Роза и ее братья - Луиза Мэй Олкотт Страница 26

Роза глядела во все глаза, вспышка же превратилась в золотую вазу, потом над вазой распустились зеленые листья, а после этого в темноте расцвел яркий алый цветок.

– Это роза, дядя? – спросила девочка, сжав руки от восторга; дивный цветок трудно было не узнать.

– Ну разумеется! Гляди дальше – узнаешь ли ты остальные, – ответил дядя Мак, посмеиваясь: он явно наслаждался зрелищем, совсем как мальчишка.

Под вазой появился венок, в первый момент показалось, что это какие-то лиловые метлы, но Роза быстро сообразила, что они означают, встала во весь рост, держась за дядино плечо, и восторженно воскликнула:

– Это чертополох[16], дядя! Шотландский чертополох! И цветков там ровно семь – как и мальчиков! Ах, какая красота! – И она так расхохоталась, что плюхнулась на дно лодки, да там и оставалась, пока зарево в небе не погасло.

– Не буду скромничать: ловко придумано, – похвалил себя дядя Мак, очень довольный успехом своей иллюминации. – Ну а теперь куда тебя отвезти, девочка моя хорошая: домой или на остров? – добавил он, поднимая племянницу на ноги, причем в голосе его звучало такое одобрение, что Роза, не удержавшись, чмокнула его в щеку.

– Домой, дядя, если можно, и большое вам спасибо за этот прекрасный фейерверк. Я очень рада, что его увидела, и знаю, что теперь он мне приснится, – твердым голосом произнесла Роза, не удержавшись от того, чтобы бросить тоскливый взгляд на остров: он был так близко, что она чувствовала запах пороха и видела фигуры, двигавшиеся в полутьме.

Они отправились домой, и Роза, засыпая, сказала себе:

– Оно оказалось труднее, чем я думала, но я все равно очень рада, и мне правда не хочется никакой награды, кроме удовольствия Фиби.

Глава одиннадцатая

Бедный Мак

Лишь в одном Розина жертва не увенчалась успехом: да, взрослые сполна оценили ее самоотверженность и старались по мере сил это показать, а вот мальчики отнюдь не проявили того уважения, на которое она втайне надеялась. Более того, Роза страшно обиделась, когда случайно услышала слова Арчи, что он, мол, не видит в этом поступке никакого смысла; Принц тоже подсыпал соли ей на рану, заявив, что в жизни не встречал «этакой чудачки».

Так оно все обычно и бывает, но смириться с этим непросто; да, пусть мы и не хотим, чтобы в нашу честь трубили в фанфары, нам приятно, когда наши добродетели получают должную оценку, а если этого не случается, трудно не испытать разочарования.

Однако через некоторое время Роза, сама того не желая, сумела завоевать не только уважение, но еще и благодарность, и признательность своих двоюродных братьев.

Вскоре после истории на острове Мак получил солнечный удар, и некоторое время ему было совсем плохо. Произошло это так неожиданно, что все страшно перепугались, и несколько дней жизни его действительно грозила опасность; Мак справился с болезнью, но потом, когда все уже успели вздохнуть с облегчением, явилась новая беда, затмившая всякую радость.

У бедного Мака испортилось зрение; ничего удивительного, ведь он постоянно напрягал глаза, а они у него и раньше-то были слабыми, теперь же сдали совсем.

Никто не решился сообщить ему неутешительный прогноз известного окулиста, который приехал его осмотреть, сам же мальчик пытался проявлять терпение, в твердой уверенности, что несколько недель отдыха поправят ущерб, нанесенный несколькими годами безрассудства.

Ему запретили даже смотреть на книги, а поскольку читать он любил больше всего на свете, бедному Червю пришлось тяжко. Все были готовы ему читать, в первое время кузены даже спорили, чья нынче очередь; но неделя проходила за неделей, Мак так и сидел в затемненной комнате, рвение их поутихло, и они один за другим бросили это занятие. Тяжело было энергичным мальчишкам так вот растрачивать время каникул; никто их особо не винил, когда дело стало ограничиваться короткими посещениями, исполнением поручений и горячим сочувствием.

Взрослые тоже старались вносить свою лепту, но дядя Мак был занят на работе, тетя Джейн читала очень заунывно, и слушать ее подолгу было невозможно, а у остальных тетушек и собственных забот хватало, хотя они и закармливали маленького больного всевозможными лакомствами.

Дядя Алек старался изо всех сил, но не мог посвящать племяннику слишком много времени, так что не будь Розы, недужному Червю пришлось бы совсем несладко. Ее приятный голос очень его радовал, терпение ее оказалось неисчерпаемым, времени она не жалела, а неизменная доброжелательность сильно его утешала.

Чисто женская самоотверженность проявилась у Розы в полную силу, и она осталась на посту даже после того, как остальные его покинули. Час за часом просиживала она в затемненной комнате, где единственный луч света падал на книгу, и читала кузену, который лежал, не снимая глазной повязки, и молча наслаждался единственным удовольствием, скрашивавшим ему тоскливые дни. Порой он принимался вредничать и капризничать, иногда ворчал, потому что чтице не по силам оказывались скучные книги, которые он хотел слушать, а иногда впадал в такое исступление, что у нее сжималось сердце. Но Роза выдержала все эти испытания, прибегая ко всем мыслимым уловкам, чтобы порадовать Мака. Он сердился – она не теряла терпения, он ворчал – она отважно продиралась через трудные страницы, причем текст не был сухим как минимум в одном смысле, потому что время от времени на него падала безмолвная слеза; а когда Мака накрывало отчаяние, она утешала его, подбирая все доступные ей слова надежды.

Говорил он мало, но она ощущала, как он ей благодарен: с ней ему было легче, чем с остальными. Если она опаздывала, он начинал нервничать, а когда ей нужно было уходить, расстраивался; если же его усталой голове случалось уж совсем разболеться, Розе всякий раз удавалось его убаюкать старинными колыбельными, которые когда-то так любил ее отец.

– Прямо не знаю, что бы я делала без этого ребенка, – часто повторяла тетя Джейн.

– Она стоит всех этих сорванцов, вместе взятых, – добавлял Мак, проверяя на ощупь, готов ли специальный стульчик к ее приходу.

Награда пришлась Розе по душе – благодарность очень ее воодушевляла; когда усталость брала свое, ей достаточно было взглянуть на зеленую повязку, на кудрявую голову, метавшуюся по подушке, на незрячие руки, шарившие во тьме, – и ее сердечко захлестывала нежность, а усталый голосок обретал новую твердость.

Сама она не понимала, какие ценные уроки извлекает и из прочитанных книг,