Три цвета волшебства - Холли Вебб Страница 9

Глава 4

На следующий день, когда Лотти спустилась вниз, в магазине все было иначе. Изменилась сама атмосфера. Животные по-прежнему наблюдали за ней, но уже не украдкой и без опаски. Вмиг растеряв былую настороженность, они в открытую таращились на Лотти, а кое-кто из мышей даже хихикал. Лотти подумала, что, наверное, точно такие же ощущения бывают, когда ты переходишь в другую школу и в первый раз входишь в свой новый класс, и слегка поежилась от этой мысли.

– Привет, Лотти! – пискнула самая смелая мышка, одна из тех розовых, в клетке на самом верху, и брякнулась на спину в приступе неудержимого смеха. Все остальные розовые мыши восторженно запищали, поражаясь ее отваге.

Лотти улыбнулась. Она подтащила поближе стремянку и забралась на самый верх, чтобы рассмотреть розовых мышек получше. Дядя Джек никогда не давал ей убираться в их клетке – каждый раз у него находились для Лотти другие дела, – и ей ни разу не удалось разглядеть их как следует.

– Ой, она идет, она идет…

Розовые мышки заметались по клетке, чуть ли не отскакивая от стенок как мячики. Их усики мелко дрожали.

Вдруг застеснявшись, Лотти остановилась, когда ее нос оказался на уровне донца клетки.

– Можно я поднимусь? – робко спросила она.

Две самые смелые мышки взгромоздились на большую картонную трубку, которую им дал дядя Джек, чтобы они устроили себе тоннель, и встали, связавшись хвостами и вцепившись друг в друга передними лапками. Они напоминали двух проказливых девчонок, замысливших на переменке очередную глупую шалость.

– Конечно, можно, – хихикнула одна из мышек. – Мы так хотели с тобой познакомиться, чуть не умерли от нетерпения.

– Да, чуть не умерли… – подтвердила вторая мышка, вытаращив от восторга темно-красные глазки.

Теперь уже и остальные розовые мышки собрались в передней части клетки, а обитатели других клеток с любопытством тянули шеи, чтобы рассмотреть, что происходит. Лотти услышала около дюжины писклявых замечаний о ее волосах, ее выборе кофточки (мыши считали, что зеленый ей категорически не идет) и о плачевном – прискорбном, если по правде – состоянии ее ногтей.

– Тебе здесь нравится, Лотти? – спросила серебристая мышка, склонив голову набок и пытаясь принять серьезный вид.

– Да, мы заметили, что ты частенько грустишь, – проговорила еще одна мышка.

– О да!

– Да!

– Вот ты грустишь, а у нас пропадает аппетит, – заметила розовая мышка, которая заговорила с Лотти первой.

– Тсс, так нельзя говорить. Это невежливо!

– При чем тут вежливо или невежливо? Это правда! В тот день, когда она плакала, я не доела почти половину семечка! Я когда переживаю, мне кусок в горло не лезет. Эй! Не наступай мне на хвост!

– А ты не вываливай свой хвост на дороге. Я чуть шею себе не сломала…

– Ты наступила нарочно! Я видела! – пропищала мышка из соседней клетки.

Лотти зачарованно слушала их перебранку. Они совершенно о ней забыли.

– Не обращай внимания на эту глупую мелочь, – раздался чей-то снисходительный начальственный голос. – Всем известно, что у розовых мышей напрочь отсутствуют мозги. Броская внешность, а в голове пусто. – Крупный крысюк с черной лоснящейся шерсткой вальяжно развалился на крыше огромной многоэтажной клетки. – Впрочем, белые и серые мыши также не блещут интеллектом, – заметил он.

– Замолчи, Септимус! – пропищали мышки слаженным хором, тут же забыв о своих разногласиях.

Септимус зевнул, демонстрируя острые желтые зубы, и закрыл глаза. Потом снова открыл и добавил, обращаясь к Лотти:

– Если захочешь узнать что-то полезное о грызунах, обращайся в любое время…

Септимус снова закрыл глаза и, похоже, заснул. У Лотти возникло стойкое ощущение, что от нее просто отделались.

– С ним лучше не спорить, – проговорила одна из розовых мышек. – Септимус считает, что он здесь главный. Ладно, Лотти, еще увидимся!

Мыши опять принялись шептаться, корчась от смеха.

Лотти спустилась со стремянки и пошла в кухню, искренне недоумевая, как этим мышкам хватило выдержки столько времени вести себя относительно тихо. Наверное, дядя Джек наложил на них чары молчания. Никакого другого объяснения в голову не приходило.

Завтрак прошел замечательно. Лотти было уже не нужно молча таращиться в свою тарелку с хлопьями и мучительно соображать, о чем говорить с Дэнни. Она прислушивалась к гулу разговоров, доносящихся из магазина, и пыталась выделить из общего хора отдельные голоса. Вчера вечером и сегодня утром ей удалось пообщаться лишь с несколькими животными, и ей не терпелось познакомиться с ними со всеми.

Софи сидела рядом с Лотти на куче красных диванных подушек, положив передние лапы на стол. Дядя Джек сварил кофе и налил Софи щедрую порцию в очень красивую розовую фарфоровую чашку. Такса лакала кофе с выражением неземного блаженства на мордочке, ее розовый язычок был лишь чуть-чуть темнее самой чашки.

Дэнни вошел в кухню и свирепо взглянул на Софи, которая облизывала усы, чтобы не пропало ни капли кофе.

– Мне казалось, мы не даем ей кофе, – проворчал он. – Я не хочу, чтобы она весь день бегала по потолку.

Софи презрительно сморщила нос:

– Как будто ты целый день будешь дома, mon petit chou[5]. Сейчас поешь и умчишься к друзьям, и мы тебя до вечера не увидим.

Дэнни ухмыльнулся и пожал плечами, а дядя Джек покачал головой:

– Опять убегаешь? Я думал, ты будешь мне помогать на каникулах.

Дядя Джек вроде бы улыбался, но Лотти показалось, что ему было обидно. Она покосилась на Дэнни, который возился со своим мобильным телефоном, и подумала, что Дэнни достал телефон только для того, чтобы не участвовать в разговоре.

Лотти давно поняла, что между Дэнни и дядей Джеком что-то происходило: дяде хотелось, чтобы Дэнни проявлял больше заинтересованности в делах магазина, а Дэнни это было не нужно. Странно. Как кто-то мог не хотеть проводить здесь все время?!

Она решила спросить у Софи. Софи должна знать ответ. И на этот вопрос, и еще на миллион других.

* * *

Сидя за прилавком, Лотти с нетерпением ждала покупателей. Про себя она рассудила, что в волшебном зоомагазине и покупатели должны быть не самые обыкновенные. Раньше она к ним не приглядывалась, но теперь…

– Ой!

Дядя Джек опять прищемил пальцы. Похоже, кассовый аппарат был живым и разумным и норовил побыстрее захлопнуться каждый раз, когда дядя пытался взять деньги. Сейчас