Валерий Гусев - Вредные игрушки Страница 4

«Илья Муромец» неспешно плыл по гидротехническому комплексу имени Москвы. Кругом было страшно интересно. Особенно когда начались шлюзы - такие громадные ворота, они как по ступенькам переводят корабли из одной реки в другую. Это капитан не соврал.

Вот мы заходим в шлюз. Ворота за нами закрываются, и мощные насосы накачивают в шлюзовые камеры воду. Она бурлит, клокочет и поднимается все выше и выше. А потом открываются другие ворота, и мы вплываем в следующую камеру. В них обычно собираются всякие суда - и пассажирские речные лайнеры, и теплоходики, и буксиры, и катера. И все мы стоим рядом друг с другом, и так интересно разглядывать, какая жизнь идет на других кораблях.

Вот на буксире выходит на палубу матрос и начинает повсюду развешивать выстиранное белье. А капитан буксира ходит по палубе и все время под ним нагибается, и мокрые наволочки хлопают его по голове.

А вот за буксиром тащится плот из громадных бревен. На нем тоже идет своя жизнь. Там стоит оранжевая палатка, а перед ней, на кучке земли, горит костер и варится на нем похлебка. А рядом сидит бородатый плотовщик и чистит рыбу и бросает ее в закоптелый котелок.

А вот притулился к нам красивый катер. На его палубе девушка в купальнике держит в руках видеокамеру и снимает бурлящие в шлюзе волны. А рядом с ней стоит собака и лает на наших близнецов, которые строят ей рожицы и тоже лают в ответ. А тетя Геля-Ланч оттаскивает их за шорты от борта подальше. Близнецы брыкаются, лают и вот-вот кусаться начнут.

Один из них все-таки вырывается - и шмыг в рулевую рубку. И тотчас же окрестности оглашает длинный свисток нашего парохода, выбрасывая над шлюзом струйку пара.

Двери рубки распахиваются, и рулевой вытаскивает на палубу за шиворот близнеца:

– Чей ребенок? Заберите этого хулигана! Чуть весь гудок не сорвал!

А второй ребенок тем временем обстреливает помидорами капитана буксира, и тот грозит ему кулаком и прячется за свежевыстиранным бельем. В общем - не скучно.

Но тут ворота шлюза расползаются, и мощная волна встряхивает наш пароход. И откуда-то из его нутра вдруг раздается какой-то неописуемый вопль. Будто много разных голосов взвыли одним хором - и жалобные, и злобные, и испуганные. Мы даже вздрогнули. И все пассажиры на палубе испуганно переглянулись. А капитан даже немного изменился в лице. Но взял себя в руки и успокоил пассажиров:

– Не волнуйтесь, дамы и господа. Наша паровая машина еще совсем новенькая, не приработалась и поэтому выдает иногда такие сюрпризы. Опасности в этом нет, а за причиненное беспокойство команда в моем лице приносит вам свои извинения.

– Ах, какой джентльмен, - прошептала с восторгом тетя Геля, подтаскивая упирающихся близнецов к пассажирскому трапу, чтобы запереть их в каюте. - Настоящий морской волк!

А морской волк (или морской орел), чтобы еще больше сгладить неприятное впечатление, восторженно объявил:

– Дамы и господа! Мы сейчас поднялись на тридцать шесть метров выше уровня реки Москвы!

– Как интересно! - взвизгнула Дама с пальчиком. - А это не опасно?

– Врет он все, - сказал мне Алешка.

А я, по правде, не понял, про что именно врет наш капитан - или про метры, или про паровую машину, только заметил, что матрос с трубкой на эти Алешкины слова покачал головой и нахмурился.

Но тут «Илья Муромец» вырвался на простор, и такие начались красивые берега, что мы тут же забыли об этом вопле и вместе со всеми пассажирами принялись любоваться окрестностями, медленно проплывающими мимо нас.

Зато вечером, у себя в каюте, мы опять вспомнили про этот дикий вой и задумались: кто же это выл? Ну не стадо же зверей. Голоса какие-то странные, но похожие на человеческие.

– Разберемся, - сказал Алешка. - Вот поспим и разберемся.

Глава IV

ТРЕТЬЯ ЗАГАДКА

Поспать-то мы поспали. Но не разобрались, не успели. Потому что вскоре возникла еще одна загадка, третья.

Ее загадала нам тетушка Ланч. Правда, не сразу. Сначала мы не очень-то обращали внимание на некоторые ее безобидные странности. Мы уже привыкли, что взрослых без странностей не бывает. Но вот один раз, поздно вечером, когда все уже спали, а нам с Алешкой не спалось, мы увидели, что тетушка Ланч стоит в одиночестве на самом носу парохода. И держит руку у рта и что-то бормочет себе под нос. Нам показалось, что она бубнит какие-то цифры. Будто таблицу умножения повторяет. Перед сном.

– Что это она? - встревоженно шепнул Алешка. - Заболела, что ли?

