Алёна Бессонова - Сказки Страны Седьмого лепестка. Сказочные повести Страница 5

– Вот бы мне такой цветик – семицветик! – мечтательно произнёс суслик Егорка. – Я бы выполнил самые важные и сокровенные желания.

– Ох, и глупый ты, Егорка, – засмеялась Маруся. – Разве ты не понял, что сегодня оторвал третий лепесток и выполнил самое заветное желание Веруськи.

– Но у меня нет цветка! – взволнованно воскликнул суслик Егор. – И почему третий?

– В нашей стране совсем необязательно держать цветок в руке, – сказала Маруся. – Нужно просто представить, что он есть. Первый лепесток ты оторвал, когда родился. Исполнил мечту своей мамы. Второй лепесток, когда привёз бабушку. Быть рядом с тобой самое большое её желание. Третий, когда подарил Веруське Кадиллака. Теперь понял, в стране Седьмого лепестка все лепестки седьмые.

Четвёртый седьмой лепесток

Не успели друзья выехать на велосипедах с ипподрома, как услышали с ближайшей сосны насмешливый голос:

– Ох, и дурак ты, чучлик! Взял и подарил лошадку за прочто так! Её продать можно было. Медведю на пачеке лошадка нужна, ульи возить. Он бы до чамой чмерти вам члужил…

Егорка с Марусей подняли мордочки вверх. На сосне сидела белка Анжелка, как всегда, в обнове. На её голове красовался роскошный песцовый берет с большим помпоном.

– Ох, и глупый! – хихикала белка. – Мой папочка продал медведю пачеку, так он помимо двух возов орехов, грибов и ягод, нам за неё целый мешок с личьими и печцовыми шкурками притащил.

– Не стыдно вам старого медведя обманывать? – попеняла Маруся белке. – Ваши дряхлые ульи дырявые были. Хорошо, бобры помогли Михаил Потаповичу их отремонтировать, иначе помёрзли бы пчёлы зимой. Потапович весь наш городок мёдом угощает. Бесплатно! Если у кого детки болеют, всегда баночку приносит.

– И он дурачок! – не унималась белка Анжелка. – Когда пачеку покупал, бегал, радовался, а надо было чмотреть, что берёшь! Мёд не раздавать, а продавать. Чмотришь, новый дом почтроил бы. В развалюхе живёт…

– Не надо отвечать, Егор! – попросила Маруся, сердито звякнув хрустальными капельками. – Она всё равно ничего не поймёт!

Друзья, весело болтая, поехали дальше. Белка Анжелка скакала по веткам деревьев вслед за ними. Ей очень хотелось послушать, как Егорка и Маруся её обсуждают. Но суслики больше о ней не говорили.

– Вот! – в сердцах подумала белка. – Меня даже вниманием не удостоили. Я что, никудышнее всех? Как я теперь с подружками их наругивать буду, если они обо мне слова худого не сказали?

Белка, пригорюнившись, уселась на ветку. Она даже не заметила, как рядом прилепилась сорока.

– Чего хнычешь, пушистая? – спросила тараторка.

– Ох-ох, – вздохнула белка. – Лошадку Кадиллака жалко. Чижу, плачу о нём…

– И что же случилось? – полюбопытствовала сорока. – Вчера его на ипподроме видела, скакал, как козёл радостный…

– Вчера чкакал! – тяжело вздохнула Анжелка. А чегодня Егорка с Маручькой его в мячокомбинат на колбачу чвели большие деньги получили. Звезду ч неба на них купили, в коробку положили. Теперь у них звезда ечть, а у нас вчех – фигушки!

– То-то я смотрю, вчера звёздочка с неба упала, – задумчиво покачала головой сорока. – Значит, купили нашу звёздочку. В коробку упаковали!

– Надо проинформировать народ города Чвечей, – строго сказала белка, – Подговорить всех и звезду отобрать!

– А Кадиллак? – удивилась сорока.

– Кадиллак? – Анжелка недоумённо пожала плечиками. – Что Кадиллак? Колбачу вчю чъедим, а Егору и Маручьке не дадим!

– Во, как?! – удивилась сорока. – Анжелка, ты хоть знаешь, что такое стыд и совесть?

– Очень примерно! – хихикнула белка. – Не тебе о них раччказывать, пыльная моя! Чама-то, знаешь, о чём чпрашиваешь? Хочешь, берет печцовый с помпоном подарю?

– А я тебе, что? – прищурила глазки сорока.

– А ты на хвочте члушок о Егоркиных и Маручкиных проказах по городу Чвечей разнечёшь, идёт?

– Идёт! – подпрыгнула сорока. – Только уговор, если слушок не подтвердится – я на тебя всё свалю, идёт!

– Идёт! – крикнула белка, убираясь восвояси.

