Ольга Колпакова - Луч широкой стороной Страница 6

Все стали вспоминать.

У меня в животе забурчало. И суслик, и Александр Сергеевич, и Омар Хайям, и древний аркаимец во мне хором сигнализировали, что пора обедать. Я был вполне готов прислушаться к совету большинства.

Меня сообщения о молекулах не поразили. Лешка, когда выпрашивал у родителей электронный микроскоп, поведал, что на земле ограниченное количество материи и поэтому молекулы и атомы переходят из одного существа в другое. Но как-то я об этом раньше не задумывался. Вроде бы знал, но не осознавал.

«Получается, – думал я, пока Лешка после лекции получал свой первый в жизни гонорар, – что во мне есть молекулы Рокфеллера. То есть в принципе я тоже его наследник. Все живые люди наследники тех, кто умер. Прошлое внутри нас. Мы несем прошлое в будущее. Со скоростью один час в час».

Лехе заплатили тысячу рублей и пригласили приходить завтра.

– У тебя есть что еще рассказывать? – поинтересовался я.

– Ага, – кивнул гений. – Я еще читал «Что мы вообще знаем?», «Мама My на дереве» и «Кто накакал кротику на голову», но последняя на немецком языке.

Мы купили по мороженке и махнули кататься на лошадях. На честно заработанные деньги. Вообще-то есть смысл иметь такого младшего брата, как Леха.

– Дим, а правда, суслики красивые? Почти как твои лошади, да? – спросил Леха. – Может, я посижу, на суслика посмотрю…

Увы, ни башкир, ни казаков со своими конями, к Лешкиной радости, на поляне не было.

– Они в погоню кинулись, – объяснил нам сосед по туристскому стойбищу. – Мужик какой-то у них лошадь угнал. Вроде на цыгана похож.

Что за день такой!..

– Ладно, – сказал я брату, – пошли тогда купаться. Программу-минимум-то я должен выполнить.

Но, увы, и с этим не срослось. Вместо девчонок там были тетки в венках, изображавшие из себя русалок, и наша Динка, изображавшая рядом с Артуром всех рекламных девиц сразу.

Синяя записная книжка. Дина о кувшинках

Караганка неширокая, но чистая и глубокая река. Артур сказал, что она течет по тектоническому разлому, поэтому местами глубже двадцати метров.

Артуру пришлось меня пихнуть, чтобы я вышла из ступора. Здесь росли кувшинки. Настоящие. Я первый раз видела кувшинки. Они были совсем как в моей утренней дреме.

Дальше писать совершенно невозможно, потому что под такой шум о кувшинках не пишут! Папа около часа скакал на вороной длинногривой лошади. Его уже с дельтаплана разыскивать начали. Говорит, лошадь сама выбрала направление, три раза обежала вокруг какой-то горы и только потом решила вернуться. Что они на него все накинулись? Он не виноват, пусть у лошади спрашивают, зачем ей вздумалось бежать так далеко.

Башкир кричал и требовал заплатить за скачки, потому что лошадь устала и следующего туриста возить не захочет.

– Эта лошадь возит вокруг горы Разума и помогает найти правильное решение! – сурово сказал папа, но денег не дал. Видать, это было как раз то самое правильное решение.

Зато весть про гору Разума быстро разнеслась по лагерю. И пришлось ввести запись желающих найти ответы на сложные вопросы на весь следующий день. Хозяин лошади папу простил и даже разрешил Димке ее покормить.

Но это еще не беда. Беда пришла в виде миски. Какой-то индус или буддист продал папе поющую чашу, которая гармонизирует внутренний мир. Папа теперь сидит у палатки и пялится на нее, не понимая, как буддисту удалось впарить ему эту миску с пестиком и почему его разум в этот момент молчал. Но уж если деньги заплачены, не пропадать же добру.

Папа взял похожую на толкушку деревяшечку и стал водить по краю чаши. Ну вот, у кризиса появился звук! Лехин суслик в панике юркнул в нору. Соседи, что дымили на нас своим костром, быстро залили огонь и куда-то усвистали. Лешка сказал, что если чистота звука опустится до очень низкой, то человек может запаниковать и броситься с корабля в море или уйти в тундру в сторону полярного сияния. Хотя этот самый инфразвук ухом не слышен. Я стала оглядываться в поисках полярного сияния.

Если заткнуть уши и коротко: сходили в музей «Природа и человек». Рядом с музеем руки из земли торчат. Железные. Похоже, будто люди, которые когда-то здесь жили, просят нас не забывать о них. Мне хотелось подойти и выдернуть. Почему-то не хочется, чтобы потусторонний мир так навязчиво тянул ко мне руки. Лучше уж как-нибудь намеками: травой пусть прорастает, ветерком или мерцанием звезды. И вот это навязчивое стремление аркаимских паломников окунуться в параллельный мир, может, с их, потусторонней стороны, так же выглядит – море протянутых рук…

Мама сделала в столовой заказ, и мы сегодня будем ужинать как арии (белые люди). Еще археологи подарили ей набор красных длинных футболок. Говорят, примерно такие носили древние аркаимцы.

