Уроки русского. Роковые силы - Кожемяко Виктор Стефанович Страница 5

Не думаю, что речь пойдет и о каком-то реванше. Совершенно же неверно, что сопротивление так называемому курсу реформ, которое было и есть, оно ради реванша, ради возвращения привилегий бывшей номенклатуре. Я уже говорил недавно по телевидению, что люди, возглавившие сопротивление в «Белом доме» в 1993 году, не имели раньше тех привилегий, которые имели их противники.

Вик. К. Вы сказали, что коммунисты, на ваш взгляд, перешли сегодня на патриотическую платформу. Но разве раньше они не были патриотами? В отличие от вас я был членом КПСС, но всегда считал себя патриотом. И в программных установках партии, наряду с пролетарским интернационализмом (это слово, насколько я понимаю, вы не очень любите), всегда значился советский патриотизм. Да, советский, а не русский, чему, как я считаю, было серьезное объяснение в многонациональном характере нашей страны. Однако мне, например, это нисколько не мешало чувствовать себя русским. И я не могу вполне разделить пафос тех, кто заявляет сегодня: «Были советскими, стали россиянами – когда же будем русскими?»

Вад. К. Это вопрос очень большой и очень многогранный. Но все же подчеркну: то, что сегодня одним из первых пунктов программы обновленной Коммунистической партии стала патриотическая идея, в моем представлении означает колоссальный поворот. Он намечался, кстати, давно, еще в тридцатые годы, но в силу исторической инерции никогда не доходил до конца.

Я не согласен с теми, кто выдает сегодня Сталина за беззаветного русского патриота. Я не могу, скажем, простить ему, что в 1946 году, когда в стране был страшный голод, он бросал огромное количество хлеба в Германию, чтобы подкупить немцев. Есть, конечно, понятие политической целесообразности, но настоящий патриот, по-моему, так поступить все же не мог.

Говорят, в Сталине заложен был патриотизм. Опять не согласен. Нет, это жизнь его заставляла: таково было движение страны, поперек которого он встать не мог. Он был достаточно чуткий человек и потому понимал, чего требует жизнь. И потому уже в тридцатые годы стал возрождать русскую воинскую славу и делать много чего еще, что страшно возмущало старую партийную гвардию.

Но при всем при том не считаю, что Сталин был таким уж глубоким русским патриотом. Вот у Тютчева есть замечательное стихотворение о Наполеоне:

Сталин тоже вступил в конфликт с революцией, но… он тоже «всю ее носил в себе». И победить поэтому не мог.

Вик. К. В чем же вы это видите?

Вад. К. Сейчас установлено, например, что послевоенное «ленинградское дело» было замешено на русском национализме. Ленинградская интеллигенция и партийные работники во время войны действительно прониклись русской патриотической идеей, и Сталин этого испугался. Нынче говорят, что он боролся тогда с сионистской опасностью («дело Еврейского антифашистского комитета», «критики-космополиты» и т. д.). Но одновременно он бил и по русским патриотам.

Или вот еще. Вспоминают действительно безобразное «дело врачей-отравителей», но совсем забыто, что до этого был арестован и чуть не погиб такой замечательный, всемирно прославленный хирург, как Сергей Сергеевич Юдин. Его обвиняли в русском национализме и, в частности, в пропаганде православия – он был глубоко верующим человеком.

Вик. К. Это тот Юдин, портрет которого Нестеров написал?

Вад. К. Да, гениальный хирург. И русский патриот. Лев Николаевич Гумилев был посажен в это же время. А он, конечно, тоже был русским патриотом. Так что, когда сегодня пытаются изобразить, будто Сталин всецело одобрял и поддерживал русский патриотизм, это не соответствует действительности.

Конечно, он сразу понял, что в войне без патриотизма не победить. Поразительны его слова, высказанные американскому послу Гарриману, который приводит их в своих воспоминаниях. Сталин сказал, может быть, даже с некоторым цинизмом, о героически сражавшихся наших войсках (это было как раз после битвы под Москвой): «Вы думаете, они воюют за нас? Они воюют за матушку-Русь». Ну и пусть, мол, воюют…

Я убежден, что в России Сталин никогда не будет оправдан до такой степени, как во Франции оправдан Наполеон, ставший там величайшим представителем нации. Потому что у нас преобладает все-таки нравственный подход, этическая оценка любого исторического деятеля.

Вик. К. Не слишком ли мы задержались на Сталине?

Вад. К. Моя мысль состоит в том, что идея патриотизма, которая давно, еще с тридцатых годов, назревала у наших коммунистов как государственная, все время отступала, а между тем по инерции сохранялась идея мировой революции. Россия и русский народ, увы, рассматривались как некий материал для нее. А тот, кто заявлял и начинал отстаивать патриотическую идею, получал отпор.

Можно вспомнить знаменитую погромную статью нашего великого либерала Яковлева, появившуюся в 1972 году в «Литературной газете». После нее меня, например, два года совсем не печатали, а книгу выбросили из плана, и она вышла только через шесть лет.

А в 1980 году я испытал чувство невероятного стыда, когда 600-летие Куликовской битвы было объявлено… делом Тульской области. Между тем это ведь было в полном смысле судьбоносное для нашей Родины событие, до сих пор до конца не разгаданное. В статье, над которой я работал шестнадцать лет и которая должна выйти в журнале «Российская провинция», я доказываю, что это была битва не только и не столько с татаро-монголами. За спиной Мамая стояли итальянцы, генуэзцы, а за ними – Римское папство. Недавно заведующий кафедрой всеобщей истории МГУ Карпов, работая в итальянских архивах, нашел договор, который Мамай заключил с генуэзцами. Перед Куликовской битвой! И такое всемирно-историческое событие у нас объявлялось имеющим областное значение…

Вик. К. Для народа Куликовская битва, по-моему, никогда своего значения не утрачивала. А решения, которые принимались наверху, могли быть продиктованы разными политическими соображениями…

Вад. К. Был, например, такой член Политбюро Воронов. Я совершенно точно знаю: он «неудачно» выступил по новосибирскому телевидению, заявив, что русский народ находится в небрежении. И сразу оказался не у дел.

Подобных примеров можно привести много. Интересно, что даже такой человек, как Солженицын, в своем «Письме вождям» писал: я знаю, на самых высших постах находятся русские люди, которые исполнят свой сыновний долг. То есть хотя он ненавидел все это, но допускал такой вариант.

По моему мнению, сейчас во главе обновленной Коммунистической партии стоят как раз такие люди, которые готовы исполнить этот сыновний долг перед родной страной. Их движение к тому, чтобы страна стояла на патриотизме (на чем, кстати, стоит любая страна), вселяет надежды. Ведь можно испытать лишь чувство стыда за себя и по-хорошему позавидовать той же Америке, где каждый человек, ну, может, за исключением каких-то деклассированных элементов, – абсолютный патриот. С благоговением смотрят на флаг своей страны, все знают гимн и поют его при каждом удобном случае с огромным воодушевлением. И одобряют любое действие своего правительства, которое направлено на защиту национально-государственных интересов, пусть даже ими прикрывается нечто другое.

У нас же постоянно идут споры вокруг национально-государственных интересов. Есть масса людей, которые вообще считают это понятие каким-то злом и безобразием. И есть причины такого слабого духа патриотизма, о чем, собственно, я вам говорил. Ведь длительное время мы обращались к патриотизму лишь в самые крайние моменты – ну, скажем, когда уже немцы находились под Москвой, когда уже буквально все было поставлено на карту. Но это прискорбно, что, лишь когда вода доходит до горла, у людей пробуждается чувство Родины.