Рик Янси - Тринадцатый Череп Страница 24

Я ухватился за металлические крючки на концах шнура и оттолкнулся.

Ночью выпал снег, и это стало нашим благословением и проклятием. Он скрыл упавшие ветки, кустики и корявые корни, но и ехать по свежему снегу вышло быстрее. Крышка от бака была слегка вогнута, и я в известной мере рулил, перераспределяя вес тела и натягивая шнур, как удила. После того как мы пару раз чуть не перевернулись, я крикнул Эшли, чтобы откинулась на меня. Я не осмелился оглянуться и проверить, нет ли погони; агенты вряд ли могли преследовать нас, разве что тоже на каких-нибудь крышках или лыжах.

Зато они открыли огонь. Пули попадали в деревья – в нас со всех сторон летели куски коры и тонкие острые щепки.

Ярдов через триста мы взлетели с небольшого уступа и приземлились так жестко, что при плохом раскладе я вполне мог откусить себе пол-языка. Потом деревья стали реже, и я увидел через плечо Эшли, что склон вот-вот кончится. Мы мчались прямиком к пропасти. Надо было срочно остановиться.

Подобно всаднику, который обуздывает понесшую лошадь, я широко расставил ноги и потянул за концы шнура. Нас закрутило, перед глазами мелькали деревья, снег, камни, небо.

Я автоматически и со всей силы толкнул Эшли и сам нырнул следом. Крышка сорвалась с горы и скрылась в темном ущелье.

Я скользил на спине, неистово тормозя и вонзая в снег пятки. Потом случайно задел рукой Эшли и сразу вцепился в ее плечо. Идиотская мысль: если я не удержусь на склоне, мы упадем вдвоем. Я отпустил ее.

Хрустя снегом, мы замерли в пяти футах от обрыва и после этого долго лежали навзничь, разинув рты и глядя в ясное синее небо. Потом, когда прошла целая вечность, я повернулся к Эшли и увидел, что снег под ней покраснел.

Я не отважился встать, склон был крут, а на снегу легко поскользнуться. Я подполз к Эшли, как морпех на полосе препятствий с колючей проволокой.

– Ничего личного, Эшли, мне пришлось это сделать, – шепнул я ей на ухо, пока расстегивал комбинезон.

Пуля прошла между ребрами слева. Похоже, я задел легкое. Я старался не смотреть, но все равно – клянусь, не нарочно – заметил, что лифчик у Эшли розовый.

Потом я докопался до промерзшей земли и тер о нее ладонью, пока не открылась рана.

Я прижал ладонь к боку Эшли и зашептал в ее покрасневшее от холода ухо:

– Именем Михаила, князя света, приказываю тебе, Эшли, исцелись. Исцелись, Эшли…

Сердце нагнетало кровь в рваную рану на ладони и в тело Эшли.

«Дар… но не богатство».

Эшли открыла глаза и сказала четко и громко:

– Ты дебил, в голове не укладывается, что ты в меня выстрелил.

02:17:16:44

Небо начало темнеть, проклюнулись первые звезды, а температура упала градусов на десять. Эшли опустилась на землю и привалилась к стволу дерева.

– Больше не могу… – срывающимся голосом сообщила она. – Надо передохнуть.

Меня это устраивало. Мы шли вдоль хребта уже не один час, старались держаться ближе к лесу и останавливались только поесть снега и прислушаться, нет ли погони. Снега было вдоволь, а погони не было, хотя один раз я услышал вертолет. Он тарахтел где-то южнее нас, со стороны базы.

– Зачем ты в меня выстрелил? – спросила Эшли.

– Если бы я пальнул в него, он застрелил бы тебя. А если ни в кого, то он убил бы обоих. Нуэве решил, что у меня только два варианта: либо выстрелить в него, либо нет. Поэтому я выбрал тебя. Он думал, что я сделаю «зиг», а я сделал «заг».

– Ты называешь это «заг»?

– Но ведь сработало?

Эшли не ответила, она сидела и дула на руки. Пальцы у нее стали ярко-красными. У нас не было ни курток, ни перчаток, впереди – ночь с температурой ниже точки замерзания. Мой зигзаг еще мог нас прикончить.

Я начал расшнуровывать ботинок.

– Что ты делаешь? – спросила Эшли.

– Видел такое по телевизору, – отозвался я. – Берешь палочку, делаешь смычок из шнурка и трешь о дерево, пока от трения не появится огонь. Мы должны развести костер, Эшли.

– Еще можно написать на снегу огромными буквами: «Мы здесь!»

– Помирай от переохлаждения, если не нравится.

Эшли встала и направилась в лес. Я хотел пойти за ней, но наступил на шнурок и упал ничком, а когда поднял голову, увидел, что Эшли стоит на коленях и разрывает снег. Она рыла быстро, как собака, которая откапывает кость. Снег летел во все стороны.

Я завязал шнурок и подошел к ней.

– Что делаешь?

– Пещеру. Будет быстрее, если поможешь.

