Инсу-Пу: остров потерянных детей - Мира Лобе Страница 26

– Я попрошу Штефана, он помассирует тебе ступню и кисть тоже приведет в порядок. Он это умеет!

– Никого ни о чем не проси, – грозно ответила Диана. – Ни Штефана, ни другого кого, и вообще никому ни звука о том, что здесь произошло. Дай мне честное слово!

Но Томас был начеку. Он больше не хотел раздавать свое честное слово направо и налево. Он уже пообещал своему брату не делать глупости, а то, чего требовала от него Диана, было более чем глупость. Поэтому он улыбнулся хитрой улыбкой бывалого дельца, который знает толк в заключении выгодных торговых сделок:

– Я дам тебе честное слово, если ты мне пообещаешь больше никогда не лазить по деревьям!

– Ну уж нет! – возмутилась Диана. – Никогда я тебе это не пообещаю!

– Тогда извините, – ответил Томас и пожал плечами.

Диана разозлилась:

– Какой ты подлый, не ожидала я такого от тебя!

Она попыталась убрать руку с его плеча, но чуть было не упала. Разозленная и обиженная, она так и продолжала хромать рядом с ним.

В лагере, казалось, произошло что-то необычное. Все дети стояли спиной к лесу, столпившись вокруг чего-то интересного, и издавали восклицания восторга и удивления. Диана воспользовалась случаем и быстренько села на мох, пока никто не заметил ее хромоту. Боль в правой кисти стала уже нестерпимой. Запястье посинело, опухло и было горячим. Но никто не обратил на нее внимания. Все были заняты Куртом Конрадом и его дикой козой – или овцой? – которую он несколько минут тому назад приволок за собой в лагерь. Ее полное вымя свисало чуть не до земли. У нее была жесткая серо-коричневая шерсть, медово-желтые глаза и пара длинных, красиво изогнутых рогов, которые она то и дело опускала между передними ногами в попытке отбиться от пленивших ее врагов. При этом она грозно пыхтела ноздрями и рыла копытом землю. И вдруг жалобно заблеяла, растрогав сердце Катрин. Та взволнованно обратилась к Оливеру:

– Курт Конрад, конечно, молодец, что ее поймал. Но теперь давайте ее отпустим. Она хочет к своим деткам!

– Откуда ты знаешь, что у нее есть детки? – удивленно спросил Пауль.

– У нее же полное вымя. А у диких коз молоко бывает, только когда она кормит козлят. Почему ты их тоже не прихватил, когда поймал их мать?

– Зачем нам козлята? – возразил Курт Конрад. – Нам нужно только молоко. До остального нам дела нет!

– Дела нет! – возмутилась Катрин. – Увести козу от ее малышей! Они же погибнут от голода! Оливер, не разрешай ему!.. – она умоляюще схватила его за руку и со слезами на глазах просила отпустить козу, чтобы она вернулась к своим козлятам.

Оливер успокоил ее: Курт Конрад уже рассказал, что там было целое стадо диких коз, из которого он и выловил эту одну. И уж наверняка теперь другая коза примет к себе осиротевших малышей. Кроме того, завтра утром он, Оливер, отправится вместе с Куртом Конрадом, чтобы поймать еще одну молочную козу, тогда они приведут с собой и козлят.

– А сейчас ее надо подоить, – сказал Штефан, осмотрев козу с профессиональным интересом и придя к выводу, что причина ее беспокойства – переполненное вымя. – Ее мучает обилие молока. Кто умеет доить?

Катрин умела. У нее были родственники в деревне, и она проводила у них все каникулы. Лина принесла котелок, и Катрин присела перед козой на корточки.

– Спасибо! – сказала Катрин, выдоив все молоко. Она обняла козу и на мгновение прижалась лицом к ее дышащему боку.

Потом Оливер привязал животное к дереву. Завтра утром они хотели подыскать подходящее пастбище и вбить там колышки, чтобы пригнать туда пойманных коз. Позднее, сказал Зепп, когда у них будет больше времени, можно будет даже огородить это пастбище, чтобы скотина паслась там без привязи.

После ужина – а черепаший суп оказался превосходным на вкус – все дети уселись в кружок и рассказывали о событиях дня. Катрин вдруг спросила:

– Я что-то уже не помню, мы здесь два или три дня провели?

Все засмеялись, а Оливер воскликнул:

– Хорошо, что ты мне напомнила… Я же принес календарь!

И он извлек из кармана продолговатый кусок белой древесной коры и нацарапал на нем ножом дату их отъезда из Урбии. Это было 20 марта. Потом последовали четыре черточки – дни их плавания на корабле. И провел толстую поперечную черту: день, когда затонула «Огненная Земля» и началось их приключение. Затем он нацарапал еще две черточки – два их дня на острове.

– Итак, сегодня двадцать шестое марта, – подсчитал Оливер.

Черточки легко выцарапывались на мягкой древесной коре. Лина сидела рядом и видела, как из-под острия ножа из царапины сыплется белая пыль. Как мука, подумала она и попробовала ее на вкус. Солоноватая. Она выплюнула, выхватила из рук Оливера календарь и нож, поскребла, попробовала, выплюнула – и крикнула:

– Ребята, у нас есть соль!

Старшие дети обрадовались такому открытию, а на младших оно не произвело впечатления.

– По мне, так лучше бы ее вообще не было, этой соли, – сказал Томас.

Лину это задело, и она обиженно заявила, что он просто завидует, что не он открыл соль. Катрин же спросила:

– А вы разве не знаете сказку про соль и трех королевских дочерей?

Томас не знал. Взглянув на Диану, которая безучастно и страдальчески сидела на отдалении, прислонившись к дереву, он заметил:

– Сказки – это чаще всего пустая болтовня; взять, к примеру, «Красную Шапочку»…

Но Оливер предложил, чтобы все готовились к ночлегу и ложились, а Катрин им всем расскажет свою сказку на ночь.

– Жил-был один старый король, – рассказывала Катрин, – у него было три дочери, и той, которая любит его больше всех, он обещал оставить в наследство все королевство. Старшая дочь была очень честолюбива, любила наряжаться и сказала: «Отец, я люблю тебя больше, чем все серебро и золото, чем все сокровища мира». Королю это весьма понравилось, и спросил он среднюю дочь. Она любила верховую езду, и у нее была целая конюшня лошадей. Она сказала: «Отец, я люблю тебя больше, чем моего лучшего скакуна!» И отец снова был растроган. А третья дочь была самая младшая и самая добрая, и отец втайне любил ее больше всех. «Ну, а ты, дитя мое, – спросил он, – скажи и ты, как ты меня любишь!» И младшая сказала тихо, но так, чтобы все ее услышали: «Отец, я люблю тебя больше, чем соль!» Рассердился король, а придворные дамы от такого ответа в обморок попадали. «Как, – воскликнул