Джордж Макдональд - Дары младенца Христа Страница 5

В том году Рождество пришлось на понедельник. Накануне Летти плохо себя чувствовала, и муж побоялся оставлять ее одну и в церковь решил не ходить. Про Фоси все напрочь позабыли, но девочка оделась сама и в назначенный час явилась с молитвенником в руках, готовая в путь. Когда отец сообщил ей, что никуда не пойдет, у девочки был настолько потрясенный вид, что мистер Гриторекс сжалился над малюткой, сам проводил ее до дверей церкви и пообещал встретить на выходе. Переступая порог, Фоси вздохнула с облегчением; у нее было смутное ощущение, что, приходя в церковь помолиться, она сможет уговорить Господа наказать ее. По крайней мере, Он увидит ее там и, может статься, задумается об этом. Впервые отец отнесся к ней с таким вниманием; впервые она удостоилась великой чести: ей дозволили одной пойти в церковь и сидеть на скамье самой по себе, словно она взрослая девушка. Но я сомневаюсь, что ее исполненная достоинства поступь свидетельствовала о гордыне, или что улыбка заключала в себе тщеславие нет, не улыбка, но пронизанная лучами дымка, туманная завеса, сотканная из улыбок, что окутывала ее милое, серьезное, похожее на витраж личико, пока она шла вдоль прохода между рядами.

Священник был из тех, о ком отец ее никогда не отзывался пренебрежительно; беспредельное доверие девочки к нему ни разу не было поколеблено. Кроме того, он всей душой верил в то, что делает Рождество праздником. Для него рождение чудесного младенца предвещало сотни необыкновенных событий в истории мироздания. То, что человек способен настолько убедить себя в истинности старой сказки, изрядно удивляло некоторых его друзей, тех, которые почитали слепую Природу извечной матерью и Ночь нетленной прародительницей всего сущего. Но малышка Фоси, в грезах или наяву, в церкви или в детской, с книжкой или с куклой, никогда не покидала волшебных угодьев и поверила бы, или попыталась бы поверить, всему, что не представлялось невозможным с точки зрения морали.

Что говорил священник, я повторять не стану, даже в отрывках; довольно упомянуть некий преображенный вклад, почерпнутый из потока его красноречия и запечатленный в сознании Фоси; из некоторых высказываний проповедника о рождении Христа в мире, в семье, в отдельной душе человеческой, девочка забрала себе в голову, что Рождество - это вовсе не день рождения, вроде как был у нее в прошлом году, но что, неким непостижимым образом, для нее объяснений не требующим, младенец Иисус рождается заново каждое Рождество. Что происходит с ним после, малютка не знала, и до сих пор ей не приходило на ум спросить, как же так получается, что он приходит в каждый лондонский дом точно так же, как в особняк номер 1 по Уимборн-сквер. Человек посторонний вряд ли счел бы его настоящим домом, но для нее это здание пока еще представлялось центром и сосредоточием всех зданий, и чудо еще не переполнило дом и не заплескалось за его пределами; в эту точку заводи и упадет извечный дар.

Зачитавшись, мистер Гриторекс забыл о времени, но сердечко девочки замирало в ожидании обещанного прихода, теперь уже столь близкого послезавтра! - так что, если она не и не позабыла оглянуться в поисках отца, спускаясь по ступеням церковного крыльца на улицу, то его отсутствие не вызвало у Фоси беспокойства. Едва она дошла до дома, мистер Гриторекс распахнул дверь, с запозданием спеша исполнить обещание; малютка поглядела на него с торжественной, неулыбчивой безмятежностью, рожденной духовным напряжением и безмолвным ожиданием, прошла мимо отца, не замедляя шага, и чинно поднялась по лестнице в детскую. Я полагаю, суть надежды ее заключалась в том, что когда младенец явится, она на коленях попросит его убедить Господа наказать ее.

Когда покончили с десертом, и мать расположилась на софе в гостиной, а отец в кресле с бутылкой любимого вина под рукой, Фоси неслышно выскользнула из комнаты и снова укрылась в детской. Там она потянулась к крохотной книжной полке и, вся проникнутая проповедью, как пористые туманы напоены солнечным светом, достала томик переводов с немецкого, вознамерившись перечесть один из рассказов - повествующий о приходе младенца-Христа с дарами в некий дом и о том, что он подарил всем и каждому; она сберегла удовольствие до сегодняшнего дня, хотя и борясь с искушением. Девочка уселась с книгой у очага: другого источника света в комнате не было. Когда горничная, вспомнив вдруг, что малышку надо укладывать спать, и в то же самое мгновение осознав, что запоздала на целый час, поспешила в детскую, она обнаружила, что Фоси крепко уснула в своем креслице, с книгой на коленях, а огонь в очаге догорел сам собой, и лишь багровый отблеск тускло мерцал в глубинных недрах темной пещеры. Сны, вне всякого сомнения, усилили впечатление проповеди и m(hrchen6, ибо, по мере того, как девочка сонно уступала рукам Полли, укладывавшим ее в постель, ее губки, бессознательно двигаясь в состоянии полудремы, но не сна, не раз и не два прошептали слова "Господь любит и наказует". Счастлив был бы я вступить в сны такого ребенка; насладился бы ими, словно пчела благословенным нектаром цветка кактуса.

