Антон Геращенко - Бомбар-1 Страница 7

- Да-а, - не зная, что сказать, произнесли Колька с Сашкой. - Хорошо вам.

- Хорошего вообще-то мало, - оборвал их Гришка. - Рыба она и есть рыба. Не от сытной жизни приходится ее есть.

- Расказаченные вы? - спросил Сашка, как можно позадушевнее, чтобы вновь не обидеть Гришку.

- Да, - ответил тот тихо и грустно.

Колька и Сашка почувствовали, что это Гришка принимает

к сердцу ближе, нежели баба Дуня: уж больно у него несчастным стало лицо.

- Мне на улице проходу нет, особенно на площади, где богатеи живут. Кажный день драться приходится. Я уже и сам - увижу их, у меня кулаки чешутся. Привык.

- Это тебя сегодня поцарапали?

- А когда ж еще? Сотников хлопец это, атаманский внук. Кулаками ж не может, ногтями только, как девчонка... - Гришка помолчал, добавил грозно: Ну, ничего! Я вот возьму да к ним сегодня на бахчу заберусь, попротыкаю им все арбузы! Будут знать!..

- Они что... богатые?

- А ты думал шо, бедные? - быстро и отрывисто спросил Гришка Кольку. Самые шо ни на есть богатеи. Чужим горбом все нажили. Коней у них - табун, овец этих, коров, быков... А земля какая? У нас гадючьи озлобки по кручам, а у них - степь. А сколько еще у них земли гуляет из года в год? А распахать - не моги, цепами забьют до смерти. Все они позахватывали. Полхутора на них работает, всех хуторской атаман в руке держит. И паровик у него, шо веялки крутит...

Да все! А мы... Не казаки мы, ни земли у нас, ни газырей, ни черкески...

Когда Гришка это сказал, Колька вздрогнул. Вот оно! Вот именно из-за красноверхой кубанки и погибнет Гаврила Охримович! Как же растолковать Гришке, что не в этом счастье?

- Вы вот шо, - сказал им Гришка строго. - Вы над этим не смейтесь! Потому как я за это бить буду. Ух, как я за это буду бить! - и показал кулак с побелевшими суставами.

Мальчишкам стало даже немного не по себе под яростным взглядом его глаз. Как легко, как все-таки несерьезно они представляли свое путешествие. Думали, если увидят Гришку, скажут ему все, и все уладится. Думали: достаточно только с ним поговорить!.. А тут нужно было в первую очередь понять самим все глубоко, а потом уж действовать. Да и как еще нужно действовать?

- А кто это у вас диду Чуприна, о котором баба Дуня говорила? - спросил Сашка. - Рыцарь, с которым она тебя сравнивала.

- А-а! - расплылся от удовольствия Гришка, показывая выбитые зубы. Диду... Диду лыцарь, это точно.

- Как он в Египет попал?

- Та это он туда еще хлопцем попал. Он наших казаков потом в Туретчину водил. Ух и вояка, кажуть, был добрый!.. Здоровенный! Усы у него во! Чуб во! Гришка, мотая рукой, показал, какие у диду были и усы и чуб.-Ему, кажуть, за сто лет было, когда его цепами, шо хлеб молотят, в степу убили. Он гулевую землю хотел распахать без спроса. А так бы он и еще, мабуть, лет сто жил.

- Ну, а в Египет как попал?

- Очень просто. Беда с ним случилась. Рыбалил он в лимане, а поднялась буря. Вот его в байде и унесла непогода в море. Унесла и унесла... Пропал, думает, Чуприна. Чуприной его уже и тогда в хуторе звали, по имени даже баба Дуня не знает. Несет и несет его по морю, а куда - и сам не знает: море большое!.. Поднимется байда на волну, как на гору - далеко видно. Бегут по морю, будто отары овец, волны - не видать берега! Опустится байда - як у пропасть!-душно между волнами, тяжко, темно, хоть глаз выколи, и шуму морского не слышно. Как в могилке. Да-а, натерпелся он... И от так его девять дней носило по морю. Выбился он из сил, свалился на дно байды, уснул как помер. А продрал очи - фелюга! Паруса штопани, снасти оборвани, турки в ней, с борта на него смотрят, чи жив он? Это Чуприну уже из Азовского моря в Черное бурей вынесло. Взяли его в полон турки. Три года он у них работал, а потом убег. Пришлось ему, хлопцы, погулять! По всей Туретчине, во как! Курды их гоняли, он там своих нашел, сотню сбил. А курды народ - у-у! Дуже вояки, кажуть, лихие та зверские, при всех султанах они в лучшем войске. Вот они и гоняли казаков по Туретчине. Сбились наши с пути, им бы нужно на север, промеж захода и восхода идти, а их в ущелье узкое загнали, не выпрыгнешь, солнце в затылок светит. В пустыню их выгнали. И ни конца пустыне, ни краю, ей пра! Сколько им друзьяков пришлось позарывать у песок, сколько могилок ятаганами вырыть-страсть!.. Чуть все не померли без воды. Но прошли-таки, к речке вышли. Нил-река. Египет эта страна называется. Богатая там земля. Три урожая собирают, там зимы не бывает, с одного колоса в две мои пригоршни зерно не вберешь, во как! А народ худой, черный, богатеи весь урожай себе забирают. И у нас земля богатая, хлеб бывает такой выгонит, шо кубанку бросишь, она на колосьях, как на воде, держится. А живут, видишь, не все одинаково. Везде, наверно, так несправедливо живут!