Я пожал плечами. Потому что не знал, что ответить.

– Давай подкрадемся, а? - предложил он. - Окажем ей первую помощь. А то еще свалится за борт.

Заботливый какой, подумал я с теплотой о своем младшем брате. Но он тут же разочаровал меня:

– Дим, если она с парохода бухнется, то Женька с Тедькой нас вообще доконают.

В его словах было зерно истины. Даже два. Хоть папа и обещал, что тетя Геля будет за нами присматривать, но получалось все наоборот: нам самим все чаще приходилось присматривать за ее шальными племяшами.

– Пошли, - тут же согласился я, правильно оценив возможную мрачную перспективу.

Но как мы ни старались подкрасться бесшумно, тетя Геля услыхала нас и, оборачиваясь, резко оторвала руку ото рта и сунула ее в какой-то из карманов своей любимой «размахайки».

– Вам плохо? - спросил я. Хотя спросить мне хотелось совсем другое. - Вас укачало?

– Принести воды? - спросил заодно и Алешка.

– Мальчики! - как-то облегченно засмеялась тетя Геля. - Это вы! Том и Гек! Как я вам рада!

– Спасибо, и вас так же, - машинально пробормотал Алешка.

Тетя Геля еще веселее рассмеялась и пошла в свою каюту. И легкий ночной ветер развевал ее красивые одежды.

У трапа она вдруг остановилась, оглянулась и сказала:

– А вам привет от вашего папы!

И она приложила палец к губам и спустилась в пассажирский салон. Вроде как растаяла.

Мы с Алешкой так хлопнули глазами, что, наверное, на берегу был слышен этот треск.

Алешка покачал головой:

– Заболела.

А я почему-то не сказал ему о том, что расслышал последние фразы среди тети-Гелиной «таблицы умножения». Она сказала:

– У Тома и Гека все в порядке. Славные мальчишки. Они мне здорово помогают.

Было о чем подумать. Тетя Геля, конечно, добрая. Но, конечно, и очень странная. Даже подозрительная. И восторженная такая. Особенно когда и восторгаться-то нечем. Часто она заходила вечером в нашу каюту и просила:

– Мальчики, я пойду на палубу, полюбуюсь луной. Луна нынче хоть и маленькая, но очень красивая, и небо ясное… - И она долго и убедительно рассказывала нам о лунной ночной красоте, будто хотела, чтобы мы ей поверили. А потом говорила: - Если Тэдди и Джекки вдруг проснутся, вы их успокойте, ладно? И иногда заглядывайте к нам, посмотрите - не раскрылись ли? Они все время одеяла сбрасывают.

Мы, конечно, не отказывали ей в этих просьбах. Хотя иногда удивлялись: какой такой необыкновенной луной она хочет полюбоваться, если на небе и обыкновенной-то нет - все оно затянуто облаками. Да еще и легкий дождик моросит. И сперва мы не обращали внимания на эти несоответствия, но однажды…

…Но однажды я проснулся среди ночи и услышал через тонкую стенку, как хнычут близнецы. Я зашел к ним - тети Гели опять не было. А близнецы ныли, потому что захотели пить.

Я их напоил, они уснули. А мне что-то уже не спалось, разгулялся. И я поднялся на палубу.

Ночь была темная. Никакой луны. Пароход молча стоял у темного причала. Оттуда слышались какие-то приглушенные звуки. Но я обратил внимание вовсе не на них. А на темную фигуру, прижавшуюся к углу надстройки.

Это была тетя Геля. Меня она не услышала, потому что я был босиком - торопился на жалобный вой близнецов и не успел обуться. И смотрела она вовсе не в темное небо, где в одном месте желтым тусклым пятнышком угадывалась за облаками луна. Смотрела она, осторожно высунув из-за угла голову, в сторону причала. Там слышались приглушенные голоса, иногда шаги, а один раз мелькнул огонек сигареты, и кто-то сердито зашипел: «А ну загаси, дурак! Заметят».

Я зачем-то присел за скамейкой с пожарными ведрами и продолжил наблюдение, хотя ничего интересного в том, что происходит, не видел. Пароход часто останавливался ночами у темных причалов, на него что-то грузили, всякие припасы, что-то делали и старались при этом не шуметь, чтобы не беспокоить пассажиров. А то, что кто-то кому-то запретил курить, меня тоже не удивило. Ведь почти на каждом причале висели громадные знаки: «Курить запрещается!» Заметят курящего - оштрафуют.

Меня больше интересовало странное поведение тети Гели. Зачем она пряталась? Почему она не наслаждалась созерцанием невидимой луны, а наблюдала за какими-то чужими людьми. Да еще тайком. Да, видно, и не в первый раз.

Тут мигнули на берегу огоньки машины, и тетя Геля что-то быстро выхватила из своей «размахайки» и водрузила себе на лоб. Тут на секунду выскочила луна, и я разглядел, что это какие-то странные, выпуклые очки на широком ремешке. Как у Ихтиандра.