Герцель Новогрудский - Дик с 12-й Нижней Страница 6

Не обращая ни на что внимания, Дик первым делом полез за комод. Комод стоит у окна, наискосок к кровати. За ним есть свободное пространство, куда даже кошка с трудом протиснулась бы. Но Дик пролезает. И там он хранит все, что у него есть ценного.

Туда же поставил бутылку.

Выбравшись из закутка и все еще ничего не замечая, Дик сказал:

- Ма, я есть хочу. Мать не повернулась к нему, не ответила.

Дик повторил:

- Ма, я ведь есть хочу!

Снова молчание.

Дик забеспокоился. Что случилось? Почему такое отношение?

И тут он вспомнил - Бетси! Он оставил ее одну. Но она ведь и сейчас спит так же спокойно, как два часа назад.

- Ма, - попытался оправдаться Дик, - Бетси, когда я уходил, тоже спала. Я думал, что ей спокойнее будет...

Мать повернула к нему расстроенное лицо:

- Я знать тебя не желаю, негодник! Я видеть тебя не хочу!.. Ты что чуть не натворил?

- Что - натворил? Ничего не натворил...

- Да? А кто из дому ушел? Кто оставил Бетси одну? Кто чуть не загубил ребенка?.. Пресвятой Колумб! Страшно подумать, что случилось бы, не вернись я вовремя!

Дик испугался:

- Что, ма? Что случилось бы?

- Вот что!.. - Мать рывком сняла со спинки детской кроватки пеленку и развернула. В углу ее Дик увидел какие-то узорчатые дырки, какую-то странную бахрому. Что это такое, объяснять не надо было. Он и так понял.

- Крысы?.. - произнес он. - Но ведь па заколотил нору под раковиной!

- А они снова прогрызли, - ответила мать. - У меня и сейчас слабость в ногах, я чуть в обморок не упала. Представляешь, открываю дверь, а на кровати возле Бетси две крысы. Одна совсем большая - зверь, настоящий зверь! Просто страшно подумать, что было бы, приди я на пять минут позже!.. А я на тебя надеялась, я думала, что ты у меня умный, что на тебя можно оставить дом.

Мать заплакала и пеленкой, что держала в руках, стала вытирать глаза.

И оттого, что мать больше не ругала его, Дику стало особенно стыдно. У него тоже что-то подступило к горлу, что-то защекотало в глазах. Он представил себе искусанную Бетси и себя - виновником несчастья. Ведь от крысиных укусов дети даже умирают. Слезы часто-часто побежали по лицу Дика.

Мать притянула его к себе.

- Боже мой, боже мой! - сказала она. - За какие грехи все это нам?..

Но долго горевать мать не умеет. Она говорит, что там, на Западе, откуда она родом, у людей кровь красная, а у здешних, на Востоке, - водянистая. И что людям с красной кровью унывать не полагается. Поэтому, заставив Дика высморкаться, она тоже в последний раз вытерла глаза и быстро собрала на стол. Через пять минут мать рассказывала о том, как толстая Салли хотела обмануть ее - дать грудинку второго сорта вместо первого - и как этот номер у лавочницы не прошел. О крысах она больше не вспоминала.

А у Дика, должно быть, кровь не очень красная, она, должно быть, у него отцовская, разбавленная. Он ел копченую грудинку с бобами, слушал мать, но прийти в себя не мог - о крысах не забывал.

ГРОЗА МОРЕЙ РОБЕРТ КИД ДЕЙСТВОВАЛ БЕЗ ШТОПОРА

Дик думал бы о крысах весь день, если бы не новые заботы. Его расстроила бутылка. Да, замечательная синяя пиратская бутылка вдруг стала его беспокоить. Беспокойство овладело им с того времени, как он забрался в свой уголок.

В комнате было тихо. Мать покормила Бетси, навела на столе порядок, помыла посуду и спустилась этажом ниже проведать больную миссис Кенбери. О доме, о сестренке, о том, что ее не следует оставлять, не было сказано ни слова. Дик почувствовал за это благодарность к матери: правильно делает! Неизвестно, как завтра будет, но сегодня он и сам отлично помнит свои обязанности, сегодня ему напоминать ни о чем не надо.

Бетси была занята обычным делом - спала. Дик протиснулся за комод, присел на корточки и стал наводить глянец на свое синее приобретение.

Бутылка и так была чистой, но Дик высматривал на ней никому другому не видимые пятнышки, плевал на тряпку и тер с такой силой, что в ушах скрип стоял: стекло словно зубами скрежетало от боли.

