Ханс Андерсен - Забытые истории Страница 5

– Старик в лачуге, аист наверху, да я вот тут, у пруда, – говорила старая ива, – мы – одна семья. Я здесь дольше всех и появилась прежде остальных; а старика я помню, когда он был еще маленьким светловолосым мальчиком. В этой самой лачуге он родился и вырос; по моей спине он карабкался, баламутил пруд своими босыми ногами, – ни на неделю этот мальчишка не пропадал у меня из виду. Как-то раз он воспылал любовью к девушке – жалкий оборванец! По пути на ярмарку он сидел с ней бок о бок в повозке, но так и не осмелился признаться в своих чувствах – и тем лучше, поскольку на следующий же день девица согласилась выйти за богача крестьянина, доставившего ей и скот, и прочие блага. «Она это заслужила», – услыхала я тогда от робкого паренька. Не больно он был разговорчив, а в последний год и подавно – не чета моим ветвям: уж они-то шелестят на все лады, когда ветер резвится в них. Ни мне, ни ему торопиться некуда, а дождь с непогодой, солнечные лучи да облака пусть себе проносятся над нами! Аисту тоже не сидится на месте: каждый год ему нужно улетать отсюда Бог знает куда, в чужие страны, но он нас не забывает и каждый год возвращается обратно. Правда, воробьи чирикают, мол, на самом-то деле это потому, что здесь он не испытывает недостатка в хорошей еде, да стоит ли слушать болтунов, которые ни о чем другом и говорить не могут! Аист – преданный друг! «Благодаря ему не сносят лачугу», – сказала недавно барышня из господской усадьбы, присевшая у дороги и перенесшая на бумагу меня, лачугу, и аиста, – она назвала это зарисовкой.

Я, конечно, подсмотрела, что у нее получилось. Меня изобразили любующейся своим отражением в пруду, однако на этой картинке можно лицезреть лишь мою внешность; того, что я чувствую, там, как ни старайся, не разглядишь.

«До чего ж здесь славно, сущая благодать!» – радуется старый Якоб, живущий в лачуге. Аист же считает, что места лучше этого не сыскать: и то правда – здесь наши корни, а у него тут свое гнездо.

КАРТОШКА

Бывало, – да-да, частенько бывало, и боюсь, не избежать этого и впредь! – поэты воспевали одно лишь благородное да богатое: то, что Господь наш, словно в подтверждение человеческой ничтожности, выдвинул в первый ряд. Стыдитесь, господа поэты! Мы же собираемся воспеть картошку, ибо она это заслужила, и да будет благословен тот день, когда проросла она в Европу!

– Воспеть картошку! – удивленно восклицает кто-то и тут же добавляет: – Вот умора!

Подобного не услышишь, когда речь заходит о самом первом стихотворении на свете или, скажем, сундуке с деньгами. Однако же картофель, славный, питательный картофель, является достойнейшим объектом, поскольку с честью выполняет свое предназначение. Вот мы и восславим его! И все же нам это не под силу: никто не воздаст картофелю должное прекрасней и возвышенней виденного нами однажды в одной из беднейших, теснейших улочек большого города. Из здешнего погребка вышла маленькая оборванная девочка, она вся раскраснелась, ее глаза сияли, в руках малышка держала миску, полную горячего картофеля, только что купленного ею внизу. Девочка ликовала: «Мы устроим дома пир! У нас будет горячая картошка!» – ни одному священному птичьему гнезду индейцев не поклонялись с таким великим восторгом и сердечной искренностью, каких удостоилась простая картошка.

Из Америки, а точнее из Перу, «страны золота», прибыл к нам этот скромный земляной плод – благословение для человечества, манна небесная в голодную пору! Работорговец Хоукинс7 привез его в Англию, а Йонас Альстрёмер8 ввел в обиход в Швеции в 1720 году; немногим позже картошка добралась и до Германии, но всюду она поначалу была отвергнута, забыта – и, наконец, добивалась признания! Биография картофеля имеет много общего с историей жизни большинства великих людей.9

Картошке и впрямь пришлось пережить немало горьких дней, ставших достоянием истории. Думаете, ее тотчас же принялись выращивать, получая богатый урожай? О ней твердили священники с церковных кафедр, короли самолично раздавали клубни, чтобы люди сажали их в землю, но разве уследишь, вправду ли посадят. Не далее как сотню лет назад прусский король Фридрих II10 пожаловал целый воз картофеля городу Кольбергу и приказал бить в барабаны, чтобы созвать всех горожан. Отцы города показали народу новый плод, после чего огласили, как его нужно сажать, растить и готовить в пищу. Однако мало кто уразумел сказанного, и горожане принялись пробовать на вкус сырую картошку: «Фу, какая гадость!» – возмутились они и отшвырнули клубни, приметив, что даже собаки не стали их есть.

