Крабат - Отфрид Пройслер Страница 14

Дураки или нет, заметил Тонда, это лучше всего знать самим господам.

— Ладно, — сказал Краузе из Хойерсверды, — даю тебе восемнадцать.

— За восемнадцать я его лучше оставлю себе, — проворчал Тонда. Не отдал он его и Лойшнеру из Кёнигсбрюка за девятнадцать, и крестьянину-переселенцу Густаву из Зенфтенберга за двадцать.

— Так иди хлопни рюмку со своим быком! — выругался мясник Краузе, а Лойшнер хлопнул себя по лбу и крикнул:

— Я должно быть совсем тупой, так разоряться! Я предлагаю тебе двадцать два, и это моё последнее слово.

Казалось, будто бы торг зашёл в тупик. Тут через толпу протолкался, отдуваясь на каждом шагу, как морж, нескладный толстый человек. Его жабье лицо с круглыми выпученными глазами блестело от пота. Он был в зелёном фраке, усеянном серебряными пуговицами, шикарная цепочка от часов висела поверх красного бархатного жилета, а на поясе — хорошо всем видный пухлый кошелёк.

Бычий Бляшке из Каменца был самым богатым и самым ловким из всех торговцев скотом окрест. Он оттолкнул Лойшнера и переселенца Густава в сторону, потом крикнул своим звучным грохочущим голосом:

— Как, к лешему, попал этот жирный бык к этому тощему крестьянину? Я беру его за двадцать пять.

Тонда почесал за ухом.

— Маловато, господин…

— Маловато? Ну, слушай!

Бляшке достал большую серебряную табакерку, откинул крышку, протянул Тонде: «Не угодно ли щепотку?» Сначала он нюхнул сам, затем дал понюхать старому сорбу.

— Апчхи — значит, правда!

— Будьте здоровы, господин!

Бычий Бляшке высморкался в большой клетчатый носовой платок.

— Итак, двадцать семь, чёрт с тобой — и давай его сюда!

— Маловато, господин.

Бляшке побагровел.

— Эй — за кого ты меня держишь? Двадцать семь за твоего быка и ни грошом больше, или я не Бычий Бляшке из Каменца.

— Тридцать, господин, — сказал Тонда. — За тридцать вы получите его.

— Это грабёж! — крикнул Бляшке. — Ты хочешь меня по миру пустить? — он закатывал глаза, он ломал руки. — Сердца у тебя нет? Слеп и глух ты к нужде бедного торговца? Помилосердствуй, старик, и отдай мне быка за двадцать восемь!

Тонду это не тронуло.

— Тридцать — и баста! Бык роскошный, его я не отдам за бесценок. Вы не подозреваете, как тяжело мне с ним расстаться. Продавать единственного сына не было бы горше.

Бычий Бляшке понял, что тут он успеха не добьётся. Но бык был парень что надо. Так к чему тратить время на этого сорбского упрямого осла?

— Давай его сюда, черти тебя побери! — вскричал он. — Я сегодня такой мягкий, что позволяю обвести себя вокруг пальца, себе в убыток. И всё только потому, что у меня есть сердце, чтоб пожалеть бедных людей. Договорились — и по рукам!

— По рукам! — сказал Тонда.

Затем он снял шапку и дал Бляшке отсчитать в неё тридцать гульденов, штука за штукой.

— Успел сосчитать?

— Успел.

— Так поди сюда, сорбов сын!

Бычий Бляшке взял Андруша за верёвку и собирался уволочь его прочь, Тонда, однако, удержал толстяка за рукав.

— Что такое? — спросил Бляшке.

— Да вот, — сказал Тонда и притворился смущённым. — Всего одна мелочь.

— А именно?

— Если господин Бляшке будет так добр и оставит мне верёвку, я скажу ему спасибо…

— Верёвку?

— На память. Когда бы господину Бляшке знать, как тяжело мне расставаться с этим быком. Я и замену для неё дам господину Бляшке — чтобы он мог увести его, моего бедного быка, который-то, конечно, ему принадлежит…

Тонда развязал верёвку, что была у него на поясе. Бляшке, пожав плечами, позволил ему поменять верёвку на голове быка. Затем торговец двинулся с Андрушем прочь и, едва зайдя за ближайший угол, начал посмеиваться: хоть он и заплатил за Андруша тридцать гульденов, и это была разумная цена, но вот в Дрездене — там ему будет нетрудно сбыть этого великолепного быка за двойную цену, а возможно, и дороже.

На опушке за Тайхгаузом Тонда и Крабат опустились на траву, чтобы подождать Андруша. В Виттихенау они купили кусок сала и хлеб и теперь их ели.

— Хорош ты был! — сказал Крабат Тонде. — Ты бы себя видел — как вытягивал из этого толстяка золотые: маловато, господин, маловато… Какое счастье, что ты вовремя вспомнил про верёвку, о ней я совершенно забыл.

— Всё дело навыка, — просто заверил Тонда.

Они приберегли кусок хлеба и кусок сала для Андруша, завернули то и другое в рабочую куртку Крабата и решили ненадолго прилечь. Сытые, уставшие от долгого пути по просёлочной дороге, они заснули глубоко и крепко — пока их не разбудило «Муу!» и перед ними не встал Андруш, снова в человеческом обличии и, насколько можно было видеть, в телесной целости и сохранности.

— Эй, вы там — одни уже как-то раз спали так без задних ног. Нет ли у вас хотя бы куска хлеба для меня?

— Хлеб и сало, — сказал Тонда. — Садись сюда к нам, брат, и угощайся! Каково же тебе было с Бычьим Бляшке?

— Каково мне могло с ним быть! — проворчал Андруш. — Для быка по этой жаре удовольствие небольшое — тащиться в дальние дали по деревням и глотать пыль, сами прекрасно понимаете — особенно если к такому не привык. В любом случае, я не разозлился, когда Бляшке завернул в трактир в Ослинге. «Гляди-ка! — закричал трактирщик, когда увидел, как мы подходим. — Господин братец из Каменца! Как дела идут, как твоё ничего?» «Дела терпимо, — сказал Бляшке, — если бы только так пить не хотелось от этой жары!» «Этому мы можем помочь! — заявил трактирщик. — Проходи в пивную за господский стол! Пива в подвале хватает, с ним ты за