Юрий Яковлев - Неприкосновенный запас (Рассказы и повести) Страница 34

Люди молчали. У кого-то на руках плакал ребенок. Кто-то надолго закашлялся. Офицер наклонился и сорвал с газона ромашку. Он повернулся к шеренге, стоящей лицом к солнцу, и стал гадать, он отрывал лепестки и приговаривал: "Любит - не любит..."

Глаза людей были прикованы к этой ромашке, которая должна была решить их судьбу. "Любит - не любит..." Лепестков оставалось все меньше. Он отрывал их, как крылышки у небольшого белого мотылька. Наконец он оторвал последний лепесток.

- "Не любит". Слышите - не любит вас, а любит их, - он кивнул на правую шеренгу. - Они пойдут домой, а вы отправитесь на тот свет. В последний раз спрашиваю: кто взорвал мост?.. Можете не плакать! Мне не нужны ваши слезы. Мне нужен человек, который взорвал мост... Приготовить два пулемета. Последняя минута на размышления.

Все сжались, втянули головы в плечи. Стиснули руки в кулаки. И на площади установилась напряженная, глухая тишина. Казалось, люди затаили дыхание, чтобы ничем не потревожить эту тишину, которой суждено было оборваться вместе с их жизнью. Но страшную тишину разорвал не выстрел, а голос. Такой негромкий, глуховатый голос:

- Я взорвал мост!

Люди вздрогнули и испуганно обернулись на голос, как в темноте оборачиваются на внезапно вспыхнувший свет. Они увидели невысокого щуплого парня в помятом пиджаке. Он шел по площади, опираясь на палку. Левая нога его как бы проваливалась в землю, но правая, здоровая, ступала твердо.

Офицер, удивленный не меньше остальных таким поворотом событий, все еще держал в протянутой руке белое крылышко "не любит". А парень шел к нему между шеренгами, и десятки глаз - усталых, заплаканных, печальных, темных, непонимающих, прищуренных, широко открытых - провожали его, дарили ему благодарность и прощальный привет.

- Как тебя зовут? - спросил кто-то из стоящих в шеренге.

Парень на мгновение задержал шаг и тихо сказал:

- Зимородок.

И его имя - непонятное, птичье имя - пролетело от одного к другому по шеренге, становясь таким же дорогим, как слово "жизнь".

- Всем по домам! - приказал офицер. - Его допросить и расстрелять! Быстро! Быстро!

Офицер опустил руку, и белое крылышко, кружась по ветру, опустилось на землю и больше уже не взлетало...

Белые плоские облака плыли над полем, а тени от них темными пятнами двигались по траве и по набирающим силу хлебам. Мотоцикл мчался вперед, и пыль оседала на сморщенные ладошки подорожника.

- И его расстреляли? - спросил Марат.

Следователь ответил не сразу:

- Этого я не видел. Нас разогнали по домам... Какие-то выстрелы я слышал. Фашисты могли расстрелять за кусок хлеба, а тут мост... Разве может быть сомнение?

И все-таки представить себе Зимородка мертвым, лежащим на земле Марат не мог. Удивительный боец в помятом пиджаке на двух пуговицах жил в мыслях мальчика. И эту его жизнь никто не властен был оборвать.

Поезд тихо постукивал на стыках. Марат стоял у окна и смотрел, как рельсы скрещивались и расходились. Одни неслись вперед, теряясь в хитросплетениях станционных путей; другие обрывались в тупиках. Когда же стемнело, у стрелок зажглись низкие фонари, похожие на маленькие сухопутные маячки. Как выбрать себе нужный маячок, который откроет широкий простор, а не заведет в тупик?

Когда поезд с глухим медленным гулом начал втягиваться в фермы Нового моста, за плечами Марата встал Зимородок. Усталый, с бессонными глазами, смотрящими как бы из глубины.

"Человек очень живучее существо, - сказал Зимородок. - В него стреляют - он поднимается снова, а если не может подняться сам, то вместо него встают такие же, как он, только помоложе и посильнее".

"Как это помоложе и посильнее?" - спросил Марат.

"А очень просто: я упаду, ты встанешь на мое место. И опять живет человек, работает, борется. Важно, чтобы ты был похож на меня. Ты вообще-то веришь в чудеса?"

"Не знаю".

"Я в чудеса не верю. Я верю в надежду. Надежда - большая сила. Ты думаешь, человек идет когда-нибудь на верную смерть? Нет! Даже герой. Человек идет в бой с надеждой, что пуля пролетит мимо. Даже когда стреляют в упор, человек надеется. И чем больше у человека надежды, тем больше бесстрашия. Мне всегда помогала надежда. Мне с ней легко жилось и воевалось. Понял?"

"Понял", - прошептал Марат.

Он так и не повернул головы. Он чувствовал, что Зимородок стоит за его плечами, слышал его дыхание, но не повернул головы, а неотрывно смотрел за маячками, которые всплывали из темноты и исчезали за спиной. И звезды в небе тоже казались маячками - негаснущими маячками надежды.

