Клеопатра. Последняя царица Египта - Вейгалл Артур Страница 4

Отец Клеопатры Птолемей XI (в некоторых хронологиях – XII), носивший прозвище Авлет (то есть Флейтист), был дегенератом маленького роста, который проходит по политической сцене в состоянии почти непрекращающегося опьянения. Мы видим его изображенным в пьяном виде, когда он возглавляет буйные оргии во дворце. Мы видим его, когда он строит бестолковые заговоры и плетет интриги, чтобы удержать свой шатающийся трон; мы слышим, как он часами играет на своей флейте; и мы понимаем, что его деяния едва ли стоили бы быть увековеченными, если бы не тот факт, что во время его правления наметился перелом в развитии политических отношений между Римом и Египтом, которые к концу династии Птолемеев стали оказывать такое сложное воздействие на историю обеих стран. После битвы при Пидне (состоялась в 168 г. до н. э. во время Третьей Македонской войны. – Пер.), закончившейся разгромом Македонии, Рим получил почти абсолютную власть над эллинистическим миром и вскоре наложил лапу на всю торговлю в Восточном Средиземноморье. К концу эпохи Птолемеев великая республика (в недалеком будущем – империя) обратила жадный взор на Египет, выжидая случая захватить эту богатую страну.

Главная ветвь рода Лагидов закончилась с убийством Птолемея X Александра. Жители Александрии сразу же приняли Птолемея XI, сына Птолемея IX, как своего царя, потому что он был самым старшим потомком этого рода по мужской линии, и их отказ принять его правление привел бы эту династию к затуханию, тем самым обеспечивая себе немедленную римскую оккупацию. Цицерон пишет об этом новом монархе как nec regio genere ortus, что означает: кем бы ни была его мать, она не была правящей царицей, когда родила его. Но население Александрии не было склонно сомневаться в его происхождении, когда было очевидно, что только он стоит между их свободой и безжалостной властью Рима.

Однако, как только он взошел на трон, открылось, что Птолемей X Александр назначил своим наследником в своем завещании Римскую республику, тем самым добровольно завершая свою династию. Такой ход был не нов. Так было в случае с Пергамом в Малой Азии, Киреной (греческая колония в совр. Ливии, в Киренаике [восток страны]. – Пер.) и Вифинией (в Малой Азии), и кажется вероятным, что Птолемей Александр сделал этот шаг, чтобы получить финансовую или моральную поддержку римлян в отношении своего восхождения на престол или по какой-нибудь в равной степени неотложной причине. Сенат признал подлинность завещания, что, разумеется, партия Птолемея XI отвергла. Почти нет сомнений в том, что это завещание было подлинным; однако есть большие сомнения в том, что оно имело силу с юридической точки зрения. Во всяком случае, римский сенат, получая благодаря этому документу столько личного богатства завещателя, сколько удалось присвоить, не предпринял никаких шагов к тому, чтобы свергнуть с престола двух новых царей ни в Египте, ни на Кипре, хотя, с другой стороны, официально не признал их.

На такое отношение сената повлиял также тот факт, что многие люди в Риме не хотели видеть республику втянутой в дела Востока, они также в то время не были склонны давать в руки любому человеку такую власть, которая достанется чиновнику, назначенному губернатором новой провинции. Египет считался очень богатой и сильной страной. Он хранил ключи к богатым странам юга и казался чуть ли не главными вратами в Аравию и Индию. Доходы дворца в Александрии были равны в то время государственному доходу Рима, и даже в более поздний период, после того как Помпей сильно увеличил ежегодные поступления в казну, богатство египетского двора не сильно отставало от этой возросшей суммы. Александрия стала преемницей Афин как центр культуры и образования и теперь считалась вторым городом в мире. Поэтому считалось, что армии и полководцы, посланные через море в эту далекую страну, могут подвергнуться риску оказаться поглощенными жизнью страны, которую они удерживают, и неизбежно создадут Восточную империю, которая станет угрозой Риму.