– Пока всё выяснится, – думала белка Анжелка на бегу, – я вволю повеселюсь! Посмотрю с удовольствием на Маруськины слёзы. Егору отомщу за то, что выгнал меня. Потом от всего откажусь. Скажу, сорока сама всё выдумала. Она известная сплетница, кто ей поверит?!

* * *

Маруся с Егором только-только в город Свечей въезжали, а норный народец уже гудел: лапками в сторону друзей указывал, ушками покачивал, глазки удивлённо выпучивал:

– Вон, посмотрите на них, улыбаются, бесстыжие! – пришёптывал народец и ставенки в оконцах затворял. – Душу живую сгубили, любимой звёздочки лишили! На что мы теперь по ночам смотреть будем?! Тьфу, на вас, негодники!

Егорка в свою комнату только вошёл и сразу услышал шум за дверью:

– За что он нас опозорил?! – кричал папа суслик. – Я покупаю ему всё, что он хочет…

– Ая-я-я-яй! – рыдала мама, и пила сердечные лекарства.

– Не верила, и не буду верить, – топала ногами бабушка. – Мой внук на такое неспособен. У меня доказательство есть. Егор ничего плохого не делал. Смотрите, узелка на клубочке нет? Нет!

– Совсем ты, старая, из ума выжила, – рычал папа-суслик. – При чём здесь узелки? Он лошадку на колбасу свёл, звезду с неба в коробку упрятал.

Егорка не поверил своим ушам. Он быстро сбежал вниз и отворил дверь. Родители замолчали, но глаза отвели.

– Егор! – сказала бабушка твёрдо. – Мы сейчас уезжаем ко мне в деревню. Раз они верят в такую ерунду, пусть живут одни!

– Мы завтра уедем, бабунечка, только ночку переночуем и поедем, – спокойно сказал Егор. – Пойдём к тебе в комнатку, споём романс.

Через минуту в норке семьи сусликов, сплетаясь воедино, зазвучали два голос – густой бабушкин и тоненький детский:

Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда.2

* * *

В тот момент, как Егор услышал крики родителей, Маруся только-только подъезжала к дому. По дороге ей попадалось много знакомых. Чтобы не встречаться с сусличкой, они старались быстрее свернуть в сторону.

– Мамочка! – тревожно спросила Маруся. – У нас что-то нехорошее случилось?

– Нет, доченька! – успокоила сусличку мама. – У нас всё хорошо. В городе Свечей плохо. Кто-то распустил о вас гадкий слушок.

В это время в закрытое окно Марусиной комнатки влетел большой грязный камень. Стекло взорвалось и мелкими осколками просыпалось на пол. Насорило стёклышко и на белую подушку Марусиной постели.

– Ой! – испуганно закричала Маруся и зарыдала. Вместе с ней зарыдали её серёжки, грустно дзинькая друг о друга. – За что они так?!

– Не волнуйся, доченька! – спокойно сказала мама. – Сегодня у меня поспишь. Завтра мы с тобой всё уберём.

Вечер в городе Свечей загустел, как черничный кисель. Сквозь тяжёлую грозовую тучу, чёрной скалой, повисшей над городом, не было видно неба. Туча слушала, как запутанный паутиной слухов и пересудов грозно негодующе гудит норный народец. Она заглянула в огромные, обиженные глаза Маруси, в решительные злые глаза Егора и заплакала. Ей стало жалко маленьких друзей. Туча плакала горько, навзрыд. Она плакала долго и, наконец, выплакав себя всю, исчезла. Небо очистилось, зажглось звёздами. Тысячи глаз жителей города Свечей устремили свой взор в то место, где горела самая красивая звезда. Их звезда.

– Смотри, отец, – тихо всхлипнула мама суслика Егорки, – звёздочка наша на месте. Как стыдно! Сына обидели зря.

– Зря! – удовлетворенно крякнул суслик – отец. – Бабушка была права. Пойду, извинюсь перед Егоркой. Авось простит…

Отец, опустил голову, и пошёл к сыну. Тишина в норке сусликов стояла недолго, её нарушили теперь уже три голоса – густой бабушкин, тоненький Егорки и могучий папин – они пели красивую песню:

— В горнице моей светло.Это от ночной звезды…3

– Поют – значит, всё хорошо, – вздохнула мама.

Утром, притихший город Свечей разбудил барабанный бой. По главной дороге в карнавальной процессии шёл лесной цирк. Эквилибристы, акробаты, клоуны и фокусники показывали своё искусство. Шествие замыкал огромный белый слон. Впереди весёлой компании гордо гарцевал чёрный пони. На лошадке красовалась серебристая, с разноцветными кисточками попонка. На попонке девочка – сурикат, не уставая, крутила акробатическое колесо.

– Браво, Веруська! – кричал с балкона своего дома суслик Егор. – Браво, Кадиллак! Молодцы!

* * *