Мисс Ведьма - Ибботсон Ева Страница 20

– пронзительно вопила матушка Бладворт.

Скорость все возрастала, капюшон мантии свалился ведьме на плечи, седые космы растрепались по ветру, а туча мух отчаянно пыталась поспеть за ее разгоряченным лицом и вздымавшейся грудью.

Ведьма казалась такой безумной, такой старой и усталой, что никто не ожидал успеха. И напрасно. Невероятное, ужасное превращение уже затронуло принцессу Хуаниту.

Ее мантилья взметнулась вверх и испарилась… Голова замерцала… покрылась перьями… Пухлые, надутые губы вытягивались и превращались в птичий клюв!

– Получилось, Теренс! У матушки Бладворт получилось! – обрадовалась Белладонна, наблюдавшая из беседки.

Матушка Бладворт заложила последний вираж вокруг обреченной принцессы, слезла с метлы и оглядела свое творение.

– Вот черт! – вырвалось у нее.

Хоть ей и удалось превратить принцессу в птицу, птица эта отнюдь не напоминала лебедя. Она была уткой. Более того, поскольку у принцессы было не все в порядке с ногой, – хромой уткой.

Зрители угрюмо смотрели на зачарованную птицу. Та, крякая, хромала к воде. Сложно объяснить, почему принцесса-лебедь лучше принцессы-утки. Так принято считать, и все тут. Эта утка, похоже, была из породы крякв. В такую ни за что не влюбится принц, распознав в ней заколдованную деву.

Но матушка Бладворт ни капли не смутилась. Оставив утку хмуро пялиться на заросли тростника, она вернулась с метлой в руках к фонтану и вывела вперед восточную принцессу в блестящих шальварах и золотистой тунике, прелестную, как орхидея.

– О, дивная!… – простонал мистер Чаттерджи. Он не был женат, ибо не знал, уживется ли его супруга с ним в бутылке. А принцесса Шари казалась воплощением его грез.

И вторая принцесса послушно последовала за старой ведьмой, и вновь матушка Бладворт взвилась вверх на метле, бормоча заклинание.

– В этот раз обязательно получится, – шепнула Белладонна Теренсу. – Смотри, перья чернеют! Вот увидишь, из нее выйдет очаровательный лебедь!

Затаив дыхание, они наблюдали, как матушка Бладворт останавливает метлу и спешивается.

– Судьба насмехается надо мной, – пробормотал Арриман Ужасный, а мистер Чаттерджи взвыл от отчаяния.

К озеру ковылял жирный, гладкий, глупый пингвин, похожий на перекормленного чиновника.

На мгновение матушка Бладворт растерялась. Но быстро собралась и, откашлявшись, так что из ее рта посыпались дохлые мухи, натерла метлу свежей порцией жира и вытащила вперед немецкую принцессу с соломенно-желтыми косичками, в платье с облегающим лифом и широкой юбкой в складку.

Только на принцессу Вальтраут Гогенштифтерблац гипноз почему-то не подействовал.

– Отфратительно! – возмущенно шепелявила она. – Ви жделать из нас посмешище! Префратите меня ф лебедя, а то я буту писать в хазету!

Но и ей было не суждено стать лебедем. Прапраправнучка гунна Атиллы, дурашливо, как все попугаи, даже немецкие, твердившая с ветки: «Вальти хотшет петшенье. Дайте Вальти петше-нье», оказалась, пожалуй, самым жалким зрелищем за весь день.

Белладонна уже поняла, что сейчас произойдет. Матушка Бладворт выронила метлу. Ее плечи поникли. Туча мух притихла.

– Не надо! – взмолилась Белладонна. – Пожалуйста, матушка Бладворт, только не это!

Но было поздно. И попугайчик удивленно перелетел на странный предмет с четырьмя ножками, вдруг появившийся у озера.

Упырь проснулся и сообщил: «Плесень!» Мистер Чаттерджи печально покачивал головой. Ар-риман Ужасный рывком поднялся с кресла.

– Никто не обвинит меня в недостатке усердия во имя колдовства и тьмы, – заявил он, – но одного я делать не собираюсь – брать в жены кофейный столик!

И, поглубже запахнув мантию, вне себя от ярости, колдун зашагал прочь.

Глава двенадцатая

Накануне выступления мадам Олимпии Теренсу снился сон. И не просто сон, а кошмар: будто он вновь очутился в приюте «Солнечная долина», где видел лишь жестокость и страдания.

