Йокин в Париже - Костевич Ирина Львовна Страница 2

Освоившись, Рыбчик стал оценивать ситуацию. Из сопровождающих он, похоже, один. Зато какие разные собрались в номере медведи! Тот, что занял самую большую коробку – «медвежий кабинет», был похож на модельера Карла Лагерфельда. По крайней мере, он всем так отрекомендовался, поправляя белой лапой чёрные узкие очки на носу. А вон та розовая медведица какая-то странная. Вместо носа – пятачок, как у свинки. Хотя, кто их разберет, этих заграничных медведиц… Может, сейчас так носят? Да, и где же этот шалопай Йокин?!

Глава 2

Рыбчик заметался по номеру. Йокина не было. Рыбчик начал стучать во все коробки без разбора, зовя подопечного очень ласково – чтобы не испугался и всё-таки вышел. Безрезультатно. Зато скоро уже все медведи знали, что вот этот серый кот из Казахстана ищет своего друга, которого зовут Йокин.

Наконец из-за тяжелой портьеры показалась перепуганная физиономия Ёки-Пуки. Он не притворялся, а действительно был очень ошарашен. Интересно, что же так проняло нашего сорви-голову? Тремя дрожащими лапками поманил Рыбчика к себе.

– Только тихо! – еле прошептал он. – И не вздумай открыто лезть к окну!

Рыбчик пошевелил усами и выпрямился.

– Вот сюда иди, смотри в щёлочку! – всё так же шепотом руководил Йокин.

Рыбчик посмотрел. На улице темно. Пусть это и Париж, ночь нигде не отменяется. Горят фонари у гостиницы напротив…

– Ну и что?

– Ты на окно смотри! Выше! Четвёртый этаж! – взмолился паучок.

В указанном окне выделялся чернотой и неподвижностью очень странный силуэт.

– Теперь видишь?

– М-м-м?

– М-м-маньяк! Он за нами следит! Он – в засаде!

Рыбчик отпрянул от портьеры. Оглянулся. За ним уже стояла толпа медведей и жадно тянула головы на коротких шеях к окну – смотреть.

– Там что – инопланетяне? – даже взвизгнула от любопытства розовая медведица.

– Инопланетяне, инопланетяне – забурчали и забормотали мишки.

– Нет, ну что вы! Никаких инопланетян! Просто там этот… обычный маньяк, – поспешил успокоить всех Рыбчик. Тем, кто не знал русского, перевели.

Тут сверху на паутине, как на тарзанке, промчался через всю комнату Йокин, вопя не своим голосом:

– Ой, там маньяк! Ай, боюсь маньяков! Прячьтесь, прячьтесь!

Медведи быстро залегли по берлогам. Кто где успел. Тридцать шесть тесно-тесно забились под кровать, остальные кинулись в туалет.

– Мои уши! – вдруг запричитала розовая медведица. – Ой, отдайте, будьте так добреньки! Да куда ж они… Ох, попала я…

Йокин уже успел подлететь на своей паутинке к выключателю и вырубил свет. В темноте раздавалось кряхтенье, сопенье, урчание и почему-то – жалобное похрюкивание.

– Однако, господа, – послышался из-под кровати взволнованный голос Карла Лагерфельда – всё сложно. Так что давайте спать, а утром разберёмся в ситуации. Чтобы нас не застали врасплох, выставим дежурных. Кто-то хочет?

И Рыбчик, который чувствовал себя морально крайне неудовлетворительно (и не верил в маньяка), конечно же, вызвался охранять всех.

А что же Йокин?

Он очень удобно устроился в «медвежьем кабинете» Лагерфельда, вполне оценив и обтянутый кожей диванчик, и нежное пуховое одеяло, так щедро укрывшее его немытую фигуру. Он кутался в одеяло, дрожал от страха и приговаривал: «Ой, мне так страшно! Но мне так хорошо!» «Страшно»-«хорошо» качались перед его глазами, как качели, и вскоре стало одинаково приятно – что страшно, что хорошо… Успокоенный паучок заснул. И вот уже его храп заглушил горестное похрюкивание, пунктиром долетавшее со стороны комода.

Неловко признавать, но это так: заснул и Рыбчик, заснул на посту! Однако никто о нём не вспомнил. С утра все гонялись за Йокином… Наконец схватили, и, как ни отбрыкивался, сунули мордой в окно:

– Полюбуйся на своего маньяка!

