Рувим Фраерман - Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви Страница 3

Таня потрогала ее белый ствол, весь усеянный наростами.

"Что это? Уже осень?" - подумала она.

И береза уронила сморщенный лист в ее подставленные ладони.

"Да, да, - сказала себе Таня, - это в самом деле осень. Однако ирисы под окном еще стоят. Может быть, и мои саранки постоят немного. Но где же все наши?"

В это время услышала она рядом с собой тихую возню и ворчанье. Оказалось что это старая кошка Казак привела своих котят и заставила их попрыгать перед Таней. Потом прибежала утка, полоща в клюве червя.

Котята за лето выросли, и самый маленький из них, по прозвищу Орел, уже не боялся ни червей, ни утки.

Затем в калитке показалась собака. Была она ничтожна ростом, с большой головой, и было ей лет десять по меньшей мере.

Заметив Таню, она остановилась в воротах, и в старых, слезящихся глазах ее засветился стыд - ей было совестно, что не она первая узнала о возвращении Тани. Невольным ее движением было уйти назад, вовсе не заметить Тани. Ведь бывают же и такие случаи в собачьей жизни. Она повернула уже было к воротам, не вильнув даже хвостом. Но все ее хитрые умыслы разлетелись прахом в тот самый миг, как только Таня позвала ее по имени:

- Тигр!

И тотчас же собака подпрыгнула на своих коротких ногах и бросилась к Тане, в ее зажатые колени.

Таня долго гладила ее голову, покрытую короткой жесткой шерстью, где под кожей нащупывались уже старческие бугры.

Да, все это были уже старые и слабые существа, хотя имена их были грозны.

Таня смотрела на собаку с любовью.

А когда подняла глаза, то увидела няньку, тоже старуху, с глубокими морщинками, со взором, уже потускневшим от долгой жизни.

Поставив ведро с бельем на землю, нянька поцеловала Таню и сказала:

- Какая ты черная стала, не лучше твоего Фильки. А мамы-то ведь нету дома. Ждала, ждала - не дождалась, на работу ушла. Одни, значит, мы с тобою остались. Мы завсегда одни. Хочешь, самовар поставлю? А то поешь чего? Уж не знаю, чем они вас там в лагере кормят. Поди, насилу выплюнешь.

Нет, Таня не хотела есть.

Она лишь отнесла в дом свою сумочку, походила по тихим комнатам, потрогала книги на полке.

Да, нянька была права. Как часто Таня оставалась одна хозяином своего досуга и желаний! Но только она одна знала, как эта свобода тяготила ее. В доме нет ни сестер, ни братьев. И мамы очень часто нет. Грудь стесняется чувством горьким и нежным, вызывающим слезы на глазах. Откуда возникает оно? Запах ли это рук и лица матери, или запах ее одежды, или это ее взгляд, смягченный постоянной заботой, который Таня носит в своей памяти повсюду и всегда?

Раньше, каждый раз как мать собиралась из дому, Таня начинала плакать, но теперь только думала о ней с непрестанной нежностью.

Она не спросила у няньки, скоро ли вернется мать. Она только потрогала ее платье в шкафу, посидела на ее кровати и снова вышла во двор. Надо же было наконец как-нибудь устроить цветы, которые она вырыла в лесу на болотце.

- Но ведь осень, Таня, - сказала нянька. - Какие теперь цветы?

- Ну какая же у нас осень! Посмотри, - ответила Таня.

Осень, как всегда, проходила над городом без тумана. Окрестные горы, как весной, были темны от хвои, и долго не склонялось над лесами солнце, и долго во дворах под окнами цвели большие, без запаха цветы.

В самом деле, может быть, и саранки постоят еще немного. И если засохнут, то все же корни их будут в земле.

И Таня широким ножом вырыла в земле несколько ямок на грядке и подперла стебли саранок палочками.

Тигр же ходил меж грядок и обнюхивал их. А обнюхав, поднял свою большую голову с земли и посмотрел вверх на забор. Посмотрела туда и Таня.

На заборе сидел Филька. Он был уже разут, в одной майке, без галстука, и лицо его было возбужденно.

- Таня, - крикнул он, - беги скорее к нам! Отец подарил мне настоящих ездовых собак!

Но Таня не перестала копать, руки ее были черны от земли, а лицо лоснилось.

- Этого быть не может, - сказала она, - ты обманываешь меня. Когда же успел он это сделать? Ведь мы вместе пришли сегодня в город.

- Нет, это правда, - сказал Филька. - Он привел их в город еще три дня назад и держал у хозяйки в сарае. Он хотел мне сделать подарок, и он зовет тебя посмотреть.

Таня снизу еще раз внимательно поглядела на Фильку.

В конце концов, это могло быть правдой. Ведь дарят же детям вещи, о которых они мечтают. И дарят им это отцы - как часто читала об этом Таня.

Она бросила нож на грядку и вышла за ворота на улицу.

