И. Ликстанов - Малышок Страница 27

- Будем, конечно, будем! - И Нина Павловна на прощание сказала: - Малышок, подумай о том, что тебе говорили… Нужно серьезно думать, Малышок!

Он остался один на один с трудными задачами. Все переплелось, спуталось. По-настоящему было ясно лишь одно: он не имел права бросить завод. Мало того что завод поддержал его в тяжелую минуту, дал жилье и хлеб, - Костю еще научили резать сталь, сделали полезным для фронта. Как же он мог оставить производство, свой любимый станок?… Но от него еще требовали, чтобы он приохотил Севу к работе, установил за колоннами мир. Почему? Разве это его касалось? Разве он отвечает за Севу и Катю? Как будто не отвечает, но если бы Сергей Степанович сказал ему: «Откажись открыто от этой задачи», он не смог бы отказаться. Уже давно он понял, что за колоннами плохо, неладно.

По дороге домой он думал, думал… Мыслей было много, мысли так и мелькали, а решений, кажется, не было.

Окно боковушки светилось.

- У нас Колька Глухих, - сказал Сева, открывший дверь Косте.

На топчане сидел Колька и курил. Делал он это для важности и морщился, щурился от горького, едкого дыма, глаза его слезились. Не торопясь Костя разделся, снял валенки и сел, поджав ноги по-вогульски. Колька заерзал, бросил на Севу быстрый взгляд и начал переговоры:

- Малышок, мне сказал Сева, что ты решил идти в тайгу. Держишь слово?

Наступил ответственный момент.

- Решил было, да вот передумал, - медленно ответил Костя, глядя поверх головы Кольки, будто вычитывал решение с бревенчатой стены боковушки. - Слыхал, чай, что мне директор да Сергей Степанович велели? Никак нельзя мне уходить.

- Вот так здорово! - вскинулся Колька. - Ты же слово дал нас к манси повести. А теперь отказываешься?… Слышишь, Севка? Он отказывается!… Знаешь, что за это среди честных людей полагается?… Скажи ему, Севка!

Сева, сидевший на краешке топчана, равнодушный, будто посторонний, нетерпеливо пожал плечами.

- Мы ведь тоже не сделали со станком того, что обещали. - Он усмехнулся. - Где полторы нормы… Николай-чудотворец?…

- Все равно это безобразие! - волновался Колька. - Он не имеет права! За это надо его так проучить…

- Ты не грозись, - усмехнулся Костя. - Не испугались такого. - Он помолчал и высказал совершенно удивительную мысль, может быть, неожиданную для него самого: - В тайгу не пойду. А коли вам охота, я вас не держу. Головы ваши, ноги не мои. Тамгу дам и письмо к дружку-товарищу напишу. Пускай вас проводит. У меня в Румянцевке дружок верный. Панфил Колыш, дяди Колыша паренек. Что скажу, то сделает.

Колька беспомощно смотрел на Севу.

- Можно и так, - сказал тот неохотно. - Если этот Колыш человек верный, то, в конце концов, все равно… - И снова погрузился в свое раздумье, точно к чему-то прислушивался.

- Тамгу дам и письмо к Панфилу Колышу напишу, - продолжал Костя. - Пока собираться будете, я вам голова, а потом Панфил головой будет. Он парень стоящий, надежный… Вот. Собирайтесь в тайгу, а я посмотрю, чтобы все ладно было.

- В чем дело? Если ты ручаешься за этого Колыша, то… - И Колька сразу перескочил к вопросу, который интересовал его больше всего: - Говори, что нужно для похода?

Теперь Костя почувствовал себя твердо: он знал, как в родных местах люди сговариваются для похода в тайгу, как вожаки учат младших артельной спайке.

- Первое дело - друг за дружку держитесь, - сказал он. - Если у тебя брат меньшой да брат старшой, а артельный голова - твой отец родимый, солнышко красное. Что солнышко - то и ты. Солнышко спать - и ты лег; солнышко гулять - и ты скок. Артель - сто голов, один ум, а сто умов стало - артель пропала. Ну, и снаряжение нужно. Это своим порядком.

- У меня папино ружье есть, - вставил Колька. - Складное, двустволка центрального боя. Можно в мешок спрятать, и никто не заметит. Пороха и дроби достанем. Сами набьем патроны…

Началось обсуждение - что нужно для похода в тайгу. Эта тема совершенно захватила Кольку, но его компаньон не принял никакого участия в совещании, так что Колька даже возмутился:

- Разве тебя это не касается? Почему я должен обо всем думать и заботиться!

- Подумаешь, заботы! - процедил сквозь зубы Сева. Наконец встал самый важный вопрос - срок выхода экспедиции.

- Знаешь, Малышок, мне кажется, что не нужно ждать осенних туманов, можно раньше выступить, - сказал Колька, подмигнув Севе. - Конечно, попасть в синий туман интересно, но ведь нам важно что? Нам важно, чтобы у нас был друг манси, который хорошо знает золотоносные места. Понимаешь? Мы попросим Бахтиарова, чтобы он за тамгу показал нам хорошее место. Пускай оно будет не такое богатое, как Святое озеро… - И Колька снова чуть-чуть подмигнул Севе. - Но лучше взять золота хоть меньше, да быстрее. Ведь война не ждет, Малышок… Ты не думай, что мы не верим в синий туман, но… - Он спутался и замолчал.

