Пятеро детей и Нечто - Эдит Несбит Страница 18

Роберт потихоньку вылил ложку патоки на одежду Ягненка, поэтому малыша пришлось увести, чтобы как следует вымыть. Конечно, так поступать было очень нехорошо, зато это помогло добиться сразу двух целей: развеселило Ягненка, который больше всего на свете любил быть липким, и отвлекло Марту, чтобы остальные могли ускользнуть в карьер без младшего брата.

В переулке Антея, задыхаясь после торопливого «ускальзывания», сказала:

– Я хочу предложить загадывать желания по очереди. Только никто не должен просить то, что не понравится другим. Согласны?

– И кто будет просить первым? – осторожно спросил Роберт.

– Я, если не возражаете, – извиняющимся тоном сказала Антея. – И я уже придумала, что попрошу… Крылья.

Воцарилось молчание. Остальные хотели найти изъян в желании Антеи, но так и не нашли, к чему придраться, потому что слово «крылья» пробудило радостный трепет в груди каждого ребенка.

– Неплохо, – великодушно одобрил Сирил.

А Роберт добавил:

– А ты, Пантера, не такая дура, какой кажешься.

– Это будет абсолютно чудесно! – воскликнула Джейн. – Как красочный сон наяву.

Они легко нашли песчаного эльфа, и Антея сказала:

– Я бы хотела, чтобы у всех нас были красивые крылья и мы могли летать.

Песчаный эльф надулся, выдохнул, и в следующий миг все дети почувствовали за плечами что-то странное, тяжелое и легкое одновременно. Псаммиад склонил голову набок и обвел всех своими улиточьими глазами.

– Недурно, – мечтательно сказал он. – Но ты, Роберт, вовсе не такой ангелочек, каким сейчас выглядишь.

Роберту с трудом удалось не покраснеть.

Крылья были очень большие и невероятно красивые: мягкие, гладкие, перышко к перышку. Перья переливались разными цветами, как радуга, или как радужное стекло, или как пленочка, которая бывает на воде и которую лучше не пить.

– О… Но как на них летать? – спросила Джейн, тревожно переминаясь с ноги на ногу.

– Осторожней! – сказал Сирил. – Ты наступила мне на крыло.

– Больно? – поинтересовалась Антея.

Ей никто не ответил, потому что Роберт расправил крылья, подпрыгнул и начал медленно взлетать. Он выглядел довольно неуклюжим в своем костюмчике с бриджами, и его болтающиеся в воздухе ботинки казались намного больше, чем когда он стоял на земле. Но остальных мало заботило, как он выглядит или как они сами выглядят, если уж на то пошло. Все расправили крылья и поднялись в воздух.

Конечно, всем вам снились полеты, и вы знаете, каково это – летать. Во сне это кажется таким прекрасным, таким простым… Вот только потом вам никак не вспомнить, как же удавалось летать. Обычно во сне летаешь без крыльев, что еще удивительней, но с крыльями или без, нелегко сообразить, как это получалось.

Итак, четверо детей взлетели, хлопая крыльями, и вы не представляете, как приятно ветер начал обдувать их лица. Размах крыльев был таким большим, что приходилось лететь далеко друг от друга, чтобы не сталкиваться. Но такие мелочи легко схватываешь.

Все английские слова, да и греческие, не могут точно описать чувство полета, поэтому я не буду даже пытаться его описать. Скажу только, что смотреть на поля и леса сверху вместо того, чтобы смотреть на них снизу, – это все равно что рассматривать красивую живую карту, где вместо дурацких рисунков на бумаге разворачиваются друг за другом настоящие залитые солнцем леса и зеленые поля.

Как сказал Сирил (не понимаю, откуда он подцепил такое слово):

– Просто улётно!

Нынешнее желание было прекраснее и волшебнее всех остальных желаний, загаданных детьми. Они летели, парили на огромных радужных крыльях между зеленой землей и голубым небом; пролетели над Рочестером, затем свернули в сторону Мейдстоуна, и вскоре очень проголодались. Как ни странно, они захотели есть как раз тогда, когда летели довольно низко над фруктовым садом, где среди листвы поблескивали раннеспелые сливы.

Братья и сестры остановились, раскинув крылья. Я не могу точно объяснить, как можно остановиться в воздухе, но это слегка похоже на то, как вы останавливаетесь в воде. У ястребов такое прекрасно получается.

– Что верно, то верно, – сказал Сирил, хотя никто не произнес ни слова. – Но воровство есть воровство, даже если ты крылатый.

– Ты уверен? – живо спросила Джейн. – Но ведь если ты крылатый, значит, ты птица, а никто не запрещает птицам нарушать заповеди. Ну, может, и запрещает, но птички всегда воруют, и никто их не ругает и не отправляет в тюрьму.

Из-за больших радужных крыльев опуститься на сливовое дерево оказалось не так легко, как можно было подумать, но каким-то образом детям это удалось. Сливы оказались очень сладкими и сочными.

К счастью, братья и сестры успели досыта наесться, прежде чем увидели, как в ворота сада входит толстый мужчина с палкой в руках. Наверное, толстяк был хозяином слив, и дети в едином порыве выпутали крылья из усыпанных плодами ветвей и взлетели.

Мужчина резко остановился и замер с разинутым ртом, увидев, как ветви трясутся и шелестят.

– Эти проказники опять за свое! – воскликнул он и ринулся вперед, потому что деревенские мальчишки давным-давно научили его, что за сливами нужно присматривать.

Но, увидев, как над верхушкой дерева взметнулись радужные крылья, садовник решил, что сошел с ума, и ему это совсем не понравилось.

Посмотрев вниз, Антея увидела, что мужчины отвисла челюсть и лицо пошло лиловыми пятнами.

– Не бойтесь! – крикнула она и поспешно нащупала в кармане трехпенсовик с дырочкой, который собиралась повесить на ленточке на шею – на счастье.

Покружив над несчастным садовником, она сказала:

– Мы съели несколько ваших слив… Мы не думали, что это воровство, но теперь я что-то сомневаюсь, поэтому хочу заплатить.

Антея подлетела к охваченному ужасом мужчине, сунула монету в карман его куртки и в несколько взмахов крыльев присоединилась к остальным.

Фермер тяжело опустился на траву.

– Будь я проклят! – сказал он. – Наверное, у меня бред и мне мерещится. Но трехпенсовая монета вполне реальна. – Он вытащил ее из кармана и прикусил. – Что ж, с этого дня я исправлюсь. Такое на всю жизнь может сделать парня трезвенником. Хотя я рад, что мне привиделись всего лишь крылья. Уж лучше видеть говорящих птиц, которых нет и быть не может, чем что-нибудь похлеще, о чем даже говорить не хочу.

Он медленно поднялся и пошел домой.

В тот день он так любезничал со своей женой, что она почувствовала себя счастливой. «Господи, мужа как подменили!» – подумала она, и принарядилась, и нацепила голубой бантик на воротничок, и сделалась такой нарядной, что фермер подобрел еще больше.

Возможно, крылатые дети сделали в тот день настоящее доброе дело. Если так, оно было единственным, потому что нет ничего лучше крыльев, чтобы втравить вас в беду.