Озарение Димы про мосты и мечты

Я долго не мог уснуть – думал про прошлое и будущее. Про то, что я – это мост. Я весь сделан из прошлого. Каждая моя клетка была клеткой кого-то другого. А что же тогда я сам? Есть во мне что-нибудь мое? Я – как все. Что я несу из прошлого в будущее? Набор атомов? Я – мешок для атомов. Почему-то обидно. И вряд ли это так. Потому что…

Я не понял до сих пор, снилось мне все это или я сам придумал. Утром я знал ответ! Я не стану богатым, как Ротшильд или Березовский. Потому что… Куча денег – это просто не настоящая моя мечта. Моя мечта – иметь лошадь. Я бы Лешку научил не бояться лошадей. И других людей тоже. Люди, когда они рядом с лошадью, перестают быковать, становятся как-то проще и лучше. Мне кажется, это лошади людей приручили, а не наоборот. Здо́рово было бы проехать на лошади по тем дорогам, где индоевропейцы шли. Но дело не в лошади, а в мечте.

Мечта – это то, что отличает тебя от других. У кого-то иметь миллион, у кого-то – лошадь. Получается, это то, для чего ты родился на земле! То, что дает смысл мешку с атомами.

Дина о ночных разговорах про счастье

Димка сегодня во сне хохотал, пришлось его разбудить. А Леха возился, потому что вчера обгорел. Еще бы, шатался в бэтмановском плаще на голое пузо. Пришлось мазать его кремом. Я чувствовала себя просто сестрой милосердия какой-то. Потом оказалось, что мама с папой тоже не спят. Мама рассказывала, как жили древние аркаимцы. Мы взяли спальники и перебрались к ним в палатку. Стало ужасно тесно, поворачиваться на другой бок приходилось всем одновременно, по команде. Папа болел после скачки и требовал привилегированных условий – лёжки на животе.

– Они жили очень экологично, – рассказывала мама то, что ей поведали ученые. – У них была канализация. Они говорили: прежде чем вымыть в воде посуду, подумай о чистоте воды. Когда шел дождь, они не выходили на улицу, чтобы не замарать дождевую воду…

– Нале-во! – скомандовал папа.

– У них мозги были устроены совсем по-другому, – продолжала мама. – Мы вот сейчас думаем только о деньгах…

– Не только… – подал голос Лешка.

– Не только, – согласился папа. – Еще о больших деньгах, о кредитах и ипотеке. Направо!

– Это все одно. А они шли совсем другим путем. Они думали не о деньгах, а о жизни, о счастье, о вечности, о добре и зле и чтобы добро победило.

– И где они теперь, – пробормотал папа, – со своим добром? Кру-гом!

– Это загадка. Никто не знает, куда они ушли, где осели и почему иногда возвращались к сожженным городам, восстанавливали их до последнего столбика.

Мы стали обсуждать, зачем же они сожгли город, и, проснувшись окончательно, выбрались из палатки, продолжая разрабатывать версии уже на воздухе, укутавшись в спальники. Если бы это была экологическая катастрофа, то зачем им сжигать дома? Может быть, начиналась какая-то болезнь? И они знали: чтобы зараза не распространилась, надо сжечь поселение. Но что это за болезнь, когда город надо сжигать, а вещи-то нет? Если только это психическая, духовная какая-то зараза…

– Может быть, разведем маленький костерок подальше от норы? – предложил Димка. – Глядя на огонь, удобнее думать. И чаю хочется.

Лешка разрешил. Но котелка у нас все равно не было, чтобы вскипятить воду. Тогда папа взял свою вопящую чашу и поставил на угольки.

Все небо было в звездах. Все. Я никогда не видела в городе столько звезд. Аркаимцы считали, что где-то высоко, в том небе, которое человеку не видно, есть всего одна звезда со множеством лучей. Внутри звезды сверкает огонь – это то, что может сделать человека живым. Это душа. Звезда мерцает: каждую секунду умирает и снова оживает. Умирая, она рассыпается множеством осколков. Сначала осколки появляются на видимом с Земли небе – это и есть звезды. А оттуда осколки-звезды, как капли одного дождя, как бусинки одного ожерелья, падают в мир и становятся людьми. Они расходятся по Земле, но невидимые лучистые нити связывают их, и люди одной звезды притягиваются друг к другу. Чем шире луч, тем крепче связь. Поэтому все встречи на Земле не случайны. А когда люди умирают, они становятся звездами и сначала поднимаются на небо, светят потомкам, а потом сливаются в сердцевине главной звезды – в тот самый момент звезда оживает.