На другой день друзья уже поджидали его на мосту. Они стояли, прислонясь спиной к перилам, портфели лежали у ног. Марат подошел к ребятам. Бросил портфель и тоже прислонился к перилам. Так они все трое стояли молча. Наконец Марат заговорил:

- Мост он взорвал. Значит, парашют раскрылся. Только при прыжке подвернулась нога. Но потом его расстреляли.

- Поймали? - спросил Василь.

- Нет, он сам признался.

- Не может быть! - вырвалось у Зои Загородько. - Как же сам?

- Фашисты хотели расстрелять много людей.

- Заложников? - спросил Василь.

- Людей! - повторил Марат. - Тогда он сказал: "Это я взорвал мост". Людей отпустили, а его повели на расстрел. Вот и все.

- Вот и все! - Василь как бы поставил точку.

- Неужели все? - спросила Зоя Загородько.

- Нет, не все, - решительно сказал Марат. - Я должен узнать его имя. Человек, который совершил такое, не может остаться без имени.

- Конечно, не может, - подтвердила Зоя Загородько. И с этой минуты стала союзницей Марата в его поисках.

Марат нагнулся и поднял портфель. И все, как по команде, тоже нагнулись и подняли портфели. И зашагали по мосту в сторону школы.

И каждый раз, когда казалось, все кончено, оборвались все следы, поставлена точка и нет никакой надежды, оттуда, из далеких военных времен, доносился неумолкающий позывной:

"Я - Зимородок! Я - Зимородок!"

Он ждал ответа. Он звал. Он вселял в сердце тревогу. Нет, нельзя останавливаться. Поиск продолжается. Может быть, можно отвоевать у смерти и забвения еще один вздох, еще один островок жизни Зимородка.

8

- Здравствуйте, люди-человеки! Начнем, пожалуй... Сегодня мы займемся слонами.

По классу прокатился смешок. Займемся слонами! А Сергей Иванович уже расхаживал по классу, слегка наклонив свою большую голову.

- Но до слонов я хотел бы заняться Маратом.

Снова вспыхнул смешок.

- И узнать: где он пропадал, что поделывал, почему пропустил урок?

Марат нехотя поднялся. Как всегда, он был озабочен своими мыслями, и, что происходит вокруг, его не интересовало.

- У него болела рука! - сказала Зоя Загородько, и ее челочка мелькнула на предпоследней парте.

- Я спрашиваю Марата.

Марат переступил с ноги на ногу и сказал:

- Я искал одного человека. А руку я действительно отбил.

- Какого человека? - спросил учитель.

- Его расстреляли фашисты.

Учитель сделал несколько шагов, потом обернулся и сухо сказал:

- Не вижу логики. Зачем же искать человека, если его расстреляли?

И снова поднялась Зоя Загородько. Ее смуглое лицо горело, а редкая челка разметалась по лбу.

- Это был очень хороший человек, Сергей Иванович... А вы этого не хотите понять... Вас интересуют только клювы и хоботы.

У нее не хватило дыхания. Она села и не увидела, как учитель побледнел. Он сказал глухим голосом:

- Да, я этого не хочу понять! Меня интересуют клювы и хоботы, потому что мой предмет - зоология. Если бы я преподавал русский язык - меня бы интересовало правописание частиц. Что здесь удивительного? И на уроке никакие посторонние вещи меня не касаются. Тебе это не понятно, Зоя Загородько?

- Понятно, - недовольно ответила девочка.

- Садитесь все! Будем продолжать урок. Займемся отрядом хоботных.

- Слонами? - спросил Василь.

- Сперва мышами.

По классу прокатился смешок. Но учитель не обратил на него внимания.

- Начнем с мышей. Потому что, хотя слон самое крупное и самое сильное животное в мире, простая, ничтожная мышь может погубить его.

Василь хихикнул. Но Марат ударил его локтем в бок, и тот притих.

По коридору шли директор школы и инспектор роно. Они остановились у дверей класса. Оттуда доносился несмолкаемый шум. И сквозь этот гул слышался глуховатый голос учителя:

- Александр Македонский в своих завоевательных походах использовал боевых слонов. Слоны были танками древних войн...

В это время послышался голос Василя:

- Танки с хоботами и клыками. А вместо противотанковых мин - мыши!

В классе вспыхнул смех.

- И так всегда на уроках Серегина, - недовольно сказал директор. Какой-то балаган, а не урок.

- Неопытный? - поинтересовался инспектор.

- Нет, стаж работы у него большой. Но не умеет он серьезно. Все шуточки! Ему бы следовало перейти на другую работу.

- Подумаем, - сказал инспектор.

- Никакого авторитета у ребят, - продолжал директор и вместе с инспектором зашагал дальше по пустому школьному коридору, в котором шаги отдавались гулко и четко.