Евгений Коковин - Восстание в казарме Страница 3

Лицо Лебяжьего вытянулось. Новость была не из приятных. Ехать на фронт? Нет, это не входило в планы прапорщика Лебяжьего.

Спустя полчаса он был в учреждении, которое посещал нередко и которое имело не совсем понятное название - "Военный контроль". Зато чем здесь занимаются - Лебяжий отлично знал. Он сам был негласным сотрудником "Военного контроля", ведя постоянный шпионаж среди офицеров и солдат своего полка. Но Лебяжий приходил сюда не в русский отдел, а к английскому полковнику Тронхиллу. Он "работал" на англичан.

Вначале Лебяжий доложил Тронхиллу о найденной прокламации и о том, как к этому отнёсся командир полка. Потом он спросил у полковника, что будет с ним, если вторую роту отправят на фронт.

На чистом русском языке Тронхилл ответил:

- Вы никуда не поедете. Нам невыгодно терять такого человека в Архангельске. Я поговорю о вас с Айронсайдом.

6

Андрея Грушина и Лиду связывала давнишняя большая и нежная любовь. Они могли вспомнить даже те времена, когда вместе катались с горы на санках, потом - когда пятнадцатилетний Андрей со своего первого заработка угощал Лиду дешёвыми конфетами. Они могли вспомнить о юности, когда на лесопильном заводе начала работать и Лида. Потом - годы разлуки, когда Андрей был на фронте. Он вернулся, тяжело раненный в ногу. Любовь их после разлуки окрепла.

Теперь Андрея волновали новые мысли, он был полон энергии и силы, несмотря на плохо зажившую рану. Он рассказывал Лиде, как встречался в окопах с большевиками и как они заставили его и других солдат по-иному смотреть на происходящие события.

Под влиянием Андрея менялись взгляды на жизнь и у Лиды. Она видела на заводе много несправедливости, тяжёлую жизнь рабочих, сама жила такой жизнью.

Лида уже два года работала на телеграфе. В дни, когда Архангельск захватили англичане и американцы, и большевикам, оставшимся в городе, пришлось уйти в подполье, место её работы оказалось на редкость удобным для поддержания связи между подпольщиками. Кто мог догадаться, что иногда под видом телеграммы передают девушке записку, или подобную записку получают от неё вместо квитанции.

На телеграфе Лида познакомилась и с прапорщиком Лебяжьим. Первый раз увидев Лиду, Лебяжий одобрительно-жадным взглядом окинул девушку. Он стал чуть ли не ежедневно приходить на телеграф. Молодой, самоуверенный, привыкший к лёгким победам над женщинами, Лебяжий не сомневался в своём успехе и сейчас. Он приглашал Лиду на вечера и назначал свидания. Но девушка разговаривала с ним холодно и уклонялась от встреч. Это уязвляло самолюбие прапорщика, и он с удвоенной настойчивостью продолжал добиваться её расположения.

Знакомство с белогвардейцем было противно Лиде. Оно, кроме того, наполняло душу девушки постоянной тревогой. Ей нужно было держаться с офицерами очень осторожно. В то же время она с трудом сдерживала себя, когда Лебяжий начинал бахвалиться, уверяя, что большевикам скоро на всех фронтах наступит конец. Он говорил гадости о тех людях, которые своей выдержкой и мужеством, своей высокой идеей увлекли девушку, за собой на трудный путь революционной борьбы. Прапорщик Лебяжий цинично заявлял о том, что в Архангельске не осталось ни одного человека, сочувствующего большевикам, - всех перестреляли или отправили на Мудьюг1. А Лида ежедневно сама встречалась с большевиками-подпольщиками, с которыми сблизилась через Андрея Грушина.

Она рассказала Андрею о назойливых притязаниях прапорщика. И когда они вместе смеялись, обсуждая эту историю, как-то неожиданно родилась мысль воспользоваться знакомством с Лебяжьим.

Дважды Лида побывала с прапорщиком на танцевальных вечерах в зале Городской думы. Однако она держалась в незнакомой ей шумной обстановке сдержанно и осторожно.

И вот Лида снова приняла приглашение. После вечера Лебяжий провожал её.

- Вы жестоко со мной обращаетесь, - говорил он, стараясь подействовать на чувства девушки. - У меня нет друзей, и мне так тяжело быть в одиночестве. А скоро я и вас не буду видеть.

- Почему? - спросила Лида.

- Нашу роту отправляют на фронт. Одиннадцатого мы уезжаем. Честное слово, уже есть приказ.

- Ведь вас могут там убить! - в притворном испуге воскликнула Лида, а сама отметила в памяти: "одиннадцатого".

- Могут, - жалобно ответил Лебяжий.

7

Иван Лопатин никогда не бывал на парадах. Хотя и ротный, и взводный, и унтеры накануне долго объясняли молодым солдатам, что такое парад и как следует себя на параде вести, - Лопатин из этих объяснений понял немного.

