Николай Внуков - Энтомоптер Страница 9

- Красота!.. - мечтательно вздохнул Тошка и еще усерднее принялся набивать тавотом подшипник.

На велосипедной раме мы начали монтировать двигатель, который назывался кулисным. Это был необычный двигатель. Вращение педалей передавалось особым ползункам. Ползунки скользили взад и вперед в специальных планках с прорезями. Эти планки качались из стороны в сторону с такой быстротой, что их почти не было видно. Вот эти-то колебания и передавались тонкими стальными штангами на крылья.

Оказывается, двигатель был построен уже давно. Инженер работал над ним долгие дни, глядя в окно на мальчишек, играющих на улице. Кое-кого из них он знал, и они выполняли его несложные поручения - выискивали на свалках подходящие железные полосы, покупали сверла взамен сломавшихся, бегали за газетами.

Инженер вытачивал деталь за деталью, пользуясь самым простым инструментом - десятком напильников разного сечения и маленькой дрелью со сменным патроном. И еще у него были переносные тиски, которые он струбциной крепил к письменному столу. Но самое главное - у него были руки, которые умели делать все.

Как мы завидовали этим рукам!

Но когда однажды я сказал, что мы не научимся ничего делать так, как он, Инженер страшно рассердился.

- Тогда вообще незачем учиться! - сказал он, и на щеках его вспыхнули красные пятна. - Наденьте на себя шкуры, идите в лес, найдите пещеру и высекайте каменные топоры. Хотя... с такими рассуждениями вам и топора-то хорошего не сделать. Вы просто одичаете и опуститесь на четвереньки и забудете человеческую речь! И если вы еще раз заикнетесь об этом - я вас не знаю. Вот так.

Мы сидели, и нам было очень плохо, и я проклинал себя за то, что брякнул такую глупость.

Инженер долго не мог успокоиться.

Наконец он остыл, но целый день разговаривал с нами натянуто, словно нехотя.

Мы собрали цепную передачу и кривошипный механизм. По всей комнате на газетных листах были разложены детали энтомоптера. Инженер, сидя в кресле, командовал. Борька затягивал гайки крепежных скобок и морщился от боли в спине.

В дверь постучали.

- Да, да! - сказал Инженер.

В комнату вошел Левицкий.

Я прилип к полу.

Борька сзади тихо ахнул и уронил гаечный ключ.

Левицкий хмуро посмотрел на меня из-под косматых черных бровей, будто прожег глазами, потом поднял руку, как для салюта, и сказал:

- Привет, Володя! Трудишься? Я не помешал?

Вот это номер! Значит, они знают друг друга?

- А, Игорь! Здравствуй! - воскликнул Инженер. - Я тебя вчера ждал. Почему не пришел?

- Не мог, понимаешь, - сказал Левицкий и снова уставился на меня. - В клубе отчетное собрание. Задержался до десяти. Дома тоже концерт. У меня вторую ночь какая-то шпана в саду работает. Сегодня на "бельфлере" такую ветку заломили - страсть. Ведра два яблок. Поймать бы хоть одного паразита... Не яблок жалко, понимаешь, - дерева. Такое дерево изувечили!

- А ты хоть раз пробовал? - с любопытством спросил Инженер.

- Что?

- Ловить этих налетчиков.

- Конечно пробовал! Поймал вчера, понимаешь. За ноги держал. Только он ушел, негодяй. Полрубашки на проволоке оставил и ушел.

Левицкий сердито засопел и вынул из кармана папиросу.

- Разглядеть-то его сумел? - спросил Инженер.

- Какое!.. - махнул рукой Левицкий. - Разве в такой темноте разглядишь?

У меня отлегло от сердца. От радости захотелось вскочить, крикнуть что-нибудь веселое, запрыгать на одной ножке.

Левицкий уселся на стул возле Инженера. Закурил.

- Но кое-что этот парень подарил мне на память, - сказал он. - Смотри.

Он вынул из кармана и подбросил на ладони что-то длинное и блестящее.

У меня воздух остановился в горле.

Левицкий держал в руке знаменитый Борькин ножик с перламутровой ручкой.

Я наверняка знал, что второго такого ножа в нашем городе нет. И в магазинах такие тоже не продавались.

Этот ножик подарил Борьке дядя, моряк-балтиец. Он сам его выковал из лучшей подшипниковой стали. Сам выточил ручку из белого перламутра. Сам сделал гравировку на большом складном лезвии: "Борису в память о Балтике".

- Ну-ка, покажи, - сказал Инженер и взял у Левицкого нож. - Мне кажется, я узнаю эту штуку.

Сердце у меня больно сжалось и замерло. Инженер отлично знал этот нож. Борька все время старался держать его на виду из хвастовства.

Теперь вот нахвастался.

Что сейчас будет?..

Левицкий спросил громко:

- Узнаешь?

- Подожди, - сказал Инженер, - подожди. Нет. Это не тот. У того была ручка из искусственного перламутра. А здесь... И гравировки на лезвии никакой не было. Да, я ошибся. Возьми.

