От Апеннин до Анд - Эдмондо де Амичис Страница 9

— Дорогая синьора, добрая моя госпожа! — говорила она с огромным усилием, голосом, прерывающимся от рыданий. — Мои маленькие сбережения и вещи отошлите моей семье… через синьора консула. Надеюсь, они живы. Сердце в последние минуты верно предсказывает — с ними всё благополучно. И напишите им, пожалуйста, что я всегда думала о них, всегда трудилась для них… для моих сыновей… Только одно мне горько — что не увижу их больше… Напишите, что я умерла, не теряя мужества… спокойно… благословляя их… И передайте моему мужу… моему старшему сыну… и моему младшему… бедному моему Марко, что они у меня в сердце до последней минуты… — И здесь в порыве горя она закричала, заломив руки: — Мой Марко, моё дитя, жизнь моя!..

Но тут, подняв глаза, полные слёз, она увидела, что её госпожи нет в комнате: её тайком позвали куда-то. Она поискала глазами инженера — он тоже куда-то исчез. Оставались только две женщины. Из соседней комнаты донёсся шум чьих-то торопливых шагов, приглушённых голосов и сдержанные восклицания.

Через несколько минут она увидела, как в дверях появился потрясённый врач, потом её хозяева, оба с изменившимися лицами. Все трое смотрели друг на друга с каким-то многозначительным видом и вполголоса что-то говорили друг другу. Ей послышалось, что врач сказал её госпоже: «Лучше сейчас!»

Больная не поняла.

— Джозефа! — заговорила её госпожа дрожащим голосом. — У меня есть добрые вести для вас. Приготовьтесь услышать хорошее известие… Известие, — продолжала синьора, волнуясь всё сильнее, — которое принесёт вам великую радость.

Больная смотрела на неё расширенными глазами.

— Приготовьтесь, — продолжала её госпожа, — вы увидите одно лицо… дорогое для вас…

Больная резким движением подняла голову и смотрела вопросительно, блуждающим взором, перебегая глазами от двери к лицу своей госпожи.

— Одно существо, — добавила синьора бледнея, т— явилось только что… неожиданно…

— Кто? — закричала женщина сдавленным, странным голосом смертельно испуганного человека.

Через секунду она с пронзительным криком вдруг вскочила на кровати и застыла неподвижно, схватив себя за голову, словно увидев пришельца с того света.

Марко, оборванный, весь покрытый пылью, стоял в дверях. Доктор удерживал его за плечо.

Марко бросился к матери; она протянула к нему исхудалые руки и, как тигрица схватив его, прижала к груди. И вдруг засмеялась глухим прерывистым смехом, перемешанным с рыданьями. Потом она, задохнувшись, упала на подушки.

Но тут же приподнялась снова и восклицала, обезумев от радости, покрывая поцелуями сына:

— Как ты здесь? Откуда? Это ты?! Как ты вырос! Ты один? Ты здоров? Неужели это ты, Марко? Не сон ли это? Боже мой! Говори…

Но тут же, уже другим голосом, обращаясь к врачу, заговорила отрывисто:

— Сейчас, скорее, доктор! Я должна выздороветь! Я готова! Не теряйте ни минуты! Уведите Марко так, чтобы он не слышал… Марко, дорогой мой, это пустяки! Ты мне всё расскажешь. Поцелуй меня ещё раз. А теперь иди… Я готова, доктор!

Марко увели. Хозяева и женщины поспешно удалились. В комнате остались только хирург со своим помощником. Они закрыли дверь.

Синьор Мекинес пытался увести Марко в самую отдалённую комнату, но это оказалось невозможным: мальчик словно прирос к полу.

— Что такое? — спрашивал он. — Что с моей матерью? Что с ней будут делать?

Мекинес, осторожно подталкивая мальчика, говорил ему:

— Слушай, что я тебе скажу. Твоя мать больна, ей надо сделать маленькую операцию. Я всё тебе объясню. Пойдём.

— Нет! — воскликнул мальчик упираясь. — Я останусь здесь. Объясните мне здесь!

Инженер продолжал уговаривать Марко, стараясь увести подальше. Мальчик дрожал от испуга.

И вдруг ужасный крик, точно крик раненного насмерть, раздался по всему дому.

В ответ на это, словно эхо, мальчик закричал таким же отчаянным голосом:

— Мама умерла!

Врач, появившись на пороге, сказал:

— Твоя мать спасена!

Мальчик с минуту смотрел на него, потом, рыдая, бросился к его ногам:

— Благодарю вас, доктор!

Но доктор жестом велел ему подняться.

— Встань, — сказал он. — Это ты, юный герой, спас жизнь твоей матери!

ЧИЧИЛЬО

В дождливое мартовское утро мальчик, одетый в крестьянское платье, промокший, весь в грязи, с узелком подмышкой, подошёл к привратнику одной из больниц в Неаполе. Он передал ему письмо и спросил о своём отце.

Это был красивый мальчик, смуглый, с задумчивыми глазами и полными полуоткрытыми губами, из-за которых виднелись необыкновенно белые зубы. Мальчик пришёл из деревни, расположенной в окрестностях Неаполя. Год назад отец его отправился во Францию искать работы и, вернувшись в Италию, заболел. Oil едва успел написать несколько строк семье, чтоб сообщить ей о своём приезде и о том, что лежит в больнице в Неаполе.

Узнав об этом, жена его пришла в отчаяние. Она не могла тотчас же ехать к мужу: у неё был грудной ребёнок, да к тому же заболела маленькая дочка. Тогда она решила отправить в Неаполь старшего сына. Она дала ему письмо с адресом больницы, немного денег на дорогу и велела хорошенько смотреть за отцом, за «татой», как говорят в тех местах.

Мальчик прошёл пешком десять миль.

Привратник посмотрел на письмо, подозвал одного из больничных служителей и поручил ему проводить мальчика к отцу.

— Как зовут твоего отца? — спросил служитель.

Мальчик дрожал от страха. Он боялся, что узнает сейчас какую-нибудь печальную весть, и тихонько назвал имя отца.

Служитель не мог вспомнить, кто это, и сказал:

— Ты говоришь, старый рабочий, который приехал издалека?

— Да, рабочий, — ответил мальчик, которому становилось всё страшнее. — Рабочий, но не очень старый. Приехал издалека, да…

— Когда он поступил к нам в больницу? — продолжал спрашивать служитель.

Мальчик заглянул в письмо:

— Дней пять назад, кажется.

Служитель немного подумал, потом вдруг как будто вспомнил.

— А! — сказал он. — Четвёртая палата, самая последняя койка.

— Он очень болен? Что с ним? — с тревогой спросил мальчик.

Служитель посмотрел на него и ничего не ответил. Потом сказал:

— Пойдём со мной.

Они поднялись по лестнице, пошли по широкому коридору и в конце коридора остановились у открытой двери, ведущей в большую комнату. В комнате в два ряда стояли больничные койки.

— Пойдём, — сказал служитель, входя в комнату. Мальчик собрался с духом и вошёл за служителем, робко оглядываясь по сторонам. Он смотрел на бледные, изнурённые лица больных. Одни больные лежали с закрытыми глазами, и ему казалось, что они умерли; другие пристально смотрели куда-то широко открытыми глазами, и казалось, что они боялись чего-то. Некоторые громко стонали, совсем как дети. В комнате было почти темно, воздух был пропитан острым запахом лекарств.