Мария Северская - Звезда корта, или Стань первой! Страница 8

Когда Марго вышла из здания вокзала, над городом плыл колокольный звон. Девушке казалось, что воздух буквально пропитан густым мелодичным голосом колокола, она даже привкус меди во рту почувствовала.

Захотелось хоть на час задержаться в городе, пройти по знакомой с детства центральной улице, полюбоваться на соборный комплекс, дойти до старой водонапорной башни, со смотровой площадки которой открывался вид на многие километры в стороны.

Еще в детстве мама и бабушка часто привозили Риту сюда на выходные. У бабушки где-то здесь – Марго сейчас уже не помнила названия той улочки – жила близкая подруга. Обычно они останавливались у нее, – если, конечно, задерживались на пару дней. Бродили по городу, смотрели достопримечательности, заходили в музей. Бабушка обязательно посещала службу в Княгининском монастыре и норовила затащить с собой маленькую Риту. С мамой же они по существующей между ними традиции забегали в кафе-мороженое и лакомились вкуснейшими вафельными рожками с цветными шариками пломбира с разными вкусами.

В одно из таких посещений кафе Рита и узнала – совершенно случайно – о главной маминой душевной боли, правда, поняла, насколько эта боль сильна, спустя только несколько лет.

Рите тогда было лет семь-восемь. И сейчас она даже вспомнить не могла, почему задала этот вопрос.

– Мам, а почему у меня есть только баба Нюра? Разве другие мои бабушка и дедушка умерли?

Родительница опустила глаза, по ее лицу пробежала тень.

– Нет, они живы. Живут в Вильнюсе. Но мы давно с ними не общаемся.

– Почему? – Девочка замерла в ожидании ответа, не донеся ложку с ванильным пломбиром до рта.

Мама тяжело вздохнула:

– Когда я встретила и полюбила твоего папу, твой дедушка был сильно против наших отношений. А когда мы поженились, он полностью вычеркнул меня из своей жизни.

– Разве так бывает? – удивилась Рита. – Ты же его родная дочь!

– Еще как бывает, – усмехнулась мама. – А дочери у него с тех пор больше нет, он сам так сказал.

Тогда Рита посочувствовала ей, произнесла что-то типа:

– Наверно, он очень глупый – твой папа. Но ты не переживай, у тебя есть мы с папой и бабой Нюрой.

И родительница улыбнулась, обняла ее, поцеловала в затылок.

Позже, в следующие годы, Рита временами возвращалась мыслями к тому разговору и пыталась понять своего деда, его поступок. И по-прежнему не могла. Не укладывалось в голове, как можно из-за каких-то глупых амбиций испортить отношения со своей дочерью до такой степени, чтобы вообще с ней не видеться и даже не созваниваться, лишь потому, что она вышла замуж за неугодного мужчину.

Было обидно и то, что дед не хотел знать и о ней – Рите. Он вычеркнул из своей жизни не только дочку, но и внучку, с которой даже никогда не встречался.

– Мам, а как же твоя мама? – спросила однажды Рита. К тому моменту ей уже исполнилось тринадцать. – Как она могла допустить такую ситуацию? Неужели она поддержала деда?

– Она всегда во всем его слушалась, – ответила родительница. – Как он скажет, так и будет. Решил он, что я не стою их внимания и заботы, значит, на самом деле не стою. Понимаешь, у нее нет своего мнения, она живет, руководствуясь мнением мужа.

– А ты не жалеешь? – озвучила Рита мучавший ее вопрос. Она боялась, что вдруг мама скучает и переживает разрыв до сих пор, вдруг ей не дает покоя мысль о том, что она сделала неправильный выбор и нужно было поступить так, как хотел ее отец, – выйти замуж за какого-то другого человека, которого, как уже знала Рита, он выбрал своей дочери. Поступить так, как поступила мамина сестра тетя Виола.

– Ни капли, – твердо ответила родительница. – У меня самая лучшая семья, какую только можно пожелать. Любимые муж и дочь, замечательная свекровь. Пусть мой отец и мать жалеют, ведь они потеряли свое право быть членами нашей семьи.

Впрочем, Рита понимала, что все-таки подробности жизни своей дочери ее бабушка знает. Со своей старшей сестрой мама общалась, та совершенно не собиралась обрывать с ней связь. Они постоянно перезванивались и пусть редко, но все же навещали друг друга.

Тетя Виола Рите нравилась, хотя и казалась какой-то аморфной, что ли. Была она тихой и безынициативной, разговаривала едва слышным голосом и выглядела лет на двадцать старше своей сестры, хотя разница в возрасте у них составляла всего пять лет.

