Зинаида Шишова - Джек-Соломинка (Часть 1-5) Страница 33

И вдруг тонкая, как игла, жалость пронизала его всего насквозь.

"Сначала - сэр Гью, потом - мать Геновева, а теперь - рыцарь Бёрли!"

- Да, и с этим человеком тебе будет не легче, - сказал он и покачал головой.

Глава V

В это утро Джоанна, как и всегда, встала с рассветом. Ей трудно было сразу расстаться со своими привычками, хотя надо сказать, что на этой неделе ни один ее день не походил на предыдущий.

В понедельник, в присутствии отца Роланда, отца Ромуальда, матери Геновевы, сестры Клариссы, матери Розамунды, сестры Эвлалии, матери Сидонии, отца Бенедикта и старика стряпчего, Джоанна Беатриса Друриком объявила во всеуслышание о своем непреклонном желании принять святое Христово пострижение6.

- Тебя ведь никто не понуждал к этому, моя маленькая Джоанна? спросила мать Геновева ласково.

Одутловатая сестра Сидония быстро поднялась с места.

- Кто может говорить о принуждении! - закричала она. - Сейчас никто не поверит, но в молодости я была хороша, как божий ангел, и все-таки пошла в монастырь. И мать Эвлалия, и сестра Кларисса, которая еще и сейчас в расцвете красоты, и мать Розамунда - все мы дочери младших сыновей7 и не получили ни полпенни приданого.

- Я говорю с леди Джоанной, - произнесла аббатиса строго.

Джоанна несколько минут молча смотрела ей прямо в глаза.

- Девушка, находящаяся в моем положении, не может рассчитывать на замужество, - сказала она отчетливо. - А в остальном жизнь монахини мало отличается от жизни светской женщины.

Мать Геновева чуть поморщилась. Девчонка немного напутала. А в последней фразе, пожалуй, заключался даже какой-то вызов ей, настоятельнице. Аббатиса приподнялась с кресла, но Джоанна уже замолчала. Она молчала и в церкви, когда отец Ромуальд огласил ее имя с амвона8.

Пострижение было назначено на пятницу.

Во вторник мать Геновева получила приглашение от сэра Гью присутствовать в Уовервилле на вскрытии завещания его покойного сына.

Племяннице сэр Гью передавал привет и свое благословение. Она не могла придумать ничего лучшего, как пойти в монахини. С ее характером при деньгах еще можно было бы ей подыскать мужа. Но он, сэр Гью, не собирается ей оставлять ни копейки. Когда он заикнулся о ней вдовому сэру Роберту Саймонсу, который достаточно богат, чтобы жениться на бесприданнице, тот отмахнулся обеими руками.

"Это все равно что получить в жены дикую кошку" - таковы были его подлинные слова.

Вместо матери Геновевы в Уовервилль поехал отец Ромуальд. Дело в том, что из Друрикома уже был послан к стряпчему бочонок французского вина, а монахиня не имела никакого желания просидеть ночь с пьяницами.

Во вторник же Джоанна получила разрешение взять на конюшне Мэгги. Эта дикая кобыла плохо шла под седлом, так как в прошлом году ее напугали волки. Она была норовиста, вздрагивала от малейшего шума и легко сбрасывала седока.

У поворота в Хемгет девушка встретила старую Джейн Строу. Женщина, как видно, шла проведать своего второго сына. Тома, что был в помощниках у монастырского садовника.

Она низко поклонилась барышне. У той слезы выступили на глазах: Джейн Строу была похожа на вставшего из гроба мертвеца. Но, стиснув зубы, Джоанна только гордо кивнула в ответ на низкий поклон.

Это был самый чудесный день в ее жизни. Все время рядом с ней скакал человек, с которым она могла говорить по душам и который отвечал так, как ей хотелось, потому что она сама его придумала.

В среду в монастырь приехал сэр Саймон Бёрли. До этого он всю ночь и весь день пропьянствовал в Уовервилле, куда также был приглашен сэром Друрикомом на вскрытие завещания.

Еще задолго до того, как солдаты стали ломиться в ворота, прибежал привратник, бледный от страха.

- Мать Геновева, - крикнул он, - рыцарь Бёрли! С ним его солдаты и французы, и все - пьяные.

- Через забор они не станут перелезать, а ворота выдержат, - сказала мать аббатиса.

Через четверть часа рыцарю показалось, что оруженосец стучит недостаточно громко. Вытащив топор, Саймон Бёрли, широко размахнувшись, ударил изо всех сил. Топор, пробив железную обшивку, наполовину ушел в дерево.

И потому ли, что выпитое у нотариуса вино еще сильно шумело у него в ушах, или потому, что топор застрял в воротах, или вообще рыцарь был в дурном настроении, но он громко крикнул:

- Ну-ка, солдаты, ломайте ворота! Если эти гусыни еще с полчаса продержат нас на ветру, мы разнесем к дьяволу всю святую обитель...

