Алексей Пантелеев - Ленька Пантелеев Страница 26

Прижавшись к матери, обхватив руками ее теплую шею, Ленька с ненавистью смотрит на этого надутого щеголя, на его пухлые, румяные щеки, на его прилизанные, нафиксатуаренные виски, на большие белые руки, которые поминутно поправляют то портупею, то пояс, то кобуру на нем.

- Скажите, - спрашивает кто-то. - А правда, что в Москве и в Петрограде тоже идут бои?

- Насколько мне известно, не только в Москве и в Петрограде, но и по всей стране.

- Да что вы говорите?!

- Значит, и в самом деле можно покидать это подземелье?

- Можно, господа, можно, - говорит человек с цепочкой. - Незачем вам здесь чахотку наживать. Правда, не посетуйте, порядка у нас в гостинице пока немного. Прислуги, видите ли, не хватает. Разбежались. Но завтра с утра, не беспокойтесь, все это наладим.

Перед уходом он еще раз обращается к обитателям подвала:

- Кстати, поимейте в виду, господа: завтра с утра открываем ресторан. Милости просим. Чем богаты, тем и рады.

- Действительно кстати, - отвечают ему. - А то уж мы тут на пищу святого Антония переходим.

- Только такое условие, господа, - улыбаясь говорит в дверях старик. На радостях завтрашний день угощаю всех за свой счет.

Провожаемый шутливыми аплодисментами и криками "ура", он выходит на лестницу. Вместе с ним уходит и офицер.

- Кто это? - спрашивают вокруг.

- Да неужто ж вы не знаете, господа? - обиженным голосом говорит всезнающий бородач. - Это ж Поярков, хозяин гостиницы.

- А молодой?

- А молодой - его сынок. Академик.

- Как академик?

- А так. Учился в Москве в Петровской сельскохозяйственной академии. В войну был прапорщиком. При Керенском до подпоручика дослужился. А нынче приехал к отцу на каникулы и - вот, пожалуйста, угодил, так сказать, прямо к светлому праздничку.

- А погоны он что, с собой привез? - спрашивает кто-то. Студенты-петровцы, насколько мне известно, погон не носят.

- Значит, уж где-нибудь прятал. Своего часа ждал.

- Погоны что! А вот где они пушку взяли?!

...Тем временем Александра Сергеевна, уложив Леньку на приготовленную из ящиков постель и пристроившись рядом, вполголоса распекала мальчика.

- Нет, дорогой, - говорила она. - Это невозможно. Придется мне, как видно, и в самом деле привязывать тебя за веревочку...

- Привяжи! Привяжи! Пожалуйста! - шептал Ленька, прижимаясь к матери и чувствуя, как мягкая прядка ее волос щекочет его щеку. В эту минуту он только этого и хотел - чтобы всегда, каждый час и каждое мгновенье быть рядом с нею.

- Простудился небось, безобразник?

- И не думал.

- Господи, даже градусника нет. А ну, покажи лобик. Нет... странно, температуры нет. Ну, давай спать, наказание ты мое!..

В подвале уже устраиваются на ночь. То тут, то там вспыхивают и гаснут свечные огарки. Смолкают разговоры. Кое-кто пробирается к двери, ободренные хозяином, многие обитатели подвала уходят наверх.

- А мы не пойдем? - спрашивает Ленька.

- Куда ж на ночь?.. Подождем до завтра. Там видно будет.

- Мама, значит, большевиков уже нет больше?

- Как видишь, говорят, что нет.

- И в Петрограде?

- Говорят, что и в Петрограде восстание.

- А в Чельцове?

- Боже мой, не разрывай мне сердца. Спи, пожалуйста!

Но Ленька не может спать. Он думает о Петрограде, вспоминает Стешу, где она сейчас и что с ней? Думает о Кривцове, о Васе и Ляле, оставшихся на руках няньки. Вспоминаются, наплывая одно на другое, события дня. Ему кажется, что прошла вечность с тех пор, как он лежал в постели и читал "Тартарена из Тараскона"... А ведь это было лишь сегодня утром. Светило солнце, за окном шумел город, старик нищий кричал "матка боска", и все было так хорошо, мирно и спокойно.

- Не вертись, пожалуйста, Леша. Ты мешаешь мне спать, - сонным голосом говорит Александра Сергеевна.

- Штаны колются, - бормочет Ленька.

Он уже засыпает, и вдруг вспоминается ему его черная реалистская шинель и черная с апельсиновыми кантами и с латунными веточками на околыше фуражка... Господи, неужели действительно они пропали? Неужели ему теперь всю жизнь придется ходить таким халатником, как назвал его давеча этот молодой человек в клетчатой куртке?..

- Мама, - говорит он вдруг, приподнимаясь над подушкой.

- Ну?

- Ты спишь?

- Боже мой!.. Нет, это невозможно!..

- Мамочка, - шепчет ей в ухо Ленька, - ты знаешь, а ведь я видел того, клетчатого...

- Какого клетчатого?

- Ну, того, который тебя провожал наверх.

