Как и почему лгут дети? Психология детской лжи - Николаева Елена Ивановна Страница 8

Петр Федорович Каптерев (1980) описывает такой случай. Двухлетнего ребенка застали на месте преступления: спрятавшись за шкаф, он ел ложкой варенье из банки.

– Федюша! И тебе не стыдно?

– Нет.

– А когда же тебе будет стыдно?

– Завтра. – Ответив таким образом, ребенок отдает ложку взрослому и идет по своим делам. У него свое понимание того, что такое стыд.

Дети видят мир иными глазами, они обращают внимание на другие аспекты окружающих явлений, чем взрослые. Они не знают, что миром правят деньги, и, как галчата, впечатляются яркими безделушками. Поэтому они могут не запомнить значимых для взрослого явлений, но будут восторгаться тем, что никому, кроме них, не интересно. Подобно кошке английской королевы в сказке Самуила Яковлевича Маршака, ответившей на вопрос о том, что она видала при дворе, – «видала мышку на ковре». Дети, глядя на окружающие их явления, видят и понимают лишь то, что доступно и привычно в соответствии с имеющимся опытом.

Однажды, когда моему старшему сыну было около пяти лет, мы пошли кататься на лыжах в лесок недалеко от дома. Когда мы со всех сторон оказались окружены заснеженными деревьями, он в восторге спросил: «Это самый центр леса?» Среди деревьев ему почудилось, что он находится в огромном непроходимом лесу, в то время как неподалеку слышался шум машин и минуту назад была видна просека.

Даже размеры вещей определяются их значимостью для ребенка. Однажды мы изучали то, как дети оценивают рост близких людей. У меня была палка с делениями высотой 2 метра 5 сантиметров. Чтобы ребенок мог достать до любого деления, к палке приставлялась лесенка. Когда детей просили показать рост отца, все без исключения поднимались на последнюю ступеньку и указывали на отметку 2 метра 5 сантиметров. Мамы получались чуть меньшего роста – дети останавливали руку около отметки 1 метр 90 сантиметров.

Себя дети оценивали достаточно точно, вспоминая, как их измеряли родители. Они становились к палке лицом, касались рукой макушки головы и вели линию до палки, насколько могли параллельно полу. Если у них были братья и сестры, то их рост напрямую зависел от возраста. Если родственники были старше ребенка, то, обычно, их рост стремительно приближался к росту родителей. Если они были младше, то их рост оказывался где-то около 10–20 сантиметров от пола. Но это не значит, что дети обманывали. Они так чувствовали. Значимость и любовь придавали взрослым фантастические размеры.

Параллельно с развитием интеллекта и речи ребенка формируются отношения между ним и близкими людьми. Джон Боулби (2006) назвал это явление формированием привязанности. Согласно его представлениям, она возникает в первые два года жизни ребенка и обусловливает способность взрослеющего человека взаимодействовать в дальнейшем с другими людьми.

Сразу же после рождения ребенок активно ищет контакта, а мать эмоционально отвечает на него. Это поведение биологически обусловлено и эволюционно оправдано, поскольку в первые дни после рождения ребенок должен найти того, кто будет защищать и оберегать его. Именно поэтому в первые часы после появления на свет ребенок бодрствует существенно больше. Он предпочитает запах материнского молока другим запахам и чаще фиксирует взгляд на лице матери. Ухаживающего взрослого Боулби назвал «фигурой первичной привязанности». Важным положением теории является то, что ребенок не может формировать бесконечное число связей с разными людьми. Каждая связь требует от него активности, а ресурс у него небольшой. Любой разрыв отношений будет восприниматься болезненно и сужать возможности для дальнейшего образования связей. Более того, тип отношений, которые ребенок сформировал с близкими, ляжет в основу всех последующих взаимоотношений.