Ему было лишь ясно, что состоится какой-то праздник, нужно почистить шинель и сапоги: на солдат будет смотреть высшее начальство.

Но настроение у солдат был совсем не праздничное. Многие старослужащие ходили хмурые, на офицеров смотрели озлобленно.

- Выслуживаешься?! - едко и громко сказал рядовой Ермолин, когда унтер приказал ему почистить сапоги. - Ну и выслуживайся. А мне никаких парадов не нужно. И воевать я не поеду. Хватит! Не за что нам воевать...

Унтер даже и не подумал возражать солдату. Он чувствовал правоту Ермолина и смущённо отвернулся.

Зато слова Ермолина тут же подхватил рядовой Лосев.

- Правильно Ермолин говорит. За кого нас воевать посылают? За буржуев, за их толстые шкуры! А против кого? Против наших же русских людей, против русских крестьян и рабочих. У красных, я знаю, Михаил Созонов служит, товарищ мой. Мы с ним из одной деревни. Не пойду я своего товарища убивать! Как, братцы, вы думаете?

Солдаты одобрительно зашумели, окружили Лосева.

- У меня тоже земляк у красных, добровольцем пошёл.

- Да что земляк! У меня брат там!

Лосев вытащил из кармана листок бумаги и сказал:

- Вот здесь написано: "Солдаты архангелогородского полка, крестьяне и рабочие, одиннадцатого декабря вас хотят отправить на фронт воевать против Красной Армии, против ваших братьев, за интересы англо-американских империалистов, которые захватили в свои хищные лапы наш русский Север..."

- Одиннадцатого?

- Послезавтра на фронт?!

- Никуда не поедем! Лучше здесь умрём!

- Тише, товарищи! - сказал Лосев, подняв руку. - Нас обманом и насильно мобилизовали и теперь посылают воевать против большевиков. А большевики - это такие же рабочие и крестьяне, как и мы с вами. Я видел большевиков и разговаривал с ними...

- Видел? Не ври, Лосев. Где ты их видел?

- Где видел - это пока моё дело. Не всё сейчас можно рассказывать. Но только верьте моему слову. Большевики есть и - недалеко отсюда... в Архангельске.

Солдаты притихли, не зная верить или не верить своему товарищу. А Лосев продолжал:

- Скоро наступит время, когда англичан, американцев и французов вышибут из Архангельска. И мы должны помочь большевикам освободить русскую землю от паразитов. Сегодня мы выйдем на парад и виду не покажем, а одиннадцатого прямо заявим, что на фронт не поедем. А если что... так нас поддержат матросы в Соломбале.

Лопатин молча прислушивался к возбуждённым разговорам солдат. Правда слов Лосева захватила его, но он боязливо оставался сидеть в сторонке. Воспоминание о прокламации, которую он передал прапорщику Лебяжьему, снова встревожило его. Там было написано то же самое, что говорил и Лосев.

К параду Лопатин подготовился, как было приказано. Он почистил сапоги, пришил к шинели недостающую пуговицу, подрезал на полах бахрому.

Полк выстроился и отправился на Соборную площадь.

Все события этого дня проходили перед Лопатиным словно в тумане. Молодой солдат всё время чего-то тревожно ожидал, а чего именно - он и сам не сознавал. Но ничего особенного не случилось. Только после парада, когда закончился обед, действительно объявили, что вторая и третья роты должны подготовиться для отправки одиннадцатого декабря на фронт.

На параде Лопатин выполнял команды почти бессознательно. Однажды он даже не воспринял команды и остался в прежнем положении, в то время как солдаты повернулись налево. Хорошо, что это случилось задолго до прибытия командующего и не на виду у командира полка. К нему подскочил Лебяжий и с силой рванул за плечо.

- Оглох, скотина! Весь строй гадишь!

Лопатин чувствовал за собой вину, но в то же время горечь обиды на мгновенье обожгла ему сердце. Почему он "скотина"? И почему так обзывает его взводный, которому он, Лопатин, сделал столько услуг?

Однако с этого момента Лопатин стал внимательнее слушать команды, не ошибался и не запаздывал с выполнением приёмов. Только когда к роте подошёл командующий генерал Марушевский и поздоровался, Лопатин в необъяснимом оцепенении даже не открыл рта.

Впрочем, так же молчаливо встретила приветствие генерала Марушевского и вся рота.

8

Эту ночь командующий спал неспокойно. Кто бы мог подумать, что его, бывшего начальника генерального штаба, ещё недавно мыслившего в крупных армейских масштабах, могла теперь так мучительно волновать отправка на фронт всего каких-то двух рот. Хотя парад, как он сам говорил, прошёл сносно, а обед георгиевских кавалеров - вполне прилично, генерал Марушевский чувствовал напряжённость обстановки. Правда, он принял все меры - приказал назначить в каждую из отправляемых рот по двенадцати офицеров, а в пулемётные взводы отобрать наиболее надёжных солдат. Если потребуется, пулемёты можно повернуть в сторону своих же рот...