Александр Крестинский - Жизнь и мечты Ивана Моторихина Страница 4

И вот начинается ч у ж о й классный час. И учительница говорит:

- Ребята, у нас новенький в классе, Ваня Моторихин, давайте-ка сегодня послушаем, что у них интересного в фалалеевской школе, как там пионерская работа поставлена.

- Валяй, Ваня!

Это, конечно, самый веселый человек в классе. Вон сидит, у окна, красноголовый - голова круглая, как футбольный мяч. И веснушки у него красные. А уши просвечивают насквозь. Так и кажется: еще немного вспыхнут розовым огнем! Этому много не надо - палец только покажи!

- Ну, Ваня, валяй!

- Федоров! Борис! Помолчи!

Вот именно, помолчи-ка, Боря, слова тебе не давали.

Чего этим, ч у ж и м, рассказывать? Видишь, как встрепенулись, когда Федоров голос поднял! Цирк будет!

Вообще-то, Иван говорить не хотел, стеснялся - чужие кругом, минное поле кругом, не знаешь, где взорвется, кроме разве что Федорова - тот еще слова не услыхал, а уже смехом давится.

- Рассказывай, Моторихин, не стесняйся, - говорит учительница.

- Да не знаю я, про что...

- Про что хочешь. Про свою школу.

- Ну, звезды в честь лучших отрядов зажигаем, - скучно начал Иван, и Федоров откликнулся:

- У нас тоже!

- Фе-до-ров! - отчеканила учительница.

...Все у Ивана перед глазами сейчас - и как знамя школьное выносят, и как рапорты сдают, а знамя хлопает на ветру, и он тоже подходит с рапортом: "Отряд на линейку построен! Председатель Иван Моторихин!" И с в о и, добрые лица смотрят на него: Тоня - вожатая, Андрей Григорьич, Саша Клопов - из райкома. Он фалалеевский родом, Саша Кнопов, даже сосед Ивану. А ветер такой сильный, что у всех волосы на сторону отлетели и бьются, как живые. У Тони - светлым пламенем, у Андрея Григорьича - кудри спутались и кипят, точно смола, а у Саши райкомовского - тоненькие, белые, чуть не отрываются!

Потом звезду зажигали... Как все это рассказать? Не расскажешь.

- Ваня, ты не молчи, рассказывай, - говорит чужая учительница.

- Давай, давай, Моторкин, а то скучно, - вторит ей Федоров.

- А мы сами зал построили, - со злостью сказал вдруг Иван. Спортивный.

- Ай, врешь! - откликнулся Федоров.

- Не вру, - сказал Иван и тут же осекся: "Вот она, мина".

- Ай, врешь, - повторил Федоров, и девчонка, сидевшая позади него, прыснула в кулак.

- Федоров! - укоризненно сказала учительница.

- У нас факельное шествие в День Победы, эстафета по селу бежит, сказал Иван сердито и громко, чтоб Федоров не успел встрять, но уже знал: Федоров свое возьмет.

- Ай, врешь.

- Не вру, - угрюмо сказал Иван и поглядел на Федорова в упор. - Чего мне врать-то?

- Ай, врешь.

- Федоров, да перестань же! - взмолилась учительница. - Рассказывай, Ваня, все очень интересно.

Замолчать бы Ивану и сесть, да что-то нашло на него: ступил на минное поле и - напролом! - была не была.

- А у нас бал-маскарад под Новый год, тридцать первого декабря, все костюмы шьют...

- И ты? - Это Федоров. Вроде бы даже удивленно, с завистью.

- И я, - ответил Иван.

- А какой у тебя костюм?

- У меня? Космонавта, - сказал Иван, и сердце его вздрогнуло, когда он произнес это слово. Что-то прекрасное, оранжево-белое, марлевое вспыхнуло в памяти, а над оранжевым - красное, круглое - мотоциклетный шлем, Васьки Белова шлем, отцовского ученика.

- А врешь? - Новая, удивленная интонация сбила Ивана с толку.

- Правда! Сам шил, красил сам!

- Ай, врешь! - разочарованно. И взрыв смеха.

Так. Опять мина взорвалась. Иван огляделся. На него отовсюду смотрели глаза, полные веселого ожидания.

- Федоров! Еще одна реплика - и выйдешь вон!

Ну, что ж ты, Моторихин? Совсем бдительность потерял. Кругом мины рвутся, а ты... Замолчать надо. Немедленно. И сесть.

- А у нас классного руководителя нет! Сами...

Тут уж все, не дожидаясь федоровского "ай, врешь", прыснули и выразительно поглядели в сторону своей учительницы - что скажет? Поддел новенький, здорово поддел!

А Ивану и невдомек, что он кого-то поддел. Он правду сказал.

- Правду говорю! Валентина Сергеевна заболела, в город увезли, Андрей Григорьич приходит и говорит: свободных учителей нет, как хотите. Сами управитесь? А я, говорит, вам помогу.

- Как ты сказал, Ваня? - переспросила учительница и сощурилась на него через очки. - Класс без руководителя?

- А что такого? - удивился он в свою очередь.

- Ну знаешь... - Она с сомнением покачала головой.

- Да не верьте вы, врет он все! - крикнул Федоров.