– Ишня! Ишнянка! Какой красивый паяц! – когда Йокину что-то очень сильно нравилось, он всегда говорил «ишня» или «ишнянка». Судя по тому, что паучок употребил сразу два своих хвалебных слова, паяц был великолепен. Огромный, в человеческий рост, весь из цветных лоскутов, он висел на верёвочках в окне четвёртого этажа гостиницы напротив и, казалось, не обращал на наших туристов никакого внимания. Медведи кряхтели, потирая бока после ужасной ночи на полу ванной и под кроватью. Они уселись вокруг Йокина и решали, что с ним делать, чтобы не безобразил.

А Ёки-Пуки смотрел на них так жалобно, как только он один и умел.

Медведик с шерстью цвета какао и огромными ступнями задних лап спрашивал, как это Ёки-Пуки очутился в их компании на правах медведя.

– Нет, не медведь я, ну и что?! – перешел Йокин в наступление. – Теперь – домой, да? Или всю неделю здесь в коробочке просидеть? Деда Миша не смог, меня вот послал, чтобы всё рассказал ему, старенькому. Привет просил передать. Радовался за меня, что с вами познакомлюсь… Познакомился…

– Ты хочешь сказать, медведь – твой дедушка?

– Ну да! И вон ещё – его, – Йокин кивнул на Рыбчика, скромно стоящего у стены.

– Это правда? – спросили медведи хором у кота.

– Он называет нас своими внуками, – подтвердил Рыбчик, предвидевший этот разговор еще дома. (Но ведь ему так очень, очень-очень хотелось повидать Париж! «Чего не удалось Пушкину, удастся мне…», – мечтательно приговаривал он, собираясь в дорогу. Понятно, что Йокин – непростое испытание для нервов. Но… «Париж стоит мессы!» – утешал себя начитанный котик.)

Медведи оказались народом отходчивым и не стали изгонять кота с паучком из своих рядов. Кто-то опрометчиво решился сказать, что с Йокином будет веселее. Но на него тут же зашикали и даже заревели.

Потом пришли организаторы, принесли Лагерфельду кофе в коробочку, всем раздали ветчину.

– А где же г-грибы?! – поинтересовался Ёки-Пуки, даже заикаясь от волнения, поскольку ветчину не любил.

– А г-грибы б-бывают т-только в турах для б-белок, – ответил служащий, который, действительно, заикался.

Паучок завалился на спину и скрестил все восемь лапок на груди.

А вот Рыбчику еда понравилась.

Йокин, собравшийся было помирать, передумал, выскочил в открытую дверь и понёсся по гостинице, спрашивая всех подряд:

– А где, скажите пожалуйста, здесь белки живут?

Но его никто не понимал.

Неожиданно Йокина дёрнули за одну из лапок:

– Малыш, малыш…

Паучок страшно разозлился. Как пружина, собрался, в прыжке развернулся к обидчику:

– Кто это здесь малыш?!

Глава 3

Перед ним стояла розовая медведица.

– Ну, извини, – торопливо попросила она. – Не хотела тебя обидеть. Ведь ты должен меня спасти. – И, увидев, что паучок не очень обрадовался слову «должен», внезапно разревелась, – Пожалуйста, пожалуйста! Иначе меня съедят!

– Медведями в наши дни кто-то питается? – удивился паучок. Хотя сейчас он был так голоден, что и сам не прочь был съесть чего-нибудь – размером с медведя.

– Медведями – не знаю, а вот свинками – это всегда пожалуйста, – пролепетала розовая медведица и стянула с головы бандану. Появились ушки – тонкие и лысые.

– Ну, теперь понимаешь? – спросило животное Йокина.

– Э?

– Ну вот, видишь, – она приподняла край тельняшки и грациозно помотала хвостиком-крючком.

– Э-э-э?

– Хохвенга я. Из Гогулинска. Понял теперь?

– А чё, у вас там все медведи такие розовые?

– Да свинка я!!!

– А-а-а… Ой, тебя ж медведи сожрут!

Хохвенга опять бурно зарыдала.

Потом стала объяснять:

– О Париже с самого детства мечтаю. Нагадали, что на Эйфелевой башне любовь свою встречу. Мне Олюшка костюм медвежий сшила, путевку достала. Боялись мы с ней очень, но всё вроде продумали. Кто знал, что в такую заваруху попаду? Ночью в давке ушки потеряла. А без ушек медвежьих куда? Все. Пропал Париж… И я пропала. Медведи меня в два счета раскусят – и съедят! Помоги – умоляю, умоляю…

– Дел-то на две копейки: уши найти – и всё. Только я голодный очень. У тебя грибов нет?