На основе опыта общения с близкими ребенок формирует «внутреннюю рабочую модель» взаимодействия, которая затем развивается и совершенствуется на протяжении всей его жизни. Внутренняя рабочая модель – комплекс связей между сигналами, идущими от взрослого, и реакциями новорожденного, и наоборот. Младенцы неосознанно придают значимость объектам своего социального мира, ориентируясь на поведение взрослых, и контексту, в котором эти взаимодействия происходят. Внутренняя рабочая модель позволяет ребенку формировать ряд ожиданий о причинах и последствиях текущих взаимодействий, а затем и о тех, которые будут переживаться в будущем (Боулби, 2006). Она включает сначала эмоции относительно «фигуры привязанности», а потом и постепенно возникающие представления и мысли.

Ребенок, всматриваясь во взрослого, как в зеркало, познает себя. Именно поэтому во внутренней рабочей модели представление о себе является дополнительным к представлению о фигуре первичной привязанности.

Таким образом, дети биологически предрасположены к исследованию ближайшего пространства и поиску близости со взрослым, ухаживающим за ними, что позволяет выживать и становится частью сообщества, в котором ребенок рожден. На протяжении всего первого года жизни малыш ведет активный поиск защиты, прежде всего в стрессовых ситуациях или когда слаб и устал.

Выбор слов в понятии «внутренняя рабочая модель» не случаен и подчеркивает тот факт, что представления ребенка о взаимосвязях являются активными (рабочий компонент) и постоянно конструируются в процессе развития (модельный компонент), так что модели, сформированные в младенчестве, позднее реконструируются на более высоких уровнях сложности. Младенцы придают значимость разным объектам своего социального мира исходя из того, как родители относятся к этим объектам, более того, они и себе придают значимость на основе отношения к ним родителей.

Согласно теории привязанности, качество сформированной привязанности напрямую зависит от родителей ребенка, которые могут различным образом проявлять свою заботу о нем. Мэри Эйнсворт в течение года наблюдала за общением 26 матерей и их детей в возрасте до 1,5 года. Она предложила эксперимент, направленный на оценку качества привязанности, состоящий из 8 эпизодов по 3 минуты каждый. Ребенок сначала находился с матерью в экспериментальной комнате и исследовал помещение в ее присутствии. Затем входил незнакомый человек и 3 минуты просто сидел в комнате. Потом он менялся с матерью местами и предлагал ребенку поиграть с ним. Затем мать уходила и оставляла ребенка с незнакомцем, который пытался утешить ребенка. Потом мать возвращалась и предлагала ребенку поиграть. После этого мать и незнакомец уходили вместе. Наконец, мать возвращалась. В качестве показателей привязанности оценивали поведение ребенка в момент ухода и возвращения матери.

На основании наблюдений было описано три типа реакций детей, которые соответствовали трем типам привязанностей ребенка к матери. М. Эйнсворт разделила их на безопасные и небезопасные. Последний тип включал два варианта.

Безопасный тип привязанности заключался в том, что ребенок использовал мать как безопасную базу при общении с внешним миром. Он активно исследовал новое пространство, регулярно возвращаясь к матери и стремясь прикоснуться к ней (мы уже говорили, что доверие проявляется в потребности в прикосновении к объекту доверия). Он спокойно играл самостоятельно, регулярно проверяя местоположение матери и отслеживая ее действия краешком глаза. Он обращался к ней, когда возникали проблемы или когда нуждался в поддержке. Если мать покидала комнату, он переживал, но успокаивался, когда незнакомец утешал его. При возвращении матери ребенок не скрывал своей радости.

Небезопасная тревожно-избегающая привязанность внешне выглядела следующим образом. Мать сидела отдельно от ребенка, который не подходил к ней, а играл в одном из углов помещения, искоса наблюдая за тем, что делала мать. Его опыт подсказывал ему, что его приближение к матери не принесет ничего хорошего. Несомненно, каждый читатель многократно слышал, как некоторые матери кричали ребенку что-то подобное: «Занимайся сам, я устала!» или «Вечно ты ко мне пристаешь, иди играй!» Поэтому ребенок никак не реагировал на уход матери или демонстрировал слабую тревогу. Но и когда мать возвращалась, он не бежал к ней, как это делал малыш с безопасным типом привязанности, а активно избегал ее.