Рыцарь де Жуайез, который привык ко всему у себя в Аквитании, предложил обложить ворота хворостом и поджечь.

- Они все повыскакивают, как лисицы из норы, - сказал он, даже не улыбнувшись.

Испуганные монахини стояли посреди двора. Мать казначея снова послала за настоятельницей.

Аббатиса, открыв окно, прислушалась.

- Бей, ломай! - кричал грубый голос на дороге. - Покажем этим дурам, как следует обращаться с королевским рыцарем!

Мать Геновева не спеша убрала волосы, чуть подрумянила щеки и губы и, накинув мантию, вышла во двор.

- Кто ищет нашего гостеприимства? - звонким голосом крикнула она.

Так как шум за воротами не прекращался, она продолжала более резко:

- А ну-ка, потише, эй, вы там, за воротами! Это монастырь, а не кабак. Если вам нужно вина или эля, вы должны ехать еще полночи, так как раньше вам не попадется ни одной харчевни.

- А, это вы, мать Геновева! - смущенно откликнулся голос из-за ворот. - Извините меня за шум, но ваши глупые монахини не хотели впускать королевского рыцаря, и мои люди пришли в нетерпение.

- Я рада приветствовать сэра Саймона Бёрли у себя в аббатстве, сказала монахиня. - Что привело достойного рыцаря сюда в столь позднюю пору?

- Неотложное дело, мать Геновева, - ответил гость коротко.

Краем глаза настоятельница видела, что солдаты, с размаху въезжая во двор, топчут цветы, посаженные под окнами. Двое, спешившись, трясли изо всех сил старую грушу, плоды которой поспеют только через месяц, ко дню св. Мартина. Солдаты, хохоча, нашаривали в траве упавшие груши и толкали друг друга в грязь.

Однако мать Геновева не повела даже и бровью.

- Каждое дело можно отложить, пока человек не обогреется и не отдохнет, - сказала она приветливо. - А за столом мы поговорим с вами по душам.

Саймону Бёрли и людям его свиты дали помыться, так как с вечера была жарко натоплена баня.

В трапезной горело восемнадцать свечей, и даже темные обычно углы сегодня были ярко освещены. Стол застлали тонкой льняной скатертью. Воскресный хлеб с вытисненным на корочке изображением спасителя, нарезанный тонкими ломтиками, был еще к тому же аппетитно поджарен на огне. Рыба и мясо были поданы на деревянных блюдах. Серебряные кувшины с вином были расставлены между ними. Красное хиосское вино горело огнем в стеклянном кувшине, а это было большой роскошью, потому что стеклянная посуда подавалась только в очень богатых домах.

Саймон Бёрли сидел угрюмый, подперев щеки кулаками. Не пить и не есть приехал он в монастырь, а для дела. Поэтому он ел мало, а пил много, надеясь, что вино развяжет ему язык.

Так это и случилось. Когда монахиня налила ему шестой стакан, а спутники его, подмигивая, толкали друг друга под столом, рыцарь, с грохотом уронив скамью, поднялся с места.

- Мы пьем и едим, огонь пылает в камине, как в королевском замке, сказал он, - стол накрыт богатой скатертью и ломится от яств. Я очень благодарен вам за ваше гостеприимство, но кусок не лезет мне в глотку, вино кажется кислым, когда я подумаю, что девица из благородной семьи содержится здесь, как самая последняя послушница, и ее даже не зовут к столу, когда приезжают гости.

Мать Геновева дугами подняла брови.

- Вы говорите о Джоанне Друриком? - спросила она спокойно. - Считаете ли вы пристойным для девушки сидеть за одним столом с перепившимися мужчинами? А кроме того, сейчас уже полночь, и Джоанна давно спит.

- Вы все уже спали, - продолжал рыцарь упрямо, - и, однако, вы нашли время одеться среди ночи и даже украсить свои пальцы перстнями! Никто из моих людей не пьян, и все ведут себя пристойно. Или племянница моего друга так оборванна и грязна, что ее три дня нужно отмывать в бане, перед тем как показать гостям?

Мать Геновева хлопнула в ладоши.

- Разбудите леди Джоанну, - сказала она прибежавшей послушнице, - и попросите ее немедленно пожаловать к столу.

Это был третий необычный день Джоанны. Поднятая среди ночи, она накинула платье и, доплетая на ходу косу, щурясь на свет, вошла в трапезную.

Рыцарь Бёрли во все глаза смотрел на девушку. Скромно, не поднимая ресниц, она обошла большой стол и остановилась перед настоятельницей. Мать Геновева поцеловала ее в лоб и, обняв за плечи, повернула к рыцарю.

- Благородный сэр Саймон Бёрли приехал проведать, как живется тебе в монастыре, Джоанна. Поздоровайся с ним и расскажи обо всем, что может его интересовать.

Когда девушка протянула ему руку, сэр Саймон Бёрли с удовлетворением отметил, что рука была, может быть, несколько смуглее, чем полагается леди, но чистая и с коротко обрезанными ногтями.