Звезды сделаны из нас - Ида Мартин Страница 25

– Какой петух тебя клюнул? – негодует Румянцева. – Ты же сам нарываешься на неприятности. Я пришла тебя предупредить. Кончай свои штучки. Это уже не смешно. Тебя после лета никто не трогал. Саши Макарова больше нет. Живи себе спокойно, ты никому не нужен. А то знаешь, это и правда выглядит не очень. Пока он был жив, ты щемился по углам. А как его не стало – начал борзеть. Ребята уже хотят тебя наказать.

Ее слова, особенно вот это «щемился», попадают в цель и причиняют боль. Вот, значит, как это видели они. Как это подавал Макаров. Или так все и было, а мое представление о себе, как о суровом одиноком волке, не имеет к реальности никакого отношения?

Ну да ладно. Значит, настало время для нападения.

– Спасибо, что предупредила. – Я с облегчением выкидываю сигарету и направляюсь к парням.

Они замолкают и во все глаза таращатся на меня.

– Румянцева сказала, что вы хотите драться. Давайте прямо сейчас. На биологию можно опоздать. Кто будет драться? – Я поворачиваюсь к Журкину: – Ты?

– Да блин! – взрывается тот. – Че ты ко мне прицепился?

– Никто не говорил о драке, – съезжает Титов.

Вообще-то, их можно понять. Я на полголовы выше каждого из них и вполне в неплохой физической форме. Макаров на это плевал, потому что он был злобный и знал, что в случае чего по его команде шобла общими усилиями меня запинает. А Журкин, хоть и самый здоровый из них, командовать не способен.

– Значит, я буду драться один. – Я резко разворачиваюсь и со всей дури бью Журкина в лицо.

Это происходит настолько неожиданно, что парни рассыпаются в стороны, а Журкин, схватившись за нос, сгибается и стоит, тряся головой.

– Обалдел! – взвизгивает Румянцева и влезает между мной и Журкиным. – Ты чего, Филатов, взбесился? Ничего я тебе про драку не говорила. Отвали от нас!

Она толкает меня в грудь и показывает кулак.

Я ухожу, пока остальные не очухались от потрясения. Все равно объяснить я им ничего не смогу и не готов ни к каким заявлениям. Пускай ломают голову, строят планы отмщения, верят в мой обморок или не верят, ищут причины. Главное – посеять смуту. И мне это удалось.

Что делать дальше, я еще не решил. Может, продолжу играть в Святошу, или использую смерть Макарова в своих интересах, или пойду по пути запугивания, или попробую с ними подружиться. Теперь вариантов много. По крайней мере мне удалось выйти из тени и бросить им вызов.

А еще будет чем удивить Нелли.

И тут внезапно я ловлю себя на мысли, что все это – все, что я сегодня натворил, произошло с ее подачи и ради нее. Теперь нам точно есть что обсудить и над чем посмеяться.

В кои-то веки кто-то готов обсуждать со мной меня и мою жизнь, а это вполне стоит маленького безумия и риска.

Глава 13. Глеб

Повеселить Нелли удается. Она долго смеется, выспрашивает подробности и несколько раз просит описать сцену моего падения на стадионе.

Я лежу с телефоном в своей комнате в темноте и, представляя выражение ее лица, радуюсь, что она постепенно перестает стесняться, время от времени присылая голосовые. Я ей тоже почти все наговариваю. Было бы здорово созвониться по Дискорду, но предлагать такое я не тороплюсь – вдруг опять замкнется?

– Ты замечала, что слабым людям проще живется?

– Ты это про что?

– Ну, вот есть такие, которые все время ноют и жалуются, строят из себя беспомощных и несчастных, и поэтому их все любят.

– Я о таком не думала.

– Вот, к примеру, у нас на даче соседи. Пожилая женщина и две ее дочери. Старшая дочка вся из себя серьезная и независимая, работает на двух работах, матери помогает, а младшая ничего толком не делает, отовсюду ее увольняют за прогулы и бесполезность, она фенечки плетет или типа того и продает на Авито. Так что матери ее приходится содержать. Зато она контактная и легко сходится с людьми. Жалуется всем, какая она бедная и как ей тяжело живется. И людям она нравится, они делятся с ней своим урожаем, приносят вещи и продукты. А старшая, когда приезжает, вечно вызывает мастеров то крыльцо отремонтировать, то забор, то дом сама красит. И никогда не жалуется. Кто-нибудь к ним зайдет, спросит «как дела?», и она отвечает, что все отлично. Так вот я как-то разговор слышал ее матери со знакомой, она говорила, что собирается после смерти все: квартиру там, деньги, – оставить младшей, а старшая типа сама справится. Разве это справедливо? Один человек работает, старается, терпит, а другой перекладывает свои проблемы на других, признается в слабостях, и все достается ему.

– А почему тебя это беспокоит?

– Я вот, знаешь из-за чего учиться начал? Просто чтобы матери приятное сделать, чтобы она поменьше загонялась из-за брата и хоть чему-то радовалась. Думал, стану отличником, буду себя хорошо вести, учителя начнут меня хвалить, и тогда плохое у нее перевесится чем-то хорошим. Как на весах. Только не подумай, что я собирался показать, будто лучше брата или типа того, просто думал, раз он слабый, я могу быть сильным и как-то все исправить. Но в итоге оказалось, что не могу, потому что слабость сильнее силы. Понимаешь?

– Типа мама не оценила твоих стараний?

– Нет, она, конечно, ценит, что я «гордость школы» и что классная меня нахваливает на каждом родительском собрании, но для нее это как бы норма. Стоит что-то не то сделать, сразу такая: «Ну, давай еще ты меня расстраивать будешь». И загоняться она меньше не стала.

– А что с твоим братом? Он болен?

– Можно сказать и так.

– Не хочешь говорить?

– Давай потом как-нибудь, это долгая тема. Я просто хотел сказать, что страдать по поводу Мишки для мамы намного важнее, чем просто поговорить со мной о чем-нибудь негрузящем. И любит она его больше меня не за то, что он лучше, а за то, что слабее.

– Да, я понимаю, о чем ты, но мне кажется, ты ошибаешься. Почему тогда общество слабых не любит? Почему гнобит и насмехается?

– Оно не любит не слабых, а других. Непонятных и непохожих. Тех, кто не подстроился под них. Кто не делает того, что делает большинство.

– Это ты о себе?

– И о тебе тоже.

– Ты считаешь, что я сильная?

– Конечно!

Минуты две она не отвечает.

– Я никогда о себе так не