Когда работаешь, хорошо думается. Дик любовался удивительным цветом старинной посудины и думал о том, как удачно все получилось: выйди он от Майка минутой позже или минутой раньше - и старьевщик с бутылкой прошел бы мимо. Да и другое подумать: не передавали бы по телевизору картину "Есть повесить на pee!" - он бы понятия не имел о том, как выглядят пиратские бутылки. А сейчас он знает. Сейчас, какая бы старинная пиратская вещь ни попалась ему на глаза, он сразу разглядит. И как пользовались пираты разными вещами, ему тоже известно: вино они черпали пригоршнями; двери открывали без руки - пинком ноги; на стулья садились только верхом; скатерть со стола сдергивали вместе с посудой; записки друг другу писали бриллиантами на зеркалах; вилок не признавали - нож заменял всё; штопоров тоже не признавали: нужно открыть бутылку - били рукояткой ножа по горлышку, горлышко вместе с пробкой отлетало, а бутылку опрокидывали в рот. Роберт Кид делал именно так. Он ни одной бутылки иначе не открывал...

Дик посмотрел на свою старинную пиратскую посудину, и его словно кипятком ошпарило: боже мой! Как он не подумал об этом раньше? Как не сообразил, когда отдавал деньги старьевщику? Бутылка-то ведь целая... А раз так, то кто поверит, что она принадлежала морским разбойникам, что из нее, может быть, сам Роберт Кид пил? Никто. Майк первый не поверит. "Интересные у тебя пираты, скажет он. - Из бутылки пили, а горлышко оставили. Они что же, со штопором в кармане ходили, да? Или, может быть, к вам прибегали пробочник одалживать?" Бронзе только попадись на язык...

Мысль о том, как рыжий Майк будет отпускать шуточки по его адресу, а ребята громко смеяться над ним, окончательно расстроила Дика. До чего же не везет! Так он радовался пиратской бутылке, десять центов не пожалел, а бутылка не пиратская. Ну, может, если и пиратская, то доказать все равно нельзя: горлышко-то целое...

Начисто оттертый, сверкающий необыкновенной синевой стеклянный сосуд стоял на полу, а Дик, поджав ноги, сидел рядом и думал о своих неудачах. В комнате, с тех пор как перестало скрипеть стекло, стояла полная тишина. Только иногда, когда по улице проезжал грузовик, окна дребезжали.

Тишина обманула крыс. Они снова вылезли из норы, зашумели в мусорном ведре. Потом одна из них спрыгнула откуда-то вниз, будто мокрая тряпка шлепнулась.

Дик притаился, тихо снял с себя ботинок, выглянул. В комнате хозяйничали три твари. Хвост одной торчал из ведра, другая возилась под раковиной, третья, самая большая и очень толстая, что-то вынюхивала возле кроватки Бетси.

Вот проклятая! Дик хотел запустить ботинком в нее, но побоялся: можно в Бетси угодить. Тогда он изо всей силы метнул свой снаряд под раковину. Удар был меткий, прямо в крысу. Та распласталась на полу, потом, прихрамывая, метнулась в нору. Крыса из ведра - за ней. А большая посмотрела злыми глазами в сторону комода и не спеша поволокла брюхо на другой конец комнаты, не спеша сунулась в выгрызенную под плиткой черную дыру.

В наглое животное полетел второй ботинок, но на этот раз Дик взял выше, чем нужно, и промахнулся.

Шум битвы разбудил Бетси. Она заплакала. Дик вылез из своего угла, взял сестренку на руки и вместе с нею пошел осматривать место, куда скрылись крысы. Нора была та самая, которую отец на днях заколотил. Мать ему еще тогда говорила, что фанера не поможет, что, прежде чем заколачивать, в дыру следует насовать битое стекло.

Но стекла под рукой не было, и отец сказал: "Ладно, сойдет". Это его любимое выражение. Мать всегда кипит, когда слышит его.

И она права. Отец действительно сработал впустую. Крысам прогрызть фанеру ничего не стоит. Вот и прогрызли. Он, Дик, сделает не так, он заколотит нору как надо: запихнет сначала в отверстие битое стекло, а уж потом сверху прибьет дощечку. Пусть тогда твари сунутся - только морды порежут.

Дик решил взяться за работу немедля. Бетси снова очутилась в кроватке и получила бизона на расправу. Ящик с инструментами из ниши под раковиной переехал на середину комнаты: молоток есть, гвозди есть, дощечка есть, а вот стекло...

Так оно и бывает в жизни: самые далекие вещи вдруг становятся близкими. Другой человек, кажется, год бы думал и не придумал, что общего между крысиной норой и пиратской бутылкой. А Дик связал одно с другим за минуту. Это у него получилось замечательно. В самом деле: в одном месте ему кусок стекла не нужен, а в другом нужен. Для пиратской бутылки горлышко лишнее, а для норы круглый стеклянный осколок - в самый раз.

Значит... Значит, от бутылки горлышко следует отбить, а нору осколком заделать. Получится то, что надо, просто отлично получится.

Дик гордился своей сообразительностью, но в то же время где-то глубоко-глубоко мелкие иголочки совести покалывали его. Как-никак, если правду говорить, то, что он собрался сделать с бутылкой, было мошенничеством. Ребята будут думать, что горлышко отбито рукояткой ножа, что отбил его пират, что прошло с тех пор лет двести, а на самом деле все это не так, все подделка.