Некоторые рассадили свои картофелины там и сям по полю, ожидая, что из них вырастут деревья, с которых можно будет снимать плоды; другие побросали всю полученную меру картофеля в глубокую яму, где клубни слежались и превратились в ком.

На следующий год королю пришлось все начинать сызнова, и лишь мало-помалу до людей, наконец, дошло, что к чему. Зато теперь картошка крепко стоит на ногах, теперь-то ее все признали!

А вот, что рассказывали уже в наши дни, когда картофель, почитаемый ныне благословенным плодом, достиг берегов Греции: король Отто11 встречал свою молодую супругу, и греки усы́пали дивными розами всю улицу, по которой пролегал ее путь, а самой королеве преподнесли букет из цветов картофеля, – он значил гораздо больше, чем розы!

Мы и вплели в наш букет то, чем не побрезговала сама королева Греции: немного зеленой ботвы с картофельного поля – скромной крохотной делянки перед домиком сторожа у дорожной заставы.

ЯБЛОКО

В далекой Англии двое малышей, мальчик и девочка, играли яблоком: они встряхивали его и слушали, как внутри шуршат зернышки. Затем дети разре́зали яблоко, каждому досталась своя половинка, а потом поделили и зернышки. Их тоже съели, кроме одного. Его мальчик предложил посадить в землю.

– Вот увидишь потом, что получится! – пообещал он. – Тебе такое и не снилось! Из зернышка вырастет целое яблоневое дерево, только не сразу!

До чего смышленый ребенок!

И они посадили зернышко в цветочный горшок. А уж как при этом старались! Мальчик вырыл пальцем ямку в земле, а девочка аккуратно положила туда зернышко, и они присыпали его землей.

– Только смотри не выкапывай его завтра, чтобы проверить, пустило ли оно корешки, – предупредил мальчик. – Этого делать нельзя. Я вот в прошлом году два разочка всего проделал подобное со своими цветами – вздумалось мне по недоумию посмотреть, растут они или нет. И что же? Тем самым я их уморил!

Цветочный горшок остался стоять у девочки в комнате, целую зиму она каждое утро подбегала к окну проверить, но ничего, кроме черной земли в нем не находила. Когда же, наконец, настала весна, и солнышко начало пригревать, сквозь землю пробились на поверхность два крохотных зеленых листочка.

– Что за прелесть! Это ведь настоящее чудо! – ликовала девочка. – У нас растет яблонька!

И с каждым днем, с каждой неделей росток становился крупнее, укреплялся и тянулся вверх. Он превратился в настоящее маленькое деревце, подраставшее год от года, однако его цветения девочка так и не увидела, – Господь призвал ее к себе.

Мальчик же был живехонек, но деревце-то росло не у него в комнате. Хотя, впрочем, он и думать про него забыл. Его память не сохранила той игры с девочкой, когда они посадили в цветочный горшок яблочное зернышко и хотели, чтобы из него выросло такое, о чем девочка и помыслить не могла. Мальчик этот покинул отчий дом и поступил в школу, чтобы из него что-нибудь да вышло. А уж с каким удовольствием он читал, учился, набирался премудрости! Он забыл свои детские игры и теперь совсем уже не вспоминал о яблочном зернышке и о том, что могло из него получиться.

А оно превратилось в деревце, которое впору было пересаживать в сад. Туда-то оно и попало: так молодая яблонька оказалась в широком мире. Из нее тоже что-нибудь должно было получиться. Здесь она росла на свежем воздухе, умывалась росою, грелась на солнышке и набиралась сил для того, чтобы переждать зиму. Весной же, счастливая тем, что зимние невзгоды остались позади, она взяла, да и расцвела. К осени на ней красовались несколько яблок.

Шло время, могилка девочки зарастала травой, в школе же год за годом рос человек, исполненный глубокой веры в сердце и с благородными помыслами в голове. Он грезил о тех днях, когда его имя встанет в один ряд с именами величайших мыслителей мира. Где уж тут ему было вспоминать про яблоньку, девочку, вместе с которой они детьми играли яблоком, затем съели его и зернышки тоже, но одно все-таки оставили и посадили в землю, чтобы девочка увидела такое, что и представить себе не могла.