Левицкий спрятал нож в карман. Юрка и Тошка застыли у велосипедной рамы. Инженер отвернулся от всех и смотрел в окно.

- Как насчет шахмат? Может, сыграем партию? - спросил Левицкий.

- Нет. Извини, - сказал Инженер. - Сегодня я не буду играть. Чувствую себя неважно.

Левицкий ушел.

В комнате стало невыносимо тихо.

Я не мог поднять глаза на Инженера. Я тупо уставился в пол и не знал, что делать. Чувствовал только, что все рушится, летит в какую-то страшную пропасть, и ничего уже не исправить...

- Заканчивайте, - сказал Инженер деревянным голосом. - Убирайте детали.

Ползая на коленях по полу, мы начали складывать все в ящик, аккуратно сложили газеты и вынесли в мусорное ведро масляную ветошь.

- Все, - тихо сказал Юрка.

- Хорошо, - сказал Инженер. - Можете идти.

После "можете идти" он добавлял обычно: "Завтра жду часикам к десяти". Но сегодня он не добавил ничего. Он даже не смотрел на нас. Он смотрел в окно.

Юрка и Тошка двинулись к двери, а Борька дернул меня за руку и зашептал в самое ухо:

- Я не могу больше. Я скажу, что это мы. Я все расскажу. И сам пойду к Левицкому.

- Он и так знает. Чего говорить? - прошептал я Борьке.

- Идите! - повторил Инженер, продолжая смотреть в окно.

- Надо сказать, - пробормотал Борька. - Обязательно надо. Теперь или никогда...

Он крепко сжал мою руку и произнес дрожащим голосом:

- Владимир Августович...

Инженер, наконец, повернулся к нам и, глядя поверх наших голов на щит со стрекозами, сказал:

- Не оправдывайтесь! Поздно.

- Владимир Августович...

- Убирайтесь к чертовой матери! - закричал вдруг Инженер, и лицо у него побагровело. - Чтобы ноги вашей здесь не было! Слышите? Чтобы ноги вашей здесь больше не было!..

8. Есть небольшая надежда

- Хотел бы я знать, когда он кончится, - сказал Борька, глядя в окно.

По стеклу ползли мутные капли. Серые грустные дома присели вдоль улицы. Прохожих не было видно.

Четвертый день подряд город поливало дождем. По тротуарам неслись ручьи. В их стремительных потоках кружились окурки, папиросные коробки и тополевые листья.

Мы сидели у Юрки Блинова. Он единственный в нашей компании имел собственную комнату. В комнате стояли два стула, стол и кровать, покрытая коричневым пушистым одеялом. Над столом висела этажерка с книгами. Книги были спортивные: "Бокс", "Борьба самбо", "Основные стили плавания", "Судейство в футболе". Среди них затесался "Том Сойер" на английском языке. По этой книжке Юрка выучил английский за два месяца.

По крыше звонко барабанил дождь. Нам было нечем заняться. Тошка предложил было сыграть в подкидного, но на него цыкнули, и он стушевался.

День тянулся бесконечно и нудно.

Юрка валялся на кровати, закинув руки за голову. Борька смотрел в окно. Мы с Тошкой зевали за столом.

- Сейчас бы уже крылья делали, - сказал Юрка мечтательно. - Все из-за тебя, рыжий. Из-за твоего дурацкого ножика.

- Из-за меня? - Борька Линевский резко обернулся. - Если бы Дятел эти яблоки не достал там, на свалке, ничего не было бы.

- Значит, на меня все валишь? - сказал Тошка. - Я вас честно предупредил: два раза в одно место не ходят.

- Чепуха все это, - сказал Борька. - Один раз или десять. Все дело случая. Можно на первом разе засыпаться, а можно и вообще не попасться. Правда, Юра?

- Я считаю, что вообще не надо попадаться, - сказал Юрка.

- Правильно, - сказал Борька. - Я тоже считаю так.

- В конце концов обязательно попадешься, - махнул рукой Тошка. - Как ни крутись.

- Нет, - сказал Юрка. - Есть способ никогда не попадаться.

- Какой?

- Не заскакивать в чужие сады.

- Э-э!.. - разочарованно протянул Борька. - Тогда жить будет неинтересно.

- А ты хотел, чтобы сразу все - и яблоки и энтомоптер, да? Правильно говорят - за двумя зайцами погонишься...

- Хватит! - сказал Борька. - И так тошно.

- Зато интересно жить! - съехидничал Юрка. Поговорили мы - и опять нечего делать. Даже ссориться неохота.

А за окном все льет и льет. Кажется, со всех концов земли собрались тучи над нашим городом, навсегда затянули небо, и оно больше никогда не станет голубым и высоким.

Юрка вдруг сел на кровати.

- Трубки-то так и остались, ребята, - сказал он.

- Какие трубки?

- Которые мне отец из гаража принес. Для крыльев.