… Подрастёшь — отдашь!

Потом было отлично: цветы, конфеты, апельсинов целая гора — денег у Лёшки хватило на всё, даже по пути из больницы ещё мороженое купил! И в школе обошлось: сказал, что голова заболела, и ему легко поверили… Через несколько дней Лёшка снова встретил Бурого.

— Слышь-ка, тёзка, выручи по дружбе.

Лёшка покраснел.

— Тихо! Я про должок — молчок!.. Ты возьми тут, пусть у тебя поваляется деньков несколько, — и протянул Лёшке свёрток — небольшой, но тяжёлый. Добавил быстро: — Положи надёжно, сам не любопытствуй: я помню, как завернул.

Лёшка сунул свёрток в диван, где лежали старые учебники, газеты. Мать туда не лазила — незачем.

Бурый явился через день. Прямо домой. Лёшка делал уроки, а матери не было. Бурый вошёл в комнату, быстро огляделся.

— Занимаешься? Молоток. — И потом шёпотом, строго: — Давай сюда! — Осмотрел свёрток. — Лады… Парень крепкий, — протянул Лёшке руку. И Лёшка протянул свою, не без гордости.

Через неделю опять повторилось то же: Бурый принёс новый свёрток, и Лёшка опять спрятал его в диван…

Потом вдруг всё закрутилось так быстро, что Лёшка и опомниться не успел. Свёрток лежал в диване уже четыре дня. Бурый не появлялся. Раз Лёшка видел его у гастронома, но подойти не решился. А вчера — Лётчик только вернулся из школы, мать на кухне суетилась с обедом — раздался звонок в дверь. Лёшка открыл, и тотчас сердце упало: перед ним стоял участковый инспектор, домоуправ и ещё женщина — кажется, из семьдесят третьей квартиры.