Филька жил через двор. Ворота его были закрыты.

Но он широко открыл их перед Таней, и она увидела собак.

Возле них на земле сидел Филькин отец и курил. Трубочка его хрипела так же громко, как в лесу у костра, лицо его было приветливо. Олень стоял привязанный к забору. А собаки лежали все вместе, с хвостами, скрученными на спине в кольцо, настоящие лайки. Не поднимая острых морд, протянутых на земле, они посмотрели на Таню волчьим взглядом.

Охотник закрыл ее от зверей.

- Они злые, друга, - сказал он.

А Филька добавил:

- Это почище австралийской собаки динго.

- Я знаю этих собак отлично, - сказала Таня. - А все-таки это не дикая собака динго. Запрягите их, пожалуйста.

Охотник был озадачен немного. Запрягать собак летом? Эта забава была так неразумна! Но и сын попросил его это сделать. И охотник достал из сарая легкую нарту и упряжь и поставил собак своих на ноги. Они поднялись ворча.

А Таня любовалась их нарядной упряжью, обитой сукном и кожей. Султанчики на их головах развевались подобно белым метелкам повейника.

- Это богатый подарок, - сказала Таня.

Охотник был рад похвале своей отцовской щедрости, хотя произнесла ее только девочка.

Они посидели на нарте, и Таня подержала каюр - длинную палку из ясеня, окованную на конце железом.

Собаки все вертелись, налегая на задние ноги, - собирались бежать, тянуть нарту по голой земле. Охотник дал им за усердие юколу, которую достал из мешка. Он вынул еще из-за пазухи две другие сушеные рыбки, две крошечные корюшки, светящиеся на солнце, протянул их сыну и Тане. Филька начал громко грызть, а Таня отказалась. Но кончилось тем, что и она съела свою рыбку.

Охотник стал собираться в дорогу. Пора было уже покинуть этот город, где олень его целый день голодал. Он загнал собак в сарай и распряг там нарту. Потом отвязал от забора оленя и дал ему на ладони соли. Вьюки же были готовы давно.

За воротами охотник попрощался с детьми.

Он подал Тане руку, одну, потом другую, как подают на прощание соседу, и просил по снегу приехать на собаках в гости.

Сына же он обнял за плечи.

- Будь, если можешь, - сказал он, - добрым охотником и ученым. - И, вспомнив, должно быть, жалобы начальника на сына, добавил в раздумье: - И носи свой платок на шее, как надо.

Вот он уже подошел к повороту, ведя оленя в поводу, и обернулся еще раз. Лицо его было смугло, сделано будто из дерева, но и издали оно казалось приветливым. И Тане было жалко, что он так скоро исчез.

- Хороший у тебя отец, Филька, - сказала она в раздумье.

- Да, я его люблю, когда он не дерется.

- Разве он дерется когда-нибудь?

- Очень редко и лишь тогда, когда бывает пьян.

- Вот как! - Таня покачала головой.

- А твой разве никогда не дрался? И где он у тебя? Я его никогда не видел.

Таня посмотрела Фильке в глаза - не заметит ли она в них любопытства или усмешки. Она, кажется, никогда не говорила с ним о своем отце.

Но Филька смотрел прямо Тане в лицо, и глаза его выражали одно лишь простодушие.

- Никогда, - сказала она, - он не дрался.

- Тогда ты должна любить его.

- Нет, я не люблю его, - ответила Таня.

- Вот как! - сказал, в свою очередь, Филька. И, помолчав немного, тронул Таню за рукав. - Почему? - спросил он.

Таня нахмурилась.

И тотчас же у Фильки все слова кончились, словно ему тут же отрезали язык. И казалось, никогда он уже больше не спросит ее ни о чем.

Но Таня внезапно покраснела:

- Я его не знаю совсем.

- Он разве умер?

Таня медленно покачала головой.

- Так где же он?

- Далеко, очень далеко. Может быть, за океаном.

- В Америке, значит?

Таня кивнула головой.

- Я угадал!.. В Америке? - повторил Филька.

Таня медленно повела головой справа налево.

- Так где же он? - спросил Филька.

Толстые губы Фильки были открыты. По правде сказать, Таня поразила его.

- Ты знаешь, где Алжир и Тунис? - сказала она.

- Это я знаю. В Африке. Он, значит, там?

Но Таня снова отрицательно покачала головой, на этот раз более печально, чем прежде:

- Нет, Филька. Ты знаешь, есть такая страна - Маросейка.

- Маросейка? - повторил за ней Филька задумчиво. Это имя понравилось ему. - Должно быть, красивая страна Маросейка.

- Да, Маросейка, - тихо сказала Таня, - дом номер сорок, квартира пятьдесят три. Он там.

И она исчезла в своем дворе.

А Филька остался на улице один. Он все больше удивлялся Тане. По совести говоря, он был совершенно сбит с толку.