Я встал рядом с ней на колени, и вместе мы вырыли нору на двоих. Эшли каждые несколько минут приказывала остановиться, но не для отдыха, а чтобы не вспотеть. На таком морозе пот замерзнет, и ты превратишься в ледяную статую. В каждом жесте Эшли, в каждом ее слове, «быстрее» или «глубже», сквозила злость. Я не понимал, за что она на меня злится, хотя причиной могла быть ситуация в целом. Понятное дело, я всадил в нее пулю, но она, как оперативник АМПНА в отставке, должна была понимать теорию «зигзага». Главное, что надо понять о девушках, это то, что их понять невозможно. С девушками всегда трудно. Понять, в чем трудность, можно, а девушку – никогда.

Через полчаса работы мы забрались в пещеру. Она получилась узкой, только-только на двоих, и больше напоминала траншею или шахту. Мы лежали на боку лицом друг к другу, стуча зубами и страдая от боли в перетрудившихся мышцах. Эшли, эта белокурая девушка с нежной кожей и глазами цвета неба, придвинулась ближе ко мне и обняла.

– Мы должны сохранять тепло н-наших… т-т-тел, – дрожащим голосом проговорила она.

Тогда я тоже ее обнял. Эшли уткнулась лицом мне в шею, и я ощутил тепло ее дыхания. Так прошло несколько минут. Потом она сказала:

– Я не знала о планах Нуэве.

– Это я понял. Вряд ли кто-нибудь согласится, чтобы его так располосовали. Вопрос в том, знала ли об этом Эбби?

– Нет. В конференц-зале, после того как вы с Мингусом ушли, она напрямую приказала Нуэве, чтобы тебя не подвергали серьезным процедурам до ее возвращения из штаб-квартиры.

– Значит, о лоботомии она не знает.

– О лоботомии?

– Вот что я думаю: Нуэве решил сыграть один, а в этом случае лучше извиниться после, чем попросить разрешения до. Он изначально все так и задумал.

Эшли прижалась плотнее:

– Мне холодно. Очень х-хол-лодно.

Я энергично растер ей спину:

– Все образуется. Мне приходилось бывать в переделках похуже, а я все еще жив. Прибор Нуэве теперь у меня…

– Это не единственный экземпляр, – сказала Эшли. – Если у него нет запасного на базе, то завтра пришлют с вертолетом другой.

– Какой у него радиус действия?

– Н-н-не ув-верена… может, миля… две. Какая разница. Нам не уйти… Нас все равно убьют, если мы раньше не замерзнем насмерть.

– Ну, – ответил я, стараясь думать о хорошем, – лучше так, чем по-ихнему.

– Я предпочитаю вообще не умирать.

Я ощутил на шее что-то влажное.

– Эй, Эшли, не надо. Я думаю.

– О чем?

– О том, как отсюда выбраться.

– О, тогда ладно. Спасибо, теперь мне намного легче.

Несколько минут мы лежали молча. Наступила ночь, и я совсем ничего не видел, даже макушки Эшли у себя под носом. Но я чувствовал запах ее волос и дрожь ее тела.

– Куда ты дел пистолет Нуэве? – спросила Эшли.

– В карман положил.

– Я так и подумала, – с облегчением вздохнула она.

Я закрыл глаза. Холодно уже не было, и даже наоборот – мне стало тепло. Снег подо мной и сзади казался теплым одеялом. Я начал проваливаться в сон.

– Говори со мной, Альфред, – вдруг приказала Эшли. – Нам н-н-нельзя спать…

– Ладно, – согласился я, и мои мысли тут же обнулились.

– Какой у тебя план?

– План?

– Тот, что ты обдумываешь.

– Если не можем выбраться пешком, то полетим.

– Видел по телевизору, как склеить слюнями глайдер из трех веточек и оленьих катышей?

– На базе уже есть вертолет, а завтра, возможно, прилетит еще один. И приземлиться, кстати, можно только на базе. Ты умеешь управлять вертолетом?

– С чего ты взял?

– Это главное в моем плане.

– Не умею.

– Значит, главный изъян моего плана.

Эшли рассмеялась, и это было здорово.

– Знаешь, – сказала она, – я все никак не пойму, что такое наше знакомство – лучшее событие в моей жизни или худшее.

– Наверно, и то и другое. Эшли, а почему ты решила вернуться и стать координатором моего извлечения?

Она немного помолчала и ответила:

– Потому что я знаю, каково это – потерять все. Я ведь поступила в Отдел полевых операций сразу после колледжа. У действующего оперативника не может быть прошлого… семьи… друзей… Этим занимается Медикон… АМПНА «убивает» всех своих оперативников. Фальсифицирует их смерть… Меня же на самом деле не Эшли зовут. А после ухода я не смогла вернуться к прежней жизни. Все, кто меня знал, считают, что я умерла… Мне дали новое имя и предоставили новое место жительства, но я все равно оказалась никем. Я не смогла стать той, кем была раньше, но Эшли оставаться тоже не могла. Я была совершенно одна.