Леонид Завальнюк - Планета Зет или Дерево веселья Страница 4

А мы?..

А мы с Магистром в дом его войдем

И вместе с.ним... Тазитту не найдем!

Вот где трагедия огромной высоты.

Читатель дорогой, имел ли друга ты,

Мужчину, женщину ль, ребенка, - все равно?

Имел ли друга верного на свете,

Такого, чья душа тебе, как солнце светит,

Когда на всех галактиках темно?

Имел? Тогда Магистра ты легко поймешь.

- Тазитта! - крикнул он и яростная дрожь

Насквозь пронзила старческое тело.

Тазитта! - крикнул он. - Все так, как ты хотела!

Я...Я...

В груди предчувствий черные огни,

Гордыныч к телестенке прислонился

И вдруг магнитофоний сам включился

И произнес спокойно:

Извини!

Как мне велит душа моя и случай,

Отправилась я в дальние края.

Когда вернусь, да и вернусь ли я,

Не знаю. Ты тоской себя не мучай,

Женись. Иль лучше просто в дом возьми

Живое что-нибудь, собаку иль ворону...

Как коротка, как тщетна наша жизнь!

Еще прошу тебя, пренебреги короной,

Ты не рожден для власти. Откажись!

...Все стонет и болит!

Нет, мне не жить, как прежде.

Я исцелю себя иль вовсе погублю.

Примкни ж душой к большой моей надежде,

И помни, помни: Я тебя люблю!...

Глава девятая

Разбивший лагерь в Пескарийной Балке

(На Зете были дни Сближающей Рыбалки)

Бол-Ван по суткам не сходил с коня,

Но о больном справлялся раз в два дня.

Вот образец докладов Тез Ядяда:

- Пока что убираем ущемленье взгляда,

Кристаллизуем умственную взвесь.

За неимением квасцов Всеготогочтонадо

Прописан ангидрид Тоговсегочтоесть.

Задет подмозг, хотя вполне живой,

Болезнь гнездится глубоко ужасно.

Здесь медлить глупо, а форсировать опасно.

Но я вчера рискнул с Бульон-Травой

И, должен вам сказать, спектр аневризмы красный!

Ну, словом, все идет по разработанной кривой.

Надеюсь, я картину очертил вам ясно.

На что Бол-Ван кивал дремучей головой

И говорил:

- Давай, давай! Прекрасно!

Что ж Тез Ядяд, по части говоря,

Свои большие дублы получал не зря.

Он сложно говорил, но никогда не лгал.

Ведь термины употреблять, отнюдь не значит жулить!

Но, если говорить на языке простом,

Его леченье заключалось в том,

Что на болезнь воздействуя через симптом,

Прописывал он принцу не пилюли,

А сочиненья мрачного Кастрюлли.

Больной их с жадностью глотал за томом том

И хохотом не оглашался дом.

До отравленья принц не в силах был читать,

А ныне не читать он был не в силах,

Так словно, суть его, чтобы здоровой стать,

Глубоких мыслей и общенья запросила.

Порою с врачевателем своим

Они пускались в долгие беседы.

Листая пораженья и победы.

Пытаясь выяснить в масштабе всей планеты,

Как говорил историк Бревний Грим,

Чего мы стоим и на чем стоим?.

Входя в единомыслие, как входят в теплый водоем,

Они в один субъект метафизически сливались

И дружеской приязнью изощряя ум,

Черпали радость бытия в кипенье тем и дум,

В любые рассуждения бросались,

И только темы отравленья не касались.

Но вот однажды Тез Ядяд сказал:

- Простите!

Не будем говорить, больны вы или нет.

Но... Вообще у меня, как и у всех, есть дед.

Он тоже иногда...

Скажите, вы грустите

Хоть изредка с тех пор, как отравились?

- Конечно же, грущу! Но почему вы удивились?

Принц засмеялся. - Как бы объяснить?..

Я раньше точками грустил,

А ныне это нить.

В самом веселье ностальгия есть.

И временами, как ни глупо это,

Мне кажется, что я не здесь, а где-то

Рожден.

- Вдали от этих мест?

- Да нет, вдали от Зета.

- И где же именно?

- Не знаю я. Бог весть!

Столь обнаженный разговор возник у них впервой.

Идя по следу мысли свежей и живой,

Принц в каждой фразе выдавал по самородку.

А что ж целитель?

Нервно теребя бородку

И как-то невпопад кивая головой,

Он долго слушал, как бы сам не свой,

И вдруг сказал:

- О господи! Так значит он грустит?!..

Подобной низости мне небо не простит!

- Простите, вы о чем?

Воскликнул принц с досадой.

Да с вами невозможно говорить всерьез!

И вдруг увидел мокрое от слез

Прекрасное лицо бедняги Тез Ядяда.

О чем он плакал?

Врач сказал бы: ни о чем,

Усталостный синдром души в ее рыдальной части.

