Борис Шергин - Двинская земля Страница 3

- Всю ночь я не спал,- рассказывает Люлин.- Сижу в "Золотом якоре" да гляжу, как снег в грязь валит. Горюю, что застрял с судами в Архангельске, как мышь в подполье. Тужу, что забоится сестренка: время штормовое. Утром вылез из гостиницы - и крадусь к гавани. Думаю, стоят мои корабли у пристани, как приколочены. И вижу - пусто! Ушли корабли! Увела! Через двои сутки телеграмма: "Поставила суда в Порт-Кереть на зимовку. Ожидаю дальнейших распоряжений. Федосья".

Архангельское мореходство и судостроение похваляет и северная былина:

А и все на пиру пьяны-веселы,

А и все на пиру стали хвастати.

Толстобрюхие бояре родом-племенем,

Кособрюхие дьяки большой грамотой,

Корабельщики хвалились дальним плаваньем,

Промысловщики-поморы добрым мастерством

Что во матушке, во тихой во Двинской губе,

Во богатой, во широкой Низовской земле

Низовщане-ти, устьяне промысловые,

Мастерят-снастят суда - лодьи торговые,

Нагружают их товарами меновными

А которые товары в Датской надобны)

Отпускают же лодьи-те за синё море,

Во широкое студеное раздольице:

Вспомнил я былину - и как живой встает перед глазами старый мореходец Пафнутий Анкудинов.

"Всякий спляшет, да не как скоморох". Всякий поморец умел слово сказать, да не так красно, как Пафнутий Осипович.

Весной, бывало, побежим с дедом Пафнутием в море. Во все стороны развеличилось Белое море, пресветлый наш Гандвиг.

Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит, рассыпаясь, крутой взводень, придет время наряду и час красоте. Запоет наш штурман былину:

Высоко-высоко небо синее, Широко-широко океан-море, А мхи-болота - и конца не знай От нашей Двины, от архангельской...

Кончит былину богатырскую -запоет скоморошину. Шутит про себя:

- У меня уж не запирается рот. Сколько сплю, столько молчу. Смолоду сказками да песнями душу питаю.

Поморы слушают - как мед пьют. Старик иное и зацеремонится:

- Стар стал, наговорился сказок. А смолоду на полатях запою - под окнами хоровод заходит. Артели в море пойдут, мужики из-за меня плахами лупятся. За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На промысле никакой работы не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора - знай пой да говори... Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, торопиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит - ночи прихватим... Дале один по одному засыпать начнут. Я спрошу: "Спите, крещеные?" - "Не спим, живем! Дале говори...".

Рассказы свои Пафнутий Осипович начинал прибауткой:

"С ворона не спою, а с чижа споется". И закончит: "Некому петь, что не курам, некому говорить, что не нам".

Я охоч был слушать Пафнутия Осиповича и складное, красовитое его слово нескладно потом пересказывал.