Затерянные в океане - Майкл Морпурго Страница 2

Я старался поменьше торчать дома и гонял в футбол до потери сознания. Но тут ещё и Эдди уехал, потому что его отец нашёл работу где-то на юге. А без Эдди в футбол уже не игралось. «Грязуны» развалились. Да и вообще всё разваливалось.

Однажды в субботу возвращаюсь я домой после газет и смотрю: мама сидит на крыльце, на нижней ступеньке, и плачет. А мама – она же сильная, никогда ни слезинки не проронит. Я её такой вообще никогда не видел.

– Голодранец несчастный, – всхлипнула мама. – Твой отец, Майкл, голодранец несчастный, вот он кто.

– А что он сделал? – спросил я.

– Он уехал, – ответила мама, и я сразу догадался, что, значит, наверное, навсегда. – Даже слушать меня не стал, куда там. У него, понимаете ли, есть план. Со мной он поделиться не изволил. Сказал только, что машину продал, и что скоро мы переезжаем на юг, и надо подыскать нам место.

У меня сразу от сердца отлегло: юг – это же отлично! Там же Эдди!

А мама говорит:

– Если он рассчитывает, что я брошу этот дом, пусть катится со своими планами!

– А почему не бросить-то? – пожал я плечами. – Что в нём такого?

– Ну, речь же не только о доме. Ещё тут бабушка и твоя школа.

– Да школ этих везде навалом, – отмахнулся я и тут же почувствовал, что мама закипает и становится сердитая, какой раньше в жизни не бывала.

– А последней каплей знаешь что было? – воскликнула она. – Ты, Майкл, и эти твои газеты. Ты ушёл их разносить, а твой отец, знаешь что он выдал? Сказать тебе, да? «Да ты хоть понимаешь, – говорит он мне, – что в доме только один кормилец – и это Майкл с его газетами?» Просто уму непостижимо, а? Моему сыну одиннадцать. И у него есть работа, а у меня нет. – Она умолкла, пытаясь взять себя в руки, а потом продолжила с яростными слезами в голосе: – Я никуда не поеду, Майкл. Я тут родилась. Я останусь тут. Пусть придумывает что хочет, я не поеду.

Спустя примерно неделю или чуть больше раздался телефонный звонок. Я тогда был дома и сразу догадался, что это папа. Мама говорила немного, всё больше слушала, и мне непонятно было, что там у них происходит. Но потом мама усадила меня и сама всё рассказала:

– У него голос стал другой, Майкл. Он разговаривает, как раньше, как в молодости, когда мы только познакомились. Похоже, он подыскал нам место, где жить. Сказал, собирайте вещи и приезжайте. Фэрхэм, где-то недалеко от Саутгемптона. Он говорит, прямо на море. Твоего отца как подменили, я его прямо не узнаю.

Папу и правда как подменили. Он встречал нас на вокзале – взгляд сияющий, сам весёлый. Он забрал у нас часть чемоданов.

– Тут недалеко, – сказал он, ероша мне волосы. – Погоди, Мартышкин, скоро сам всё увидишь. Я всё устроил, всё продумал. Даже и не пытайтесь меня отговаривать, я не отступлюсь.

– От чего не отступишься? – не понял я.

– Сам увидишь, – повторил он.

Стелла Артуа бежала впереди нас; хвост её радостно торчал вверх. И мы все, как мне казалось, тоже были радостные, под стать её хвосту.

В конце концов пришлось нам сесть на автобус, потому что чемоданы, оказалось, очень уж тяжело тащить пешком. И когда мы сошли на остановке, прямо перед нами расстилалось море. Никаких домов, а просто гавань с яхтами.

– И что мы тут делаем? – осведомилась мама.

– Хочу вас кое с кем познакомить. С одной своей хорошей приятельницей. Её зовут Пегги Сью. Она ждёт не дождётся встречи с вами.

Мама озадаченно нахмурилась и покосилась на меня. Но я точно так же ничегошеньки не понимал. Кроме того, что папа определённо что-то задумал.

Мы тащили вдоль пристани свои чемоданы, а над нами кричали чайки, яхты постукивали мачтами, Стелла гавкала на всё что ни попадя. И вот наконец мы остановились у сходней, которые вели на блестящую тёмно-синюю яхту. Папа поставил чемоданы и обернулся к нам, сияя от уха до уха:

– Разрешите представить вам: «Пегги Сью». Наш новый дом. Ну как?

Мама приняла это на удивление хладнокровно. Не стала кричать на папу и ругаться. Наоборот, даже притихла. И пока мы на камбузе пили чай, а папа рассказывал нам подробности, мама молчала.

– Это ведь не блажь какая-нибудь, сами знаете. Я долго об этом думал, все годы, пока работал на фабрике. Ну, или ладно – я не столько думал, сколько мечтал. Забавно, правда же: не потеряй я работу, ни за что не рискнул бы воплотить мечту. Ни за какие коврижки. – Папа говорил, но догадывался, что маму этим не проймёшь. – Ну, или ладно. Вот что я придумал. Мы же все что больше всего любим? Ходить на яхте, да? И я решил, что правда же было бы замечательно, если бы мы все снялись с места и поплыли вокруг света, да? Полно людей так и делают. Кругосветка, вот как это называется. Я про такое читал в журналах.

То есть началось-то всё с мечты. А потом на́ тебе, понеслось: работы нет, найти её негде. И если на то пошло, почему не выбрать путешествие? Нам выплатили какое-никакое выходное пособие. Есть немного сбережений плюс деньги от продажи машины. Не золотые горы, но всё же кое-что. И что с этими деньгами делать? Можно было бы положить их на счёт в банке, как заведено. Но зачем? Они будут с этого счёта утекать по капле, а потом и вовсе иссякнут. И я подумал, может, стоит эти деньги потратить на что-то особенное. Что бывает раз в жизни. Например, на кругосветное плавание. Африка. Южная Америка. Австралия. Тихий океан. Мы увидим места, о которых и мечтать не смели.

Мы с мамой слушали всё это как громом поражённые.

– Да знаю я, знаю, что вы скажете, – продолжал папа. – Мы же только по водохранилищу ходили на прогулочной яхточке. Ваш папа, видно, совсем того, в уме повредился. И это же опасно. И в итоге мы окажемся без гроша в кармане. Но я-то обо всём этом подумал. Даже о бабушке, между прочим. Мы ведь не насовсем уедем, так? Мы вернёмся, а она тут как тут, нас дожидается. Со здоровьем-то у неё всё в порядке.

Средства у нас имеются. Я всё рассчитал. Полгода у нас уйдёт на учёбу. В плавании мы пробудем год, может, полтора, – в общем, пока