Александра Сергеевна молчит. Но Ленька чувствует, что мать проснулась.

- Где? - говорит она очень тихо.

- Он здесь, в гостинице... У себя в номере...

- Не шуми!.. Ты разбудишь соседей. Ты говорил с ним?

- Да. Ты знаешь, у него, оказывается, дядя в Америку уехал...

- Куда?

- В Америку. В Центральную... Это где? Там, где Мексика, да?

- Да... кажется... Только ты, милый, никому не говори об этом.

- О чем?

- О том, что ты видел здесь этого человека. Понял?

- Понял. Он тоже просил не говорить. Он сказал, что ты - хорошая. Ты слышишь?

Александра Сергеевна долго молчит. Потом, обняв мальчика за шею, она крепко целует его в лоб и говорит:

- Спи, детка!.. Не мешай соседям.

И Ленька засыпает.

...Хозяин гостиницы не обманул. Утром пили чай в ресторане, где все было как в мирное время - мельхиоровая посуда, пальмы, ковры, белоснежные скатерти, официанты в полотняных фартуках... Сам Поярков стоял за буфетной стойкой и, улыбаясь, кланяясь, приветствовал входящих гостей.

Официантов было немного, они сбивались с ног, разнося по столикам чайники с чаем и кипятком, блюдечки с ландрином вместо сахара, сковородки с яичницей, черствые французские булки, сухие позавчерашние бутерброды...

Денег официанты с посетителей не брали.

- Не приказано-с, - улыбаясь и пряча за спину руки, говорили они, когда с ними пытались рассчитываться. - Завтра - пожалуйста, с нашим великим удовольствием, а нынче Михаил Петрович за свой счет угощают.

Ленька и Александра Сергеевна сидели за маленьким столиком у разбитого окна. Отсюда хорошо был виден и ресторан, и буфетная стойка у входа, и площадь, и театр, и магазин "Сиу и К°"

На залитых солнцем улицах уже не было так безжизненно и пустынно, как вчера вечером. То тут, то там мелькали за окном фигуры прохожих. Проехал извозчик. Пробежал босоногий мальчишка с керосиновым бидоном в руке. Где-то недалеко, в соседнем квартале, бамкал одинокий церковный колокол. На балкончике над магазином "Сиу" пожилая женщина в пестром капоте вытряхивала зеленый бобриковый ковер...

По мостовой, со стороны бульвара, нестройно прошла большая группа военных и штатских с винтовками за плечами. В последнем ряду с грозным видом шагали - тоже с ружьями на плечах - два гимназиста, один - высокий, с пробивающимися усиками, а другой - совсем маленький, лет тринадцати.

- Мама, смотри, смешной какой! - сказал Ленька, пробуя выдавить из себя презрительную усмешку. Но усмешка не получилась. Он почувствовал, что смертельно завидует этим вооруженным серошинельникам.

- Не зевай по сторонам, кушай яичницу, - окончательно убивая его, сказала Александра Сергеевна.

В ресторане стоял веселый гул, звенела посуда, слышался смех. То и дело хлопала дверь, появлялись новые посетители.

- Пожалуйста, пожалуйста, господа, милости просим, - кланялся и улыбался за буфетом хозяин. - Вон столик свободный... Никанор Саввич, пошевелись, - окликал он пробегавшего мимо старичка официанта.

Он весь сиял, этот седобородый добряк Поярков. Ленька смотрел на него, и ему казалось, что за ночь хозяин гостиницы еще больше пополнел, зарумянился, расцвел.

- Господа, слышали новость? - обращался он к сидящим за ближайшим от буфета столиком. - Городская управа с утра начала работать!

- Что вы говорите! Настоящая управа?

- Самая настоящая. Словечко-то какое приятное, а?

- Да, звучит весьма ласкательно.

- И кто же вошел в нее?

- Черепанов фамилию слыхали?

- Помещик?

- Он самый.

- Помилуйте, но это ж черносотенец, известный монархист.

- А вас что - не устраивает?

- Меня-то, пожалуй, устраивает, но ведь... вы понимаете...

- Еще бы не понимать. Все понимаю, уважаемый. Учтено. Там на все вкусы, так сказать, блюда приготовлены. И меньшевики имеются и кадеты... Эсерам даже - и тем местечко нашлось.

- А от рабочих?

- Ну, нет, это уж - ах, оставьте! Довольно. Побаловались.

- Послушайте, но ведь это же неумно.

- Ничего. Играть-то ведь нам уже не с кем. Все кончено.

- Как же кончено? На окраинах, говорят, и до сих пор постреливают.

- Э, бросьте. Какая там стрельба! Так просто - мальчишки-гимназисты небось балуются...

Хлопнула дверь. Хозяин повернул голову, оживился, поправил на шее полотняный воротничок, приветливо закланялся.

- Пожалуйста, пожалуйста, молодой человек... Заходите, милости просим...

- Мама, смотри, кто пришел, - сказал Ленька.

- Не показывай пальцем, - тихо ответила Александра Сергеевна.