Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков - Автор Неизвестен Страница 23

частями текстов краткой редакции. Композиция в целом та же. Но в Забелинский список вошел, как уже отмечалось, целый ряд добавочных эпизодов. Стилевая манера писцов, отразившаяся в этих двух редакциях, — разная. Текстуальные совпадения говорят о несомненном генетическом родстве. Л. Н. Майков, который знал лубочные тексты, напечатанные у Киреевского и Ровинского, полагал, что они «могут быть рассматриваемы, как сильно сокращенное и попорченное воспроизведение Забелинского текста из рукописи № 82».[59] Однако если сопоставление ряда мест действительно поддерживает мысль о сокращении более развернутого текста (так, развернутому диалогу часто соответствует сокращающая повествование косвенная речь), то о «порче» не может быть и речи: все краткие — и рукописные, и лубочные — варианты характеризуются стройной, ясной, логичной композицией; после исключения побочных эпизодов повествование стало более сконцентрированным на героическом подвиге богатыря.

Лег ли именно Забелинский список в основу лубочного текста? В Забелинском списке находим былинные детали, органически связанные со всем ходом повествования, которые, казалось бы, должны были найти какое-либо отражение в лубочном тексте (особенно в последнем эпизоде), но этого отражения нет. Поэтому более естественно предположить неизвестный оригинал, от которого пошли два разных пересказа.

8

В «черниговской» группе, подобно «себежской», наблюдается своеобразная литературная жизнь. Сравнение кратких текстов с Забелинским привело к предположению о едином их прототипе. Особенности Забелинского списка, сохранившего многие былинные черты, заставляют думать, что этот прототип представлял собою запись пересказа былины, подобного по своему характеру пересказу, отраженному в «Повестях» «себежской» группы, т. е. близко передал композицию и общий склад устного оригинала. Работа по созданию текста для лубка на основе этого пересказа проходила главным образом в плане сокращения и исключения некоторых подробностей. Так, начало текста, подготовленного для лубка, очень сжато. Об исцелении Ильи просто упоминается, но не рассказывается. Зато о благословении родителей рассказано подробно. Это соответствует картинке, под которой подписан текст. На картинке нарисован эпизод благословения, и текст явно готовился для того, чтобы пояснить картинку. Весь текст очень свободно делится на восемь частей в соответствии с восемью картинками, иллюстрирующими его.

Характер сокращений хорошо виден из сопоставления отдельных частей лубочного и Забелинского текстов. В приведенных ниже примерах видно, что подробному описанию Забелинского текста в лубочном соответствуют одна-две фразы, а некоторые части текста совпадают дословно (выделены курсивом):

№ 20 (текст лубка)

Илья Муромец берет Соловья разбоиника и привезал ево крепко к стремени булатному и поехал к славному граду Киеву. И на пути стоят палаты Салавья разбоиника. И как поровнялса Илья Муромец против палат разбоиничьих...

№ 26 (ГБЛ, 5915, Забелина 82)

Илья Муромец берет Соловья разбоиника и привязал ево крепко к стременю булатному и стал скакать во всю пору конскую, и выскакал те леса Брянския, те грязи топучия, те мосты калиновы, и перескакал реку Смородину, и выскочил в чистыя поля. Стоят три терема златоверховатыя. Илья Муромец спрашивает Соловья разбоиника: «Скажи, Соловеи разбоиник, не тот ли славнои Киев град?» Ответ держит Соловеи разбоиник: «Государь, удалои доброи молодец, силнои могучеи богатырь Илья Муромец! Это не славнои Киев град, это мои Соловьиныя палаты, а живут в них три мои дочери». И как поровнялса Илья Муромец против полат разбоиничьих...

№ 20 (текст лубка)

«А ест он по быку, а пъет по котлу. И князь киевски велми об тебе соболезнует, что ты ево в едакои печали оставил». И нарядяс Илья Муромец в колечищина платья и идет прямо на княженецки двор.

№ 26 (ГБЛ, 5915, Забелина 82)

«А ест он по быку, а пьет по пивному котлу. И князь Володимер вельми об тебе соболезнует, что ты ево вь едакои печали оставил». И говорит Илья Муромец: «Ои еси ты, колечища прохожеи! Что у тебя силы нет, или смелости?» И рече прохожеи: «Во мне силы много, да смелости нет». И говорит Илья Муромец: «Ои еси ты, колечища прохожеи! Даи мне свою гуню в пятьсот пуд, шляпу в тритцать пуд, костыль сорока сажен; поиду в славнои Киев град. Вот тебе мои доброи конь богатырскои, и вот тебе мое платье цветное и тугои лук». И пошел Илья Муромец в Киев град и пришел прямо на княженетскои двор.

Сравнение текстов лубочных листов и сходных с ними рукописных показывает, что часть рукописных текстов списана с рукописи, приготовленной для лубка (наст. изд., №№ 15—19), а часть — с отпечатанных лубочных листов (наст. изд., №№ 21—24). Сами лубочные листы печатались несколько раз с небольшими разночтениями. Рукописные тексты краткой редакции говорят об активном переписывании и с лубочных изданий и, возможно, с рукописи, приготовленной для лубка, а также о попытке переработать текст в сказку (наст. изд., № 25).

Иной характер, чем работа автора текста для лубка, носила работа автора Забелинского списка. Она шла по пути создания повествования подробного и иногда многословного.

Подробности, которые отличают текст Забелина от лубочного, не однородны: одни былинного, народно-поэтического характера, а другие книжного, прозаического. Былинный характер носит описание дороги прямоезжей, обращение Ильи к спотыкнувшемуся коню, обращение Ильи к Соловью после попытки дочери убить его, разговор с каликой в поле и переодевание. Книжный, прозаический характер имеет описание почестей, которые воздают Илье в Чернигове, и описание его встречи в Киеве. Это наиболее обширные сцены книжного характера.

В Чернигове Илью берут под руки «князь киберскои и воевода черниговскои», приглашают на пир, оставляют ночевать — «а все эта делалос в великую суботу». На другой день Илья «с князем киберским и воеводаи черниговским похристосывалса; и они ему дали по яичку и на них подписали подпись: в которои день поспел из Мурома в Чернигов град и сколко под Черниговым побил силы босурманския» (наст. изд., № 26). Сцена эта несомненно принадлежит творчеству автора. Она несколько изменяет и смысл повествования, ведь в былинах богатырь ни в каких свидетельствах и доказательствах, кроме своих поступков, не нуждается. Кроме того, в былинах богатыри обычно не выражают большого почтения князьям и воеводам, здесь же Илья держит себя как подданный и даже холоп. Так, он говорит: «...не подлежит вам меня, нижаишева раба, брать под руки и весть в полаты белокаменныя!»

Но вот Илья услышал о Соловье — «богатырское сердце разгорелоса» — и, переночевав в Чернигове, Илья «выехал в чистыя поля». И далее повествование и образ богатыря близки былине, хотя некоторый налет прозаического, книжного повествования и есть. Но вот Илья приехал в Киев. И опять идет обширное описание придворной сцены. Илья идет в церковь, христосуется с князем теми яичками, что получил в Чернигове.