Лев Кузьмин - Ёлинские петухи Страница 4

Я боялся, что тогда по всей улице распахнутся окна и все жители станут смотреть на меня и, может быть, даже закричат: «Эй, дяденька! Ты куда это петуха потащил? На рынок, что ли? Так нынче день не базарный, не воскресенье!»

Но Спиридоныч помалкивал. Он был или в самом деле очень умён, или просто-напросто ему нравилось кататься.

И окошко ни одно не стукнуло.

Лишь у самой околицы, у самой крайней избы соскочила с крыльца босоногая белобрысая девчонка. Она запрыгала под дождём, зачастила взахлёб:

— Дёмка, Дёмка, с кладами котомка! Опять в лес пошлёпал? Опять, не спросясь, подался искать того, чего нету? Вот ужо я твоей матери скажу! Вот скажу! И отцу скажу тоже.

Перевела дух, сладенько допела:

— А возьмёшь меня, Дёмушка, — не скажу.

Дёмушка не смутился, даже шагу не прибавил.

Он всё так же не спеша перешагнул в своих красных сапожках грязную колею, поравнялся с девчонкой и, не задерживаясь, мимоходом, показал ей кукиш.

Кукиш получился смешной, крохотный, потому что и сам-то Дёмушка был куда как невелик, но девчонка всё равно обиделась, фыркнула, заскочила в избу, грохнула дверью изо всех сил.

А тут и деревня кончилась.

Прямо за околицей стояли большие мокрые ёлки. В ёлках укрывались от дождя хриплые грачи.

Они там нет-нет да и перелётывали с места на место, и тогда дождевые капли с еловых лап так и лились холодным водопадом.

А потом мы вышли по узкой тропинке на край хлебного поля к изгороди. Тучи над полем неслись быстрые и очень лохматые. Дождь припустил вдруг пуще, но и так же внезапно стал утихать. Возможно, тут начала сбываться тёти Манина примета, что утренний гость приходит ненадолго, а возможно, дождь взял да и послушался самого Дёмушку.

Пока я примерялся, как бы мне с корзиной со Спирей да в долгополом плаще перевалить через изгородь, Дёмушка очутился на ней верхом, закричал:

Дождик, дождик!Зря не лейНа тропинку меж полей!Лучше плюхайВозле речки,Поливай тамОгуречки!А над намиНе старайся,ПоскорееУнимайся!

И дождь стал униматься. Да тут и тропинка кончилась. Она вывела нас опять на широкую, в жёлтых ручьях полевую дорогу.

Петух, наверное, тоже услышал, что по корзине стало барабанить реже, и завозился под крышкой.

— Не пора ли ему пешочком пройтись? — спросил я Дёмушку.

Дёмушка согласился:

— Прогулка ему теперь не повредит.

И вот хотите верьте, хотите не верьте, а только Дёмушкин петух Спиря-Спиридоныч из корзины вылез, отряхнулся, оглянулся, весело вскрикнул «Куд-куды!» и пошагал рядом с нами.

И совсем, совсем напрасно я сравнивал его недавно с собачкой-моськой.

Собачки-моськи в походе вести себя не умеют. Они то отстают, то забегают, то путаются у хозяина под ногами. Им непременно надо каждый кустик обнюхать, у каждого столбика задержаться, и тащить моську на поводке одна сплошная канитель.

А вот Спиря-Спиридоныч — попутчик совсем иной!

На Спиридоныча и посмотреть-то было приятно.

Поводок ему нисколько не мешал. Петух выступал так важно, так уверенно, что теперь не только я, а любой бы встречный сказал: «Ого! Вот это пешеход так пешеход. Молодчина, Спиря! Доброго тебе пути!»

А погодка тем временем совсем разгулялась.

Пузыри по лужам прыгать перестали; в поле, в мокрую рожь мелконький дождик сыпался теперь пополам с солнышком; в тучах посветлело, засинело — и всё небо вдруг над нами словно бы поднялось вверх.

Я обрадовался, закричал:

Вот так чудо-чудеса!Глянь-ка:Встали небесаНе на радуги крутые,Не на башни золотые,Не на ёлки и дубы,А на то-о-онкие столбы!

Дёмушка подхватил:

На тонкие,Блестящие,Наискось летящиеЧерез тучкиСквозь оконца —Все из дождика и солнца!

Я мигом понял, что это опять нам добрая примета, сказал ещё громче:

Значит, будет день хорош:И удачлив, и погож!

— Клад найдём! — возликовал Дёмушка. А Спиридоныч захлопал крыльями, закричал:

— Кукареку-у!

Дёмушка петуха погладил, поправил на нём шлейку и вновь угостил зёрнышками:

— Умница! Дойдём до гремучих сосен, там опять прокукарекаешь. Сорок раз.

ВДОХ-ВЫДОХ

Тут надо признаться вот в чём. Я глядел, как складно у Дёмушки получается с петухом, и очень этому завидовал.

