Сказки немецких писателей - Новалис Страница 8

Отец долго смотрел на него и не мог ничего ответить. Они молча воротились домой, и теперь старик тоже содрогался, видя веселость своего сына, потому что она казалась какой-то чужой, словно совсем постороннее существо, забравшись внутрь, беспомощно и неумело пыталось управлять душой его сына, нажимая на рычаги какого-то механизма.

Вновь подошел праздник урожая; прихожане шли в церковь; Элизабет тоже принаряжалась и одевала детей, чтобы отправиться с ними на богослужение; муж порывался вначале сопровождать их, но перед самым входом в церковь повернул назад и в глубоком раздумье пошел прочь от деревни. Он сел на пригорке и вновь увидел внизу под собою дым от очагов, до него доносились из церкви пение и звуки органа, нарядные дети играли и танцевали на зеленой лужайке. «Как же мог я променять свою жизнь на сон! — сказал он себе. — Годы прошли с тех пор, как я спустился отсюда вниз, смешавшись с толпой детей; те, что играли здесь тогда, с серьезными лицами стоят сейчас в церкви; я, помнится, тоже тогда вошел в церковь, но сегодня Элизабет уже не та цветущая и шаловливая девушка, молодость её миновала, не могу я с прежним томлением ловить её взор; вот так я сам, по своей воле, пренебрег возвышенным, вечным счастьем, чтобы насладиться временным и преходящим».

В тоске направился он к ближайшему лесу и углубился в самую что ни на есть глухую чащобу. Жуткая тишина царила вокруг, ни единое дуновение не шевелило листья на деревьях; тем временем заметил он человека, который издали приближался к нему, и тотчас же узнал в нем незнакомца. Он испугался, и первая мысль его была: он потребует назад свои деньги. Когда же тот приблизился, Кристиан увидел, как сильно он ошибся. Облик, который он, казалось, хорошо видел, начал сам собой таять: к нему приближалась отвратительная старуха, одетая в грязное тряпье; рваный платок едва прикрывал редкие волосы, она хромала, опираясь на костыль. Скрипучим голосом заговорила она с Кристианом, спросив, как его зовут и кто он таков; он обстоятельно отвечал, затем спросил: «А ты кто такая?» — «Меня называют лесной колдуньей, — отвечала старуха, — даже самый маленький ребенок что-нибудь да знает про меня; а ты сам разве никогда меня не встречал?» И с этими словами она повернулась и побежала прочь, и Кристиану почудилось, что мелькнуло за деревьями золотое покрывало, приметил он и высокий рост незнакомки, и её статность. Хотел он было догнать её, но той уже и след простыл.

Между тем его взгляд привлекло что-то, блестевшее в зеленой траве. Наклонился он — и увидел магическое зеркало, обрамленное разноцветными каменьями, которое потерял он несколько лет назад, и запечатлен был на нем тот самый магический знак.

И странный знак, и разноцветные огоньки в зеркале с новой силой завладели всем его существом. Он крепко сжал зеркало, чтобы убедиться, что снова держит его в руках, и поспешил назад в деревню. Первым повстречался ему отец.

— Поглядите-ка, — закричал Кристиан, — то, о чём я вам так часто рассказывал, то, что я видел, как мне казалось, только во сне, я на самом деле держу в руках!

Долго смотрел старик на зеркало, а затем сказал:

— Сын мой, когда я рассматриваю эти камни, эти линии и пытаюсь угадать смысл этого знака, этих таинственных рун, сердце мое содрогается; посмотри, как холодно их сияние, какие страшные отсветы отбрасывают они, эти кровожадные, как налившиеся кровью глаза тигра, знаки. Выбрось это зеркало, которое делает тебя холодным и жестоким, которое превратит твое сердце в камень.

— Удивительные, неизмеримые богатства ещё таятся, наверное, в глубинах земных, — отвечал сын. — Кто разведает, отыщет и завоюет их? Кто сможет прижать землю к себе, как возлюбленную невесту, чтобы она, трепеща от страха и любви, сама с радостью отдала всё самое драгоценное! Лесная колдунья позвала меня, я иду искать её. Здесь неподалеку есть старая заброшенная шахта, вырытая несколько столетий назад одним рудокопом, может статься, там я найду её!

И он поспешил прочь. Напрасно пытался старик удержать его; Кристиан очень скоро исчез из виду. Через несколько часов, приложив немало сил, добрался отец до старой шахты; увидел он на песке у входа следы и со слезами повернул назад, уверившись, что сын его в безумии забрался внутрь и утонул в пучине вод, заполнявших старую шахту.

С той поры был он всегда печален и проливал горькие слезы. Вся деревня горевала о молодом откупщике, Элизабет была неутешна, дети громко рыдали. Через полгода умер старик отец, вскоре и родители Элизабет последовали за ним, и ей пришлось одной управляться с огромным хозяйством. Нескончаемые хлопоты позволяли ей хоть на время забыть о своем горе, воспитание детей, хозяйственные дела не оставляли времени для страданий и уныния. Через два года решилась она на новое замужество и соединилась с молодым жизнерадостным человеком, который с юных лет любил её. Но вскоре всё в доме переменилось. Мор напал на скотину, работники и служанки обманывали их, хранилища, полные плодов, пожирал огонь. Должники, за которыми значились какие-то суммы, сбегали, прихватив с собой деньги. Вскоре хозяин понял, что придется продать некоторые луга и пашни; но недород и большие расходы лишь привели его к новым затруднениям.

Похоже было, что так странно доставшиеся им деньги любыми путями утекали прочь. Тем временем семейство прибавлялось; Элизабет и её муж стали от отчаяния небрежны и нерадивы; пытаясь как-то рассеяться, начал он попивать; вино сделало его угрюмым и вспыльчивым, и Элизабет частенько приходилось горько оплакивать свое несчастье. Как только удача покинула их, отвернулись от них и друзья, так что через несколько лет были они всеми покинуты и лишь с трудом перебивались с хлеба на воду.

Остались у них лишь несколько овец да корова, за которой Элизабет часто сама ходила вместе с детьми. И вот однажды сидела она с работой в руках на выгоне, подле неё Леонора, а у груди лежал младенец, и тут издалека стала приближаться к ним странная фигура. Это оказался мужчина в совершенно рваном сюртуке, босой; лицо его было черно от загара и ещё больше обезображено длинной клочковатой бородой; он был без шапки, но в волосах его зеленел венок, делавший его дикий вид ещё более странным и непостижимым. За плечами в туго завязанном мешке была тяжелая ноша; шагая, он опирался на еловый посох.

Приблизившись,