Но принц, естественно, не будучи врачом,

Впал в дикгй транс и так сказал с участьем:

- Что с вами, мой невозмутимый друг?

Быть может, я обидел вас?

- Отнюдь... С чего вы взяли?

Я просто упустил в методе важные детали

И в ходе разговора понял это вдруг...

Я подрядился возвратить вас к Истинной Печали,

А вы, увы, идете к низменной тоске...

Боюсь, что все лечение мое висит на волоске.

И если вы мне помогать не захотите...

Ну словом, принц, уж вы меня простите,

Я должен вас сравнить.

- Но с кем?

- Я знаю с кем.

На той неделе попрошу я разрешенья

И мы поедем к месту вашего крушенья.

Глава десятая

В краю забытых птиц и голубой морошки

В своей полуразрушенной сторожке

Представить трудно как Гордыныч тосковал.

Кляня судьбу свою, он хохотал сквозь слезы

И странные, нездешние березы

На маленьких полотнах рисовал.

Он очень ослабел, но в полночь не пил зелья,

Горячего не ел, себе готовить лень.

Сорвет две груши с Дерева Веселья

И этим сыт едва ль не целый день.

Вдали от всех так жизнь его текла.

Но вот однажды, тридцать третьего числа

Он вышел к Дереву и вдруг увидел, что оно...

Стоит, конечно же, стоит, куда ему деваться!

Но рядом с ним стоит еще одно...

Нет, два... Четыре! Восемь! Двести двадцать!!

Короче, сколько видел изумленный взгляд,

Тянулся сад, огромный старый сад,

Мерцающий плодами и листвою.

А по нему брели к сторожке двое:

Наследный принц и доктор Тез Ядяд.

Гостям незваным все мы очень рады.

Но иногда бывает тяжело

Понять, за что тебе так сильно повезло.

И вот, то мрачность ты напустишь на чело,

А то еще и сплюнешь от досады.

Короче, не дослушав текст приветственной тирады:

- А!.. Милости прошу... - Гордыныч проворчал

И так несветски глянул на врача,

Что тот в смущенье вдруг остановился,

А принц с изысканным почтеньем поклонился

Прославленному злому старику

И предвкушением забавного гоним

К сторожке ветхой двинулся за ним.

Теперь вопрос: зачем они пришли?

Затем, естественно, чтобы от всех вдали

Два сходным образом ущербных индивида

Легко и друг для друга необидно

Свою ущербность проявлять могли.

Известно было, что Магистр ушел от нормы.

Но ведь ушел и принц,

Так не сравнить ли формы.

Нет ничего для врачевателя полезней,

Чем сравнивать две сходные болезни.

Эксперимент задуман был на славу.

Целитель мог гордиться им по праву.

Но все внезапно спутал этот сад.

Войдя в него секреций пять назад,

Не мог не удивиться умный Тез Ядяд,

Увидев рядом тыкву и агаву,

А чуть поодаль финик и гранат,

К тому ж, читатель дорогой,

Сады растят годами!

А этот сам возник. И так внезапно, вдруг...

Учтя все это, ты б рискнул, о мой отважный друг

Полакомиться сочными плодами?

Я лично - нет.

Бросая смелый, но разумный взгляд

Я б, в крайнем разе, сделал то, что сделал Тез Ядяд.

А что же он? А он на краткий миг

Под крайним деревом отстав от тех двоих,

Агаву, персик, грушу надкусил,

Передними зубами пожевал немножко,

Затем все это выплюнул

И, пулею влетев в сторожку,

Упал на стул единственный и попросил

Бумаги Гербовой и Государственных Чернил.

Суровый и решительный как гром,

От нервности скребя и брызгая пером

(Бумага очень размягчилась в помещении сыром)

Он так писал:

Еще осмелюсь донести,

Болезнь страшней, чем думалось вначале.

Деревья эти, назову их Ассорти,

Как видно из иных галактик к нам заслали

Для разрушенья Истинной Печали,

Которая, как Плакхий отмечал,

Есть высшее начало всех начал.

А посему прошу велеть Дуплет-Гирею

Собрать людей и по возможности скорее

Явиться в ареал Заброшенной Сторожки,

В район Забытых птиц и Голубой морошки.

Для опознанья обрисую феномен.

Что мною назван Ассорти условно.

Стволы сверхгладкие, как тесанные бревна,

Но невысокие, примерно семь колен.

Плоды различные. Арбуз и тут же рядом

Висит гранат. С его ужасным ядом

Уже столкнулись мы...

Склонясь над Тез Ядядом,

Стоял притихший принц и, в строчки упираясь взглядом,

Старался в памяти картину воссоздать

Того, что было с ним в момент крушенья.

Вот он закрыл глаза, потом открыл опять,

Опять закрыл. И в памяти всплыло

Разбитого нуля сгоревшее крыло.