Я сказал:

— Дёмушка, а Дёмушка, дай и мне со Спиридонычем пройтись.

Дёмушка, человек добрый, поводок уступил.

Сам Спиридоныч тоже не возражал. И я, чтобы ещё больше понравиться ему, зашагал рядышком с ним как можно аккуратнее. Я шёл, старался не шлёпать и не брызгать Тимошиными, хлябающими у меня на ногах сапожищами, держал поводок и весело думал:

«Как жаль, что меня с петухом здесь в поле никто, кроме Дёмушки, не видит. А вот если бы мы со Спиридонычем прогуливались по городу, так за нами обязательно валила бы целая толпа. И все бы ахали, удивлялись, и тут сам Федя мог бы сделать с меня замечательную фотографию.

Более того, и я в этом уверен, добрая половина собачьих хозяев моментально бы взволновалась.

Они бы кинулись к телефонам и стали названивать друг другу:

— Алло! Вы видели, вы слыхали, что теперь приличные люди воспитывают не шпицев, не левреток и даже не мексиканских карликовых догов, а петухов?

— Слыхали, слыхали! Видели, видели! И уже попросили одну знакомую старушку привезти нам из деревни петуха. И уже бегаем по магазинам, ищем для этого петуха шлейку.

— Ах, батюшки! А мы-то ещё не бегали, не искали. Ах, матушки! Надо скорее бежать, искать.

И вот — в городе вместо собак везде петухи.

Петухи в квартирах, петухи на балконах, петухи на тротуарах.

Они потряхивают пышными хвостами, прогуливаются по всем бульварам, по всем скверикам.

Петуховладельцы шествуют рядом — гордые. А по утрам, и в полночь, и днём перед переменой погоды весь огромный город звенит от петушиной переклички…»

Тут я совсем было собрался достать из-под полы фотоаппарат, попросить Дёмушку запечатлеть меня и Спирю шагающими среди высоких хлебов, как Дёмушка вдруг присел, крикнул:

— Назад!

Он схватил Спиридоныча в охапку и, не успел тот крыльями всплеснуть, сунул обратно в корзину под крышку, да ещё и сверху плюхнулся сам.

— Что такое? — замер я.

Высокая рожь впереди кончалась. Дорога там выбежала на зелёный луг, а почти повдоль дороги по этому лугу ехала на конной косилке тётя Маня. Представляете, что произошло бы, если б я возник перед ней с петухом на поводке? Да ещё не с каким-нибудь петухом, а с её собственным? Представляете? Вот то-то и оно-то, как совсем недавно говорил мне Дёмушка.

К счастью, ехала она пока что не к нам, а от нас.

Косилка, срезая влажную траву, стрекотала, подскакивала на луговых кочках. Тётя Маня крепко держала вожжи и, наверное, ничего ещё не заметила. Но, пока я и Дёмушка опомнились, пока я соображал, не кинуться ли нам в обход через рожь, косилка стала заворачивать, и мы оказались у тёти Мани на виду.

Нырять в рожь было поздно.

И тут я подумал: «Ну, всё… Теперь — пан или пропал!» Я вспомнил наш вчерашний разговор с тётей Маней о свежем воздухе и принял отчаянное решение.

— Корзину давай мне. Делай — как я, — шепнул я Дёмушке и принялся шумно вдыхать-выдыхать воздух.

Я двинулся по дороге бодрым гимнастическим шагом. Я молодецки выпятил грудь и при каждом вдохе-выдохе левую, свободную от корзины руку стал опускать и подымать так, словно кручу большое колесо.

Иду, кручу, вдыхаю, а Дёмушка шагает рядом, тоже делает глубокие вдохи-выдохи, только вся и разница, что руками старательно взмахивает обеими.

Таким вот манером мы и домаршировали до самой косилки. Косилка остановилась. Тётя Маня изумлённо замерла на сиденье, а лошадь поставила торчком уши, вскинула голову, тоже уставилась на нас.

И вот они смотрят, удивляются, а я бодро выкрикиваю:

— Здравия желаю, тётя Маня! Следую вашему совету, дышу чистым воздухом. Ах, какой тут славный воздух! Ах, какой аромат! Дёмушка, ты дышишь? Дыши, брат, дыши. Учись. Вдох-выдох! Вдох-выдох! Раз, два! Раз, два!

И, не сбавляя темпа, мы прошлёпали мимо по грязи, по дороге и, лишь когда косилка осталась позади, услышали тёти Манин возглас:

— Ну и ну!

А больше тётя Маня ничего и не сказала. Она даже и на корзину с петухом не глянула, так мы её огорошили своими вдохами-выдохами.

Но когда косилка вновь застрекотала позади, мы на всякий случай припустили бегом.

НАД РЕЧКОЙ

Луг спускался к речке. По берегам речка заросла кустами. Воды в ней после дождя прибыло, по самой быстринке несло и крутило ольховые листья, воздушные белые пузыри, какие-то сучочки и щепочки.