Мужа Виолы Рита видела всего пару раз – он постоянно пропадал на работе, детей у них не было, так что Виола все время скучала дома в одиночестве. Она занималась садом, вязала бесконечные носки, шарфы и свитера и в общем и целом вела жизнь совсем не молодой женщины, а бабушки за семьдесят.

По-настоящему задуматься о глубине маминой обиды на своих родителей Рите пришлось, уже когда мама болела. И на мысль об этом ее натолкнула бабушка Нюра, вернее, случайно подслушанный девочкой их разговор с отцом. Тогда же она узнала и о том, что настоящим маминым именем было вовсе не Ирина, как называли ее муж и свекровь, да и вообще все друзья и знакомые, а Ирма.

Папа объяснил Рите, что от этого имени ее мама отказалась, выйдя за него замуж и разорвав отношения с родителями. Это был символический жест, как понимала теперь уже совсем взрослая Марго, таким образом мама попрощалась с прошлым. Так же в свое время поступила и сама Рита, начав называть себя Марго и представляться новым людям именно этим именем.

– Надо бы позвонить Иришиным родителям, – говорила бабушка. Рита проходила мимо гостиной, и до нее через приоткрытую дверь донеслись голоса родных. – Они должны знать. Может, хоть теперь простят ее и приедут.

– Это она должна их прощать, – возмутился отец. – Да и на нас она обидится, если мы за ее спиной попытаемся наладить контакт с ее родителями.

– Какая теперь разница, кто первый сделает шаг. Не время сводить счеты и быть гордыми. – Бабушка тяжело вздохнула. – Мой тебе совет: позвони!

– Нет, – отец твердо стоял на своем. – Пусть Ира сама решает, нужны они ей теперь или нет. И вообще, эти люди отказались от нее в то время, когда ей была необходима их поддержка, не приедут и сейчас.

– Ты хотя бы попробуй! – увещевала его баба Нюра.

– Нет. – В голосе Ритиного отца звучал металл.

Они поспорили еще немного, а затем бабушка махнула рукой и устало произнесла:

– Ладно, поступай как знаешь. Но я бы попыталась. Плохо, если Ириша уйдет, так и не помирившись с ними.

Первым порывом было ворваться к ним в гостиную, закричать: «Как это уйдет?», но вместо этого Рита тихонько вышла в сад и, стряхнув снег, уселась на качели.

Хотелось заплакать, но слез не было. В горле стоял огромный комок, и даже дышать было больно.

Тогда и поселилась прочно в голове бабушкина идея – поговорить с мамиными родителями, убедить их приехать к дочери, поддержать ее. Рита даже поверила, что, если они помирятся, мама выздоровеет.

В другой ситуации девочка ни за что бы не стала первой звонить. Да и не так просто это было. Сперва требовалось разыскать телефонный номер, затем дозвониться по межгороду в Вильнюс.

Для этого Рита отправилась на суздальский переговорный пункт, предварительно подсмотрев в мамином мобильнике номер ее сестры. Звонить из дома, пусть даже и со своего телефона, девочка не решилась – не хотелось, чтобы кто-то из домашних услышал ее разговор.

Долго дозванивалась тете Виоле, затем путано объясняла, зачем ей понадобился телефон ее родителей. Тетя на том конце провода отчетливо всхлипывала и не сдерживала слез. А Рита по-прежнему не проронила и слезинки.

Получив долгожданный номер, она не стала звонить сразу. Сперва стоило как следует продумать разговор. Надо было понять, как провести его так, чтобы мамин отец не бросил трубку сразу, чтобы хотя бы выслушал до конца.

Наконец, побродив часа полтора-два по заснеженным улицам, девочка решилась. Она вернулась на телефонную станцию и набрала номер.

Уже через пару гудков в трубке раздался твердый мужской голос, вот только говорил мужчина не на русском, а на литовском, которого Рита не знала. И хотя первой ее реакцией была паника, она подавила порыв бросить трубку и произнесла:

– Здравствуйте, могу я услышать Николаса Кайриса?

– А могу я узнать, кто его спрашивает? – тут же перешел на русский мужчина.

– У меня к нему важный разговор, пожалуйста, передайте ему трубку, – попросила девочка. Представляться его внучкой она сочла не самым умным ходом.

– Николас Кайрис – это я, – ответил ее собеседник.

И тут весь Ритин план ведения беседы, который она построила, бродя по родному городу, вылетел у нее из головы.

– Я звоню по поводу вашей младшей дочери Ирмы, – затараторила она. – Вы ей очень нужны. Дело в том, что она тяжело больна и может умереть. Не могли бы вы приехать? Пожалуйста!