Во сне Теренс что-то искал. Что-то очень важное, только он не знал, что именно, и, охваченный нарастающей тревогой, бежал сквозь череду грязных холодных комнат, распахивая шкафы, сбрасывая грубые серые простыни с железных кроватей, срывая крышки с кастрюль, в которых были лишь скользкие клецки да липкие комки мяса. И все время в ушах стоял хохот – грубый, омерзительный. Не в силах больше выносить его, Теренс сбежал по крапчатым ступеням в сад.

– Я найду, – убеждал себя Теренс. – Это здесь.

Он опустился на корточки и принялся перебирать гравий. Но хохот становился все громче, злораднее, и внезапно на дорожку выскочила ненавистная Наставница, вдвое выше, чем наяву, – верхняя губа оттопырена, глаза горят недобрым огнем. За Наставницей волочились корни, пригвоздившие ее когда-то к земле, только на них почему-то были нанизаны окровавленные человеческие зубы.

– Я должен найти! – всхлипнул Теренс.

– Никогда! Никогда не найдешь! – взревела Наставница. Она занесла над мальчиком острый, зазубренный, как пила, каблук, намереваясь разрубить его пополам, и Теренс проснулся.

Он облегченно вздохнул, поняв, что по-прежнему лежит в своей комнате в замке, что на нем пижамная куртка мистера Лидбеттера, а Наставница за целых тридцать миль отсюда. Но странный сон не шел у него из головы.

Что же он так отчаянно искал? Чего, по словам Наставницы, ему никогда не найти? И тут Теренс понял то, что ускользало от него во сне.

Он искал Ровера!

Глупо. Ведь Ровер надежно спрятан в шкатулке. Всего час назад, когда пришла пора укладывать его спать, Ровер был в отличной форме и ползал по краю раковины, словно маленькая анаконда.

И все же лучше проверить. Теренс выскочил из постели, зажег свет и взял в руки шкатулку, как всегда стоявшую на подоконнике.

Он поднял крышку.

– Ровер? – позвал он.

Червяк зарылся в землю, он всегда так поступал. Осторожно пропуская между пальцами влажные комочки земли, Теренс принялся искать друга.

Казалось, до дна шкатулки очень далеко. Пальцы Теренса двигались все быстрее и быстрее. Дыхание участилось. Ровера не было.

Но и тогда Теренс не запаниковал. Принес из чулана газету, расстелил ее на полу и перевернул шкатулку.

Земля рассыпалась тонким слоем. Ужасные опасения подтвердились.

Ровер исчез.

Час спустя людоед, секретарь и Теренс собрались на совет в комнате мистера Лидбеттера, лихорадочно пытаясь найти выход. Людоед беспрестанно потирал лоб, отчего повязка съехала на затылок. Мистер Лидбеттер мерил шагами комнату, а Теренс, все так же одетый в пижамную куртку секретаря, выглядывал из постели, как встревоженный птенец из гнезда.

– Полагаю, никакой другой земляной червь не окажет на Белладонну нужного влияния? – на миг приостанавливаясь, уточнил мистер Лидбеттер.

Теренс покачал головой:

– Белладонна пыталась колдовать с другими червями, пока я был занят в замке, но ничего не вышло. Для черной магии ей нужен не просто червяк – ей нужен Ровер.

– Быть может, мы могли бы дать ей другого червя и сказать, что это Ровер… – начал было мистер Лидбеттер и тут же понял, что несет чушь.

Белладонна различала всех божьих коровок, обращалась по имени к каждой нахохленной ласточке на крыше. Надеяться, что она не распознает подмену, было так же глупо, как считать, что все китайцы на одно лицо.

– Еще только пятница, – дрожащим голосом сказал Теренс. Для него Ровер был не просто могущественным компаньоном – Теренс лишился дорогого друга. – Завтра выступление мадам Олимпии, а в воскресенье выходной. Может, к понедельнику, когда настанет очередь Белладонны… – Он сглотнул и попытался взять себя в руки. – Может, Ровер и найдется?

Людоед и мистер Лидбеттер переглянулись. Теренс думал, что Ровер просто потерялся, и не стоило его разубеждать. У них были кое-какие точки зрения на этот счет, но несчастному мальчику лучше о них не знать.