Алексей Артов - Подвиги Слабачка Страница 28

Стена местами была каменистая, а местами глиняная, земляная и даже песочная. За камень его лапки всегда могли ухватиться, а вот с других поверхностей можно было и сорваться. Особенно опасны песочные части обрыва. Вот в одной такой песочной части стены муравьишки и сорвались. Они уже полетели вниз, но тут спасла их чуть ниже растущая веточка, на которую они упали. А вскоре они стали сползать с мокрой глины. Но и тут остановил их движение выступающий булыжник.

Внизу обрыва тёк ручеек. Хорошо, что поверх него лежала толстая и вся изогнутая, как змея, коряга, которая стала для муравьишек мостиком, хотя и не самым удобным. Но поверхность коряги была очень склизкой. Рискуя соскользнуть в ручеёк, Слабачок кое-как перенёс Кукляшку на другую сторону.

Подниматься по другой стене обрыва было гораздо удобнее, так как на ней было много и живых и сухих веточек. Выбравшись из обрыва, Слабачок начал восхождение на возвышенность. И, когда он поднялся на его вершину, то увидел чёрные деревья без листьев. Вдруг одно из деревьев приобрело белый цвет и ослепительная вспышка сделала абсолютно прозрачным густеющий сумрак. Ещё через некоторое время другое дерево окрасилось в белый цвет и новая вспышка попыталась ослепить путников.

– Ух ты! – вырвалось у Слабачка! – Это что же такое?

– Ух ты! – вырвалось у Кукляшки. – Неужели это… – но новая вспышка не дала ей договорить.

– Так ты знаешь, что это такое? Ты знаешь, где мы?

– Кажется, знаю, – ответила Кукляшка, привыкая к яркости вспышек.

– Ну, так что это, Кукляшка, что?

– Ты ничего не слышал про сад ветвисто-корневых молний?

– Я наверно ещё не так долго живу среди тех, среди кого живу, и не все легенды мне рассказаны.

– Нет, Слабачок, это не легенда.

– Раз – это вот, и нам не кажется, значит – это не легенда.

– Ну, конечно, это – вот!

– Так вот что же это?

– Ну, это сад…

– Ветвисто-корневых молний?!. – уже продолжил ответ Слабачок за Кукляшку сам себе.

– Да…

– Что за глупость!

– Взгляни вверх, Слабачок! – не обижаясь, крикнула Кукляшка.

Слабачок взглянул вверх и увидел вспышку молнии. Но молния была очено похожа на густой ветвистый корень дерева. Молния, вспыхнув, не исчезла, а продолжала выдавать вспышку за вспышкой. А потом, она, как будто отломившись от невидимого потолка, стала падать на землю, переворачиваясь вверх дном и постепенно угасая.

– А это что такое? – в изумлении Слабачок спросил Кукляшку.

– Ой, а то, как будто он не видел! Не видел что ли, молния повисла, посияла и на землю, перевернувшись, упала. И что тут такого?

– А всё тут не такое! Почему молния падает, да ещё и переворачивается?

– А что тяжелее, то и переворачивается.

– А падает почему?

– А что ей, вечно висеть, что ли?

– Нет, не вечно, а мгновенье повисела, повисела, да и исчезнуть должна, как и все и всегда молнии?!

– Ну, это наверно, везде, кроме как здесь?

– Да?

– Да.

– А что это за деревья?

– Да говорят же тебе – сад молний.

– Они что?

– Да, падают и вот тут в порядочке рассаживаются.

– А, может, их кто-нибудь…

– Рассаживает?

– Ну, да.

– А ты видишь кого-нибудь?

– Кто рассаживает? Не вижу.

– Вот и я.

– Но, это вовсе не значит, что никто не… может это… сажают не тогда, когда мы здесь.

Тут падающая молния врезалась в землю самой толстой частью, из которой происходят все ветви, выдала ослепительную вспышку и застыла.

– Молнии расселись по всей ширине холма. Нам их не обойти.

– А ты их не обходи, а пройди – предложила Кукляшка.

Слабачок двинулся вперёд и вошёл в сад молний. Идти ему в сумраке было не трудно – вспышки освещали малышам дорогу. Вдруг Слабачок увидел, что в ветках деревьев как будто кто-то есть, точнее ветви как будто кого-то держат и не отпускают. Приглядевшись, Слабачок понял, что в ветвях деревьев при вспышках молний он видит… видит… недвижимых зверей, через которых проходит свет и зрение.

В этот момент Слабачок увидел, что на него что-то надвигается: плывущее по земле, склизкое, блестящее, с двумя антеннами на самом верху и тянущее за собой скрученный в круг домик панцирь – это была улитка.

– Ох, Слабачок, как ты меня напугал своим неожиданным появлением. – произнесла улитка, которая во столько же раз больше муравьишек, во сколько диназавры больше людей.

– А откуда ты меня знаешь?

