Остров на Птичьей улице - Ури Орлев Страница 35

Я подумал и решил выйти после обеда. Возьму с собой кошёлку, как будто иду за покупками. И, кстати, это хорошая возможность купить нам с Хенриком немного продуктов в магазине. Хенрик дал мне денег. Даже больше, чем нужно. Я отказывался, но он не отступался:

– Возьми на всякий случай. Могут пригодиться.

По дороге к дому № 32 я заглянул в несколько квартир в поисках кошёлки. Нашёл и кошёлку, и небольшой бидон с крышкой для молока. Видно, такие вещи в Германию не отправляли.

Проход в подвале как был, так и остался. Но когда я очутился на той стороне, дворник подал мне знак зайти к нему в дворницкую. Что он хочет? Может, не узнал меня? Нет, узнал. Он вообще, как оказалось, очень хорошо меня помнил.

– В первый раз, – сказал он, – ты просто нагло сбежал. А гоняться за тобой мне не очень хотелось. Потом ты шёл с доктором, поэтому я не взял с тебя денег. Но на этот раз тебе придётся заплатить. Или убирайся откуда пришёл. У вас, евреев, всегда есть деньги.

Теперь я понял, как попадали в гетто мародёры и как они со всеми этими вещами возвращались обратно. И для чего нужен такой большой проход – если вынуть все расшатанные кирпичи. И вовсе это не для толстяков, как я думал. Здорово, что Хенрик уговорил меня взять побольше денег! А то бы пришлось сейчас идти за ними, и я бы зря потратил время.

– Сколько? – спросил я.

По словам дворника, он сделал мне скидку. Детский билет. Я заплатил ему и вышел на улицу. По крайней мере, одним страхом меньше – можно не бояться дворника. Теперь всё встало на свои места. Надо будет попросить Хенрика, чтобы он оставил мне какое-то количество денег, тогда я смогу выходить из гетто и покупать что-нибудь, что мне захочется.

Я шёл по улице. Сейчас я не торопился, как в прошлый раз, когда бежал за врачом. Кроме того, я стал гораздо увереннее в себе. «Уверенность – это самое главное», – так говорил папа. Я не пошёл короткой дорогой – решил пройти через парк. Шёл медленно, как будто прогуливался. Даже не как будто, это действительно была прогулка. И почему я раньше не выходил из гетто, просто чтобы погулять по городу? Ведь ещё никто ни разу не подумал про меня, что я еврей. Хотя – пока что я выходил всего один раз.

Я как будто опьянел. Чуть не забыл, зачем вообще я здесь. В парке была осень, похожая на все другие осени, которые я помнил. Кучи палых листьев, облетающие и уже облетевшие в ожидании зимы деревья. Мамы с малышами в колясках. А может не мамы, а няни. Должны же были остаться хоть какие-то богатые люди. Дети на велосипедах и дети, гоняющие палочкой или специальным крючком железный обруч. Я этой игре так и не научился. Не успел научиться – видно, сначала я был слишком маленький, а потом…

Мальчишки примерно моего возраста играли в футбол. Они толпились на площадке, пытаясь разделиться на две команды. Я слышал, как они кричат и спорят. Обычное дело. Так всегда бывает. Один из мальчишек показал на меня, а потом позвал. Для игры не хватало вратаря. А я был отличным вратарём. Я остался поиграть с ними, ведь я не спешил. Им понравилась моя игра.

– Ты где живёшь?

– Приходи завтра тоже!

– Ага.

На моё счастье, пошёл дождь, и они разбежались по домам. Я напялил пустую кошёлку на голову и тоже побежал. Добежав до продуктовой лавки рядом с домом врача, я остановился. Зашёл внутрь. Я надеялся, что, может быть, встречу там девочку. Кроме меня в лавке была только одна покупательница. Я купил молоко, десяток яиц и хлеб. Сказал, что меня послала мама.

Я чуть было не попросил у лавочника пару булочек. Но сдержался. Булочки бывают только по утрам. Конечно, и молоко тоже все обычно покупают утром, но мне повезло – у них как раз осталось ещё чуть-чуть на самом дне. Я посмотрел, сколько заплатила женщина, и тоже заплатил из тех денег, которые мне дал Хенрик. Получил сдачу. Пересчитывать не стал, чтобы зря не злить лавочника. Потом решил ещё немного подождать в лавке, потому что дождь снаружи сменился градом.

Зима была уже близко. Всю последнюю неделю задувал сильный ветер и деревья на польской стороне громко скрипели под его порывами. Земля в парке была мёрзлая. У нас с Хенриком в подоконном шкафу холод не чувствовался. Но я немного беспокоился, что скоро закончится керосин и я не смогу больше кипятить воду для чая. Кстати, Хенрик тоже называл чаем кипяток, который мы пили с кусковым сахаром вприкуску.

– Ты тут новенький? – спросил лавочник.

– Да, – сказал я. – Мы на прошлой неделе переехали.

– Я тебя тут как-то видел. Утром.

– Да, я один раз ходил к врачу, – сказал я.

Лавочник вздохнул. В его вздохе мне почудилось что-то фальшивое.

– Бедный доктор, – произнёс он. – Какой это был человек. А какой врач! Это точно кто-то донёс. Проклятые доносчики. А в каком вы доме живёте?

В лавку зашли две женщины и этот мерзкий мальчишка. Я не ответил. Мальчишка смерил меня взглядом. Сейчас я понял, что он вовсе не такой крупный, каким казался, когда я наблюдал за ним сверху. Может, он просто казался большим по сравнению с другими детьми. Я пошёл к выходу, и мальчишка тут же подставил мне ножку.

– Не приставай, – сказала одна из женщин. – Опять ты за своё.

Это была его тётя. Тётя, которая всегда кричала ему из окошка:

– Янек, дрянь эдакая, быстро домой!

– Уже иду, тётя! – кричал он в ответ. Но даже не двигался с места.

– Это новый мальчик, – сказал лавочник, когда я был уже у самой двери. Я поторопился и вышел на улицу. А то они ещё догадаются, что я нигде не живу. И что никаких новых жильцов поблизости нет. Больше мне сюда приходить нельзя. Лучше буду покупать продукты в лавке на углу, рядом с Пекарской улицей. Там, где я купил булочку в самый первый раз. Там и хозяева посимпатичнее. И, если что, оттуда проще сбежать в гетто. Думаю, я мог рассчитывать на дворника. Может, он и не будет мне помогать, но точно не выдаст. В конце концов, это его заработок.

На самом деле это был не град, а град с дождём. Я поднял воротник и надвинул кепку на уши. И снова побежал. Но почти сразу же столкнулся с мальчиком, который двигался мне навстречу. Он не удержался на ногах и шлёпнулся на тротуар. Я поставил кошёлку на землю и помог мальчику подняться.

– Извини, – сказал