- Что ж, ваше дело, - согласился Костя. - Бахтиаров, конечно, всякие места знает…

- Все-таки расскажи про синий туман, - попросил Колька. - Я очень люблю такое…

- Сказывал я уж… Ну, слухайте.

В стены боковушки вошел мир, полный чудес. Участники похода очутились на вершине высокой горы, возле шалаша из оленьих шкур. Наступила минута, которая не повторится никогда.

Темно-зеленая неподвижная тайга лежала внизу без конца и края. Тени облаков скользили по вершинам сосен и кедров, как взмахи легких крыльев, и исчезали в тишине.

Откинулась пола шалаша, и вышел Бахтиаров - старый, морщинистый, темнолицый, в казакине, расшитом тусклым, потемневшим галуном, с волосами, заплетенными в тугую косичку.

Он остановился над обрывом, заслонил глаза рукой от солнца и стал смотреть. Обладатели тамги ждали его слова.

Все туманнее и мягче становился парной, неподвижный воздух, все бледнее небо. И вот в темно-зеленом таежном покрове земли обозначилась узкая, извилистая, синяя-синяя трещинка. Она была очень узкая… нет, немного шире… нет, очень широкая. Такие трещины прошли по всей тайге, разделив ее на острова и островки.

Это над лесными речушками поднимался синий туман, овладевал долинами и логами, молчаливо наступал на гору. Не стало ничего, кроме светлого неба, да бледного солнца, да синего-синего моря, подступавшего все ближе к вершине горы. Бахтиаров обернулся к трем смельчакам, глухо проговорил:

- Айда!

Трое двинулись за ним. Теплая мгла охватила их, скрыв солнце, а впереди смутно, призрачно маячила фигура проводника. Путешествие к Святому озеру началось, но переживали его в своем воображении лишь Костя и Колька, а Сева машинально перелистывал какую-то растрепанную книжку.

Поздно ушел Колька Глухих домой. Закрыв за ним дверь, Сева вернулся в боковушку, опустился на топчан возле столика.

- Ты ровно занедужил, - сказал Костя, готовясь забраться под одеяло. - Сам не свой…

- Нет, - шепнул Сева, - это просто так. - И через силу, будто делал опасный шаг, продолжал: - Я тебе сейчас скажу такую вещь, что ты… меня убьешь. Но я должен сказать…

- А может, и не убью. Зачем тебя убивать, ты не зверь, - пошутил Костя.

- Я перед тобой подлец, - так же трудно проговорил Сева. - Это из-за меня ты лишился медали…

Напоминание было тяжелым, Костя омрачился.

- Ты за старое не берись, - сказал он. - Я потерял, я и обратно заработаю. Слыхал, что Сергей Степанович сказал? Не маленькие тут, не твоя печаль.

- Нет, моя!…

Он сорвался с места, полез в карман своего ватника, висевшего у двери, что-то достал и протянул Косте на ладони. Это был тупой гвоздик. Тот самый гвоздик, который остался в кулаке Севы после того, как Костя вытащил свой жребий. Сева с досады забросил тупой гвоздик - почему же гвоздик снова очутился у него? Зачем Сева его показывает? Сначала Костя ничего не сообразил, а потом сразу сообразил и похолодел: Сева смошенничал, Сева перед жеребьевкой подменил тупой гвоздик острым, у него в кулаке было два острых гвоздика. Костя переналадил свой станок по фальшивому жребию.

- Ты… ты зачем так сделал? Так нахально? - спросил он, еле ворочая языком. - Злодей ты, проклятый ты человек! - крикнул он с отчаянием.

- Я был уверен… я был уверен, что мы переналадим станок правильно, - тусклым голосом ответил Сева. - Я не хотел тебя подводить. Я только хотел, чтобы ты свои полторы нормы выполнил, от обязательства освободился, чтобы тебе некуда было податься от синего тумана. А когда ты медали лишился, я почувствовал… Медаль ни за какое золото не купишь! - глядя на Костю темными, неестественно большими глазами, он сказал облегченно и в то же время с болью: - Теперь все знаешь. Хочешь - убей, хочешь - на мороз выбрось. Как хочешь…

С гудящей головой, разбитый, Костя лег и отвернулся к стене. Сева остался сидеть у столика.

- Ложись… Свет потуши, - сказал Костя.

Свет в боковушке погас, но Сева не лег спать, и сон не пришел. В голове Кости метались самые разнообразные мысли: тяжело, очень тяжело было то, что он глупо доверился Севе, а тот обманул, надул его, как маленького, сделал станколомом, подвел под строгий выговор в приказе, который завтра будет вывешен в цехе на черном щитке возле доски показателей. И в то же время почему-то стало особенно жаль Севу, стало жаль этого мальчика, который пережил так много и теперь все метался, все тревожился.