Новый царь Египта, которого мы теперь можем называть по его прозвищу Авлетом, был очень обеспокоен существованием этого завещания и на протяжении всего своего правления постоянно прилагал усилия к тому, чтобы откупиться от ожидаемого вмешательства Рима. Он был несчастным, невезучим человеком. Все, чего он просил, – это позволение наслаждаться царскими богатствами в пьяном умиротворении, а не испытывать навязчивый страх того, что его могут вышвырнуть из его царства. Авлет был большой любитель пожить всласть, и ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем участие в оргиях Диониса. Он умело играл на флейте и, когда бывал трезвым, по-видимому, проводил много часов, безмятежно играя на флейте под лучами солнца. И все же его правление постоянно омрачалось знанием того, что римляне могут в любой момент свергнуть его с трона. О нем пишут, что по вечерам он часто давал волю своей меланхолии, выдувая из своей маленькой флейты одну из тех плачущих мелодий своей родины, которая дрожит, как песня ночной птицы, и, наконец, уносится на полутоне в тишину.

На пятом году своего правления, то есть в 75 г. до н. э., его родственница Селена послала двух своих сыновей в Рим с целью заполучить троны Египта, Кипра и Сирии, и Авлет, вероятно, с беспокойством следил за их попытками занять его место. Он знал, что они направо и налево раздают взятки сенаторам, чтобы добиться своей цели, и он понимал, что одним только этим можно тронуть сердце Римской республики, и все же пока он избегал этого способа траты доходов своей страны и через некоторое время с удовлетворением узнал, что Селена оставила свои попытки получить признание. На тринадцатом году своего правления Помпей послал флот под командованием Лентула Марцеллина с целью очистить побережье Египта от пиратов, и, когда Лентул стал консулом, он приказал, чтобы на его монетах изображались орел и молния Птолемеев, чтобы отметить тот факт, что он осуществляет акт верховной власти, который связан с этой страной. Три года спустя в Александрию был послан еще один римский флот, чтобы выполнить волю сената в отношении определенных спорных вопросов; и снова Авлет, должно быть, испытывал муки ужаса перед грозящим ему лишением власти.

В 65 г. до н. э. его, пребывающего в пьяной беззаботности, потревожила весть о том, что римляне подумывают об отправке Красса или Юлия Цезаря с целью захвата его царства, но эти планы сошли на нет, и на какое-то время Авлета оставили в покое. В 63 г. до н. э. Помпей насильственно присоединил Сирию (а также Палестину) к римским владениям (Помпей занял Иерусалим. Вломился в святая святых, осквернив храм Соломона. – Ред.), после чего Авлет послал ему в подарок большую сумму денег и припасы для воска, чтобы купить дружбу римского полководца. Одновременно с этим он пригласил Помпея приехать в Египет с дружеским визитом, но Помпей, приняв от царя деньги, не счел необходимым воспользоваться его гостеприимством.

Наконец, в 59 г. до н. э. Авлет решил, что сам поедет в Рим, надеясь при посредничестве Помпея или Цезаря, который в том году был консулом, получить официальное признание сенатом его права на египетский трон. Поскольку он был дегенеративной и ничтожной личностью, не было никакой вероятности того, что римляне утвердят его в правах на царство, если только им как следует не заплатить за это, и поэтому Авлет взял с собой все деньги, какие только смог достать. В Риме, по словам Моммзена (Теодор Моммзен, 1817–1903; немецкий историк. Написал много трудов по истории Древнего Рима, в том числе «Римскую историю», охватывающую период до 46 г. до н. э. – Ред.), «люди забыли, что такое честность. Человека, который отказывался от взятки, считали не честным, а личным врагом». Поэтому по приезде Авлет дал огромные взятки различным сенаторам, чтобы заручиться их поддержкой, и сообразительные римские магнаты, по-видимому, регулярно грабили его. Когда в какой-то момент деньги, привезенные из Египта, закончились, он занял колоссальную сумму у крупного ростовщика Рабирия Постума, который уговорил некоторых своих друзей тоже дать царю денег взаймы. Эти люди образовали нечто вроде синдиката по финансированию Авлета на том условии, что если его утвердят в правах наследства, то каждый из них вернет себе сумму гораздо большую, чем та, которую каждый вложил.