Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку Страница 9

Боб дружески взял его под руку и заговорил:

- Ты спортом занимаешься? Ну, гири поднимаешь или водное поло?

- Ну-ну, валяй дальше, - сказал Сорока.

- Тебе что, Тимофей, энергию девать некуда? - посерьезнел Боб. - Ну чего ты к ребятам привязался? Столько развлечений вокруг, жизнь бьет струей, а ты какой-то ерундистикой занимаешься! Хочешь, с отличной девчонкой познакомлю? Фигура - обалдение! И внешне не урод. Она на коньках катается. Как это? Балет на льду.

- Пусть себе катается, - ответил Сорока.

- Не надо обижать ребят, - ласково сказал Боб. - У них свое жизненное кредо, так сказать, своя альтернатива, а ты иди своим путем... И не надо, чтобы наши пути пересекались, а то ведь ребята могут и рассердиться...

- Иди-ка ты подальше, Садовский, со своей альтернативой... - Сорока вырвал руку и зашагал к своему боксу.

- Водное поло - отличная штука! - со смешком бросил ему в спину Садовский.

На комсомольское собрание в тесноватый красный уголок набилось десятка три ребят и девушек. Это уже были не те рабочие в спецовках и комбинезонах, которые примелькались и цехах, - они приняли душ, переоделись и теперь выглядели модными, нарядными, будто пришли на танцы.

За длинным столом, накрытым красным кумачом, сидела комсорг Наташа Ольгина, диспетчер из стола заказов. Она быстро взглядывала на каждого входящего и ставила галочку в список личного состава комсомольской организации станции технического обслуживания.

Когда дверь перестала хлопать, Наташа поднялась и объявила собрание открытым. Сороке понравилось, что она не стала затягивать вступительную часть, а сразу перешла к сути дела. На повестке были два вопроса: "Наш подарок съезду ВЛКСМ" и выборы в народную дружину.

Никто не возражал, что лучшим подарком предстоящему съезду будет перевыполнение квартального плана на всех участках, где работают комсомольцы. Выступающие называли имена передовиков, на которых призывали равняться остальных, давали обязательства и вызывали на социалистическое соревнование другие цеха.

Когда поднялся со своего места и заговорил Сорока, в красном уголке сначала стало шумно - многие не знали его и спрашивали друг друга: кто это такой? Сорока коротко рассказал о махинациях с масленками, о торговле из-под полы дефицитными деталями, о взяточничестве, которое стало нормой жизни на потоке...

- Мы тут принимаем обязательства, вызываем друг друга на соревнование, а у нас под боком процветает жульничество, рвачество, обман... Хороший подарок съезду комсомола!

Когда он сел на место, повисла тяжелая тишина, прерываемая негромким покашливанием и скрипом стульев.

- Назови имена! - выкрикнул кто-то.

- Гайдышев и Лунев, - не вставая, ответил Сорока.

- Один клиент возмущался, что Лунев загнал ему свечи для "Жигулей" за два червонца, - сказал рослый парень, что сидел впереди Сороки.

- По пятнадцать - куда ни шло, а двадцатник - это грабеж! - засмеялся кто-то.

- Как вы считаете? - снова вскочил со своего места Сорока. - Можно брать от клиента деньги за ту работу, которую ты и так обязан делать, или нет?

Красный уголок взорвался шумом, гамом, грохотом стульев. Ольгина пыталась навести порядок, но ее никто не слушал. Со всех сторон посыпались реплики:

- Надо быть дураком, чтобы отказываться!

- Дают - бери, бьют - беги...

- Никто же не просит - сами дают.

- Откажешься, челочек обидится...

- Мне почему-то не дают...

- Твоя физиономия не внушает доверия!

Общий смех.

- Ребята, Сорокин прав, - наконец получила возможность высказаться Наташа Ольгина. - Мы все видим, что некоторые молодые рабочие берут деньги. Видим и молчим. Мало того, - она обвела зал глазами, - есть и среди нас, комсомольцев, которые не отказываются от взяток...

- Имена! - потребовал тот же голос, что заставил Сороку назвать Гайдышева и Лунева.

- Сахаров, Лупкин, Любимов, - перечисляла Наташа. - И другие берут, вы сами знаете.

- Прикажешь по рукам бить? - опять загомонили ребята.

- Этот твой Сорокин еще новичок, оглядится и сам будет брать... Куда денешься?

Когда немного стало потише, Наташа Ольгина заявила, что Сорокин начал очень больной, давно назревший разговор о рабочей этике и этот вопрос будет вынесен на следующее комсомольское собрание.

- Чего выносить? - сказал рослый парень, что сидел впереди Сороки. - У кого совесть есть, тот и сам не будет тянуть руку за дармовым рублем, а у кого нет - брал и брать будет. Запретишь ему, что лн? Или караулить будешь?