Глава 5.

В канун Рождества звон церковных колоколов разносился в сумеречном воздухе Лондона, а ниже переливались огнями улицы, одетые облаком испарений. Самые яркие созвездия украшали мясные лавки, с выставленными на обозрение премированными тушами; вокруг них людские потоки бурлили и сталкивались особенно бурно. Но и лавки игрушек тоже ослепляли сиянием. Фоси сочла бы их сокровищницами младенца-Христа, сосредоточием тайны, и любая - наполнена до краев: тут и коробки, и бювары, и ветряные мельницы, и голубятни, и курочки с цыплятами, и кто знает, что еще? В каждой из лавок ее глаза высматривали бы младенца-Христа, дарителя всего этого изобилия. Ибо для Фоси в ту ночь он находился повсюду - вездесущий, словно переливчатый туман, окутавший Лондон; впрочем, тумана она почти не видела, только зарево над извозчичьим двором. Джон Джефсон шел вперед вместе с людским потоком, в центре всего этого шумного действа; но зрелище не доставляло ему удовольствия, слишком тяжело было у него на сердце. Он ни разу не подумал о младенце-Христе, или даже о Христе-взрослом, как дарителе чего бы то ни было. Только в рождении заключаются неизменные надежда и обещание для рода человеческого, но бедному Джону это Рождество не сулило ничего хорошего. Несмотря на репутацию остряка, он был из тех, что соображают туго и на подъем тяжелы - пошли, Господи, мне и моим близким такое же тугодумие и нерасторопность! - такие, раз полюбив, разлюбить не могут. За прошедшие две недели он весь извелся - так задело его обхождение Элис. Честный парень даже не пытался анализировать собственных чувств; он ощущал только отраду или боль, а об остальном и не ведал; но полагаю, что горевал он не только о себе. Подобно Отелло, он мысленно восклицал "какая жалость": он считал Элис правильной девушкой, относительно которой нет и быть не может никаких сомнений; и первый же жаркий порыв благоденствия унес ее прочь, словно иссохший лист. Что все эти лавки, разубранные остролистом и омелой, что ослепительные струи пламени газовых фонарей, что самые жирные премированные поросята для Джона, которому больше не суждено было представлять свиное ребрышко на воскресном столе между собою и Элис? А воображение его рисовало все новые картины: она снисходительно кивает ему из окна кареты, с грохотом проносясь мимо - а он устало плетется домой с работы к одинокому, стылому очагу. Уж ему-то не нужны ее деньги! Положа руку на сердце, он предпочел бы Элис без денег, нежели с деньгами, ибо теперь он воспринимал деньги как врага, видя, сколь пагубные перемены могут они совершить. "Верно, в них сам дьявол!" - говорил Джон себе. Правда, он никогда не усматривал дьявола в своем еженедельном заработке, однако отлично помнил, как однажды обнаружил нечистого в жалованье, полученном за весь месяц, сразу.

Пока он так размышлял про себя, из-за угла вдруг выехал экипаж, заставляя народ расступиться, и Джон уставился на него, гадая, а не восседает ли Элис внутри, пока он бредет по тротуару

один-одинешенек, - а Элис тем временем прошла мимо пешком, с другой стороны, и даже едва не столкнулась с ним; столяр обернулся и увидел, как молодая женщина с небольшим узелком исчезла в толпе. "Чем-то похожа на Элис!" - сказал себе Джон, разглядев встречную только со спины. Но, разумеется, это не могла быть Элис; Элис теперь надо высматривать в каретах! Вот ведь глупец: все девушки напоминают ему о той, единственной, которую он потерял! Может, если

заглянуть на Уимборн-сквер назавтра... Полли - существо добросердечное! - глядишь, сообщит какие-нибудь новости об уехавшей!

Для миссис Гриторекс эти две недели обернулись тяжким испытанием. Она многое отдала бы за то, чтобы поговорить с мужем более откровенно, но она еще не научилась забывать о скованности в его обществе. Однако все это время он был добрее и внимательнее, чем обычно, размышляла про себя Летти ежели она подарит ему сына, он непременно вернется к былому обожанию. Она говорила "сына", потому что всякий видел - до Фоси ему дела нет. Летти еще не обнаружила, что муж разочаровался в ней самой, однако, поскольку ее невнимание к его пожеланиям навлекло на нее беду, она начала подозревать, что у мужа есть основания быть ею недовольным. Ей и в голову не приходило, что его доброта - не более чем попытка сознательной натуры мужественно повести себя в ситуации, которую иначе не поправишь. О собственной нищете духа и отсутствии каких бы то ни было заслуг она ведала не больше, чем о сокровищах архангела Михаила. Невозможно осознать собственное неразумие, не приобщившись