– А кто тебя не знает, Слабачок? Твоя башня видна отовсюду, откуда видно небо.

– Ах, ну да. А это Кукляшка. У неё что-то с лапками, вот я и…

– О, Слабачок, да ты спаситель!

– Я? Да, нет, просто помогаю.

– Спаситель-спаситель! И ещё какой! Вон сколько времени меня тащит и ещё неизвестно, сколько придётся нести. А как зовут тебя?

– Меня? – улитка немного склонила верхнюю часть своего гладкого тела, которую нужно считать головой. – Меня зовут… Моулита, – и снова, немного стесняясь, обратила на Слабачка свои бездонные карие глаза.

– А… – Слабачок почувствовал, что утопает в этих глазах и забывает обо всём. – А… что ты тут делаешь? Ты тут живёшь? – изо всех сил справляясь с собой, произнёс Слабачок.

– Да, здесь всегда влажно, а мне только этого и надо. Тем более что здесь мало кто ходит и то недолго. Поэтому я не боюсь, что на меня наступят, – отвечала Маулита, продолжая топить в своём взгляде внимание и волю Слабачка, отчего он, глядя только на неё, всё более становился рассеян и недвижим.

– Маулита – это топящая взглядом? – громко произнесла Куляшка, сразу заметившая, что происходит что-то не то. – И, как тебе не стыдно, превращать всю волю Слабачка в свою? Ну-ка, быстро посмотри не на нас?

– Я не специально, – произнесла Маулита и посмотрела не на них.

– А почему здесь мало кто ходит? И что это значит: недолго? – спросил, приходящий в себя Слабачок.

– Здесь зло превращается в свет, – произнесла Маулита и стала удаляться.

– А добро? Что здесь происходит с добром? – выкрикнул вопрос вослед Слабачок.

– Добро здесь остаётся добром, – услышали малыши голос удаляющейся Маулиты.

– Ты слышала, какими большими загадками говорила эта… Маулита.

– Даже страшными! Что же здесь такое происходит?

– Одно, что нельзя потрогать, но может тебе сделать плохо, превращается в другое, что нельзя потрогать, но что помогает прозреть?

– А что есть мы? – вслух подумала Кукляшка.

Слабачок уже хотел сказать ей, что: «Конечно, добро», но Кукляшка опередила его.

– Это мы так думаем, что мы добро, а вот, что считает добром то, что здесь зло превращает в свет?

– Удивлюсь, если мы этого не узнаем скоро или не узнаем совсем.

– Ничего удивительного тогда не будет. Значит, и в нас увидели зло.

– Кукляшка умеет пугать! – пошутил, крепясь, Слабачок.

Через несколько шажочков Слабачку пришлось вскрикнуть:

– Смотри, Кукляшка!

– Куда?

– Там в ветвях деревьев. По-моему… это… вот это то и есть, что остаётся после исчерпания энергии зла?!

– Это ужасно, Слабачок. Видимо, у зверей очень много злой энергии. Поэтому от них мало что остаётся.

– И смотри, они поэтому и прозрачные, как мутное стекло.

– Ой, Слабачок, я, кажется, поняла.

– Что ты поняла?

– Что эти деревья, как раз этой злой энергией и питаются, которую превращают во вспышки, в свет.

– А где они берут эту злую энергию?

– Не где, а у кого? У всего злого живого.

– Но тут только звери.

– Правильно, вот они-то и носители злой энергии, потому что они кусают.

– А вдруг они и у нас заберут нашу энергию?

– Но мы же никого не кусаем?!

– А мы и не знаем: какую энергию эти веточки видят в нас.

Слабачок, стараясь как можно дальше держаться от веток молний, пошёл вперёд, озаряемый световыми взрывами.

Пройдя совсем немного шажочков, маленькие путники недалеко от себя увидели пробегающих зайца и его нагоняющего волка, только что влетевших стремглав в сад ветвисто-корневых молний. Лязгает волчья пасть всё ближе и ближе к своей жертве. Волк, ещё немного, и схватит зайца за его пушистый хвостик.

И вдруг вокруг бегущих так потемнело, что их совершенно спрятал мешок темноты, как будто наброшенный на них? А сами бегущие перестали видеть, словно им на глаза надели плотную повязку. Даже вспышки молний не могли пробить этот панцирь непроглядной черноты.

Это деревья молний создали вокруг бегущих тьму, поглотя вокруг них весь окружающий свет. И сейчас они были готовы насытиться своим самым лучшим лакомством – энергией зла.

Панцирь темноты раскололся и тут же исчез от целого столпа искр, извергаемых волком. Искры разлетались огненными шлангами в стороны черных деревьев. Бедный зверь, перестав искриться, невидимой силой был поднят в воздух и подвешен на одну из молний.

А зайчишка выбежал из сада молний и был таков.

– Если сад молний зайку не съел, значит, таких маленьких, никого не кусающих, как мы, тем более не съест, – сделала вывод сообразительная Кукляшка.