- Мы будем с этим бороться, - твердо заявила Ольгина.

Выборы в народную дружину прошли быстро и гладко. Назвали несколько фамилий, и в том числе Сороку, который совсем не ожидал этого. Два парня попытались было дать самоотвод, ссылаясь на занятость, но их и слушать не стали: быстренько проголосовали и, с шумом отодвинув стулья, потянулись к выходу.

В красном уголке по просьбе комсорга остались трое выбранных в народную дружину. Кроме Сороки, это были худощавый симпатичный паренек в кожаной спортивной куртке и тот самый рослый парень, что сидел впереди Сороки н подавал реплики. Звали его Вася Билибин.

Наташа попросила завтра взять у нее выписку из протокола общего собрания и сходить в районное отделение милиции, где их в штабе дружины поставят на учет и проинструктируют, а удостоверения дружинников они получат позже.

По лицу Васи Билибина нельзя было сказать, что он обрадовался поручению. Коротко подстриженный, широкоплечий, он производил впечатление человека флегматичного - такого трудно раскачать. А уж, наверное, если раскачаешь, так потом не остановить.

Сорока еще раньше обратил внимание, что второй дружинник, Саша Дружинин, приглядывается к нему, как бы изучает. Они вместе вышли во двор. Вася Билибин кивнул им и пошел к трамвайной остановке. Саша и Сорока решили немного пройтись. По дороге выяснилось, что Саша хорошо знает Гайдышева и Лунева и тоже имел с ними стычку... Правда, вдаваться в подробности не стал. Дружинин работал и кузовном цехе жестянщиком. Вокруг них тоже всегда крутятся автомобилисты и умоляют выправить вмятину на крыле или дверце... И ребята подхалтуривают. Правда, мастер у них строгий и в рабочее время не разрешает. Жестянщики правят машины в свободное время и не на территории станции, а это никому не запрещается. Станций в городе пока недостаточно, а желающих произвести ремонт автомобилей хоть пруд пруди. И каждый год становится все больше. Есть мастера, которые честно заработали на личные автомашины. Правда, и вкалывают дай бог! Света белого не видят: днем на работе, а потом до ночи - в чьем-либо гараже.

- У тебя есть машина? - поинтересовался Сорока.

- Я мотоциклист, - улыбнулся Саша.

Он поскромничал: на самом деле оказался мотогонщиком и имел второй разряд. Когда заговорили о мотогонках, Саша сразу оживился и стал увлеченно рассказывать, какой это замечательный вид спорта...

На другой день после собрания только и разговоров было про выступление Сороки. Этого Гайдышев и Лунев уже не могли ему простить...

А на второй или третий день после комсомольского собрания и произошла та самая короткая стычка в комаровском лесу неподалеку от институтской дачи.

Результат драки был совершенно неожиданным для них. Откуда им было знать, что Сорока несколько лет тренировался на Каменном острове со своими ребятами? И тренировал их последний год военный летчик, мастер спорта по самбо. Не знали они и того, что под руководством старшего лейтенанта Татаринова в десантных войсках Сорока тоже научился кое-чему. Каждый раз, встречая его в коридорах Лесотехнической академии, преподаватель физкультуры останавливал его и уговаривал перейти на дневное отделение и серьезно заняться спортом. У него, Сороки, такие данные! Плечи, рост, мускулатура... Не может перейти Сорока на дневное отделение - он ведь работает. А не будет работать - не окончить ему академию. А форму не потеряет: получасовая каждодневная зарядка, потом он раз в неделю ходит тренироваться в спортивный зал Дома офицеров, что неподалеку от цирка. У него и первый разряд по самбо, но встречается на ковре он с мастерами спорта.

Хотя Сорока и победил в первом раунде, он знал, что война не окончена. Она только началась. Ленька Гайдышев теперь не успокоится, пока не отомстит. А от него можно ожидать любой пакости. В этом Сорока уже успел убедиться. Миша Лунев - увалень и трусоват, подпевает во всем Гайдышеву. Но вот Длинного Боба Сорока понять не мог. Садовский по-прежнему был с ним приветлив, первым здоровался, даже один раз пригласил в ресторан отметить какую-то значительную дату в его жизни, но Сорока вежливо отказался, сославшись на зачет. Не хотелось ему идти в эту странную компанию.

Сорока гнал от себя дурные мысли. У него в Ленинграде была такая напряженная жизнь, что для горьких раздумий времени не оставалось, на носу весенняя сессия - вот о чем с тревогой думал Сорока. Для подготовки к экзаменам и на время сессии ему положен отпуск, но как сейчас уйти из цеха, если на станции самая горячая пора?.. Пока ом не заикался начальству об отпуске.