Кругом рвались мины.

* * *

На школьном дворе Ивана окружили. Пять человек. Впереди Федоров. Улыбается. Зубы большие, красивые. Только на одном, на переднем выбоинка. Круглая.

- Моторкин, - начал Федоров, - ты где так врать научился? У вас в Фалалееве уроки вранья, да?

"Драка, видно, будет", - печально подумал Иван. Ох, не любил он этого! Но видно, будет драка. Куда денешься...

Промолчал, глядя в упор на федоровский с выбоинкой зуб.

- А что, Моторихин, вы небось и в колхозе не работаете? Тилигенты!

- Почему не работаем? Работаем, - спокойно ответил Иван, обрадовавшись, что разговор пошел более или менее мирный.

- Ну? - удивился Федоров. - И деньги зарабатываете?

- Зарабатываем.

- А по сколько?

- А не знаю.

- Как это - "не знаю"?

- Правда, не знаю. Нам на руки не дают.

- Что-о?? - Федоров поражен. И глаза круглые, и рот нараспашку. - А куда ж их девают, деньги-то?

- На школьный счет, в банк, - охотно объяснил Иван. - Когда школе надо что - директор берет. Телевизор купить или путевки, например, девятому классу - по Волге.

- Ай, врешь! - Федоров весело и зло соскочил на прежнюю тропу. - Себе берет директор твой! - Мальчишки захохотали.

- Мы проверяем, - сказал Иван строго, а у самого сердце стучало торопливо: раз-два-три... раз-два-три...

- Проверяете? Кого?

- Не кого, а что, - разозлился Иван, - расходы проверяем!

- Ай, врешь! Директор твой небось "Волгу" себе купил!

Что-то гулко толкнулось Ивану в уши, жаром залило щеки, слезы выступили на глазах. Не хотелось, так не хотелось драться.

- Каменный дом небось построил!

Иван бросился на Федорова. Мальчишки отступили.

* * *

Вечером отец сказал:

- Собери-ка мне, Надежда, чемоданчик. Поеду к Егору.

- Зачем это?! - всполошилась мать.

- Зачем в гости ездят?

- В гости? Не про гости думаешь. На разведку собрался!

- А хоть бы и так.

- Незачем ехать! - отрезала мать. - Работать надо, а не баклуши бить! Сманил черт лысый! Меня уже спрашивают: когда твой курортник на работу выйдет?..

- Курортник! - беспечно засмеялся отец. - А ты скажи: курортник, мол, на курорт поехал, кланяться велел.

- Петр, не доводи! Уедешь - развод возьму!

- А мне и лучше, - пошутил отец. - Я себе городскую найду.

- Ах так!

- Так вот!

"Эх, батя, - с горечью размышляет Иван, - и окурок опять в цветочный горшок затолкал. Мать тоже хороша. На принцип ставит: развод возьму! Пустой шум. Город, городские. Андрей Григорьич рассказывал про городскую-то жизнь. Как учился в институте. Книги на последние покупал..."

- Видала я этих городских! - кричит мать.

"Видала ты... Что ты видала? Андрей Григорьич говорит: "Кончите школу - езжайте учиться дальше. Обязательно езжайте".

Вошла бабушка.

- Батюшки-светы, думала, пожар. А тут с жиру бесятся. Чего ты, Надежда? Ну, пускай съездит, проветрится. Брат у него там. Сальца пускай брату отвезет. Грибков. Слышишь, Петя?

- Будет сделано! - обрадовался отец.

- Ну, мама... - сказала Надежда Егоровна. - Я тебя не понимаю.

- И зря, - сухо сказала бабушка. - Человека на веревке держать негоже. Пускай едет, погуляет. А мы... - Бабушка помолчала. - Мы поживем увидим, - повторила она слова, сказанные отцом по приезде. Посмотрела на Ивана, прищурилась. - Вот вы тут шумите, а того не видите, что кавалер у вас с подбитым глазом...

* * *

Драка с Федоровым, несмотря на полное фактическое поражение, как ни странно, пошла Ивану на пользу. Он был принят как с в о й, с в о и м побитый, хотя в его положении это мало что изменило: сам-то он по-прежнему не хотел быть с в о и м. Он стал теперь сдержанным, настороженным, лишнего не болтал, а если учился не худо, так больше по инерции...

А потом произошло вот что. Классная задала сочинение - "Кем я хочу быть?" Иван пришел домой, забрался на чердак - там законное местечко старый тулуп у окна - и, отключившись от постукивания бабушкиной швейной машины, стал думать.

* * *

Андрей Григорьич пришел к ним в пятом - вести историю. Иван Моторихин летом еще, выкупив учебник, пролистал его, все картинки разглядел и многие параграфы прочел. Кое-что ему понравилось, но в основном учебниковы слова отскакивали от его головы, как пинг-понг...

С Андреем Григорьичем пошло по-иному. Он рассказывал про всех этих героев древности, великих полководцев, мыслителей и поэтов так, словно знал их лично, домами был знаком и хаживал в гости. В его неторопливом рассказе они словно выступали постепенно над книжной страницей. Он будто сдирал с них серую чешую, строгую пелену книжности.