Гришка замолчал, задумался, принялся грызть травинку. Он и вправду теперь не был похож на мальчишку, а на серьезного, много пережившего и передумавшего человека.

- Вот ты, Гриш, много знаешь! - воскликнул Сашка. Гришка посмотрел на него отчужденно, обронил:

- Не дурень, хотя и не учусь. Посмотрел-посмотрел на камыши и продолжал задумчиво:

- Добрая у нас земля. Она у нас сложена особо. На манер египетской. На добрую саженю - черный перегной, а ниже - песок и вода; море ж когда-то здесь было. Ежели засуха - землица тянет воду снизу, песок ей не препятствует. А ежели много дождей выпадет - песок всю воду принимает, хранит про запас. Сказочная египетская земля!.. Тут шо не камышовые заросли, закуток из куги то загадочное ему название; шо не ерик, лиман, речка или болото-то и сказ. А плавни!.. Не обойти их, не объехать за всю жизнь. Есть такие у плавнях места, шо там и человек ни разу не был, кабаны непугаными живут. Гнилым раньше Азов-море звалось. Вся гниль в нем из плавней сбиралась, дурная вода. Рыба и та не водилась. Давно это было, даже Чуприна не помнил.

- Вот видишь!-перебил его Сашка.- А нас за скифов упрекаешь!

- Ну и гонористый же ты, - ответил ему Гришка и, уже раздражаясь, оборвал:-Замовкни!.. Слухай, шо люди кажуть. А то о Гнилом море знають, а о твоих... как их... не знають. Грамотный он! Книжки читает! Меня тоже батя нескольким буквам научил, сейчас некогда ему, а то б я тоже мог читать! Не хвастайся дуже. Ты вот слухай та запоминай, шо тебе умные кажуть! Не было у нас скифов! А море Гнилым звалось! А потом поднялась страшенная буря, и всю дурную воду из моря Гнилого в Черное выплеснуло, а сюда с Дона та Кубани набралось воды доброй, сладкой, а та - дурная - на дне в Черном!

- Правильно, кто ж с этим спорит. Сероводород на дне в Черном море! успел вставить Сашка.

- Ну все он знает, все знает, ты глянь на него! Шо ты своей школой хвастаешься? Я, может, тоже скоро буду учиться. Вот победим, батя говорит, и буду учиться. Я ж тебе не за книжки рассказываю, а за землю, шо ты про нее знаешь?.. - Гришка уставился на Сашку, тот смутился: то ли оттого, что с ним опять расправятся не по-боксерски, то ли оттого, что он действительно о земле ничего не знал.-То-то и оно!.. Шо вякаешь, хочешь знающим показаться, а ничего не знаешь. Ты знаешь, шо в нашем море даже рыба не водилась?.. А потом развелось столько, шо один богатей мост по плавням для гостя из бочек с черной осетровой икрой вымостил?.. А земля какая? Ты знаешь, шо один казак у нас вырастил для атамана Войска Кубанского кабак у семь пудов, в четыре обхвата, еле его втащили в арбу, а везли волами. Зажиточно на ней всем можно жить, и все бы хлопцы могли в школах учиться, если б по справедливости все делалось. А у нас часто еды даже вдоволь нет! Летом только и живем сытно...

- А зимой как? - спросил Колька.

- Зимой?..-Гришка настороженно посмотрел на него. Колька ответил ему спокойным взглядом. Гришке, очевидно, больше нравился этот черноглазый и молчаливый, нежели рыжий Сашка. - Да потихоньку, не жируем. До глубокой осени батя на паровике работает у атамана, хлеб молотит, веет. Хлеба нам дадут, картошки соберем, а зимой, бывает, и денег подрабатываем. Граммофон или сепаратор починит батя, он у нас мастеровой человек, башковитый человек Гаврила Охримович. Так и живем, с хлеба на рыбку перебиваемся.

Солнце выкатилось из-за кургана, затопило все радостным и теплым светом. Туман над рекой поредел, держался овечьими отарками только в бухточках у камышей. В зарослях его тотчас завозились, затренькали камышовки.

На середине реки то появлялись, то пропадали в воде черные уточки.

- Нырки,-шепнул Гришка, собрался было добавить что-то еще, как вдруг...

Нет, никогда уже до самого конца жизни Колька не забудет того, что им вдруг открылось в Гришкиной "египетской земле".

Солнце разогнало туман, космы его лишь изредка взлохмачивались с поверхности реки, как пар с остывающего кипятка, и таяли тотчас бесследно. И вот в эту минуту из камышей выплыли лебеди.

Они выплыли, как из сказки! Белоснежные, красивые... Быстро и бесшумно заскользили по воде... Не видно было ни одного движения, ни малейшего усилия, лебеди будто скользили по глади льда!

На середине неширокой речки лебеди внезапно "разъехались" в стороны, плавно, как балерины в танце, взмахнули раз-другой крыльями, оторвались от воды и... поплыли по воздуху. Сверху они будто пролили серебряную курлыкающую трель, река отозвалась им прощальным отзвуком, и сказочные птицы растаяли в небе.