Роман Лейбов - В рифму и/или в столбик. Записи из дневника 2001‒2014

Роман Лейбов

В рифму и/или в столбик: Записи из дневника 2001—2014

Еще к вопросу о русской рифме

Какие-то балбесы катают девочек в шикарных кабриолетах.На остановке хлещут «Тройной» последние из Майн-Рида.Влажности в воздухе – как спирта в хорошем гаванском роме.Тополиный пух не вызывает привычной мечты о погроме.Это, , хлопок. Это уже, , не лето.Это – Флорида, Флорида.Следует ожидатьПоявления победоносных кубинских казаков,Позеленения денежных знаков,Пересчета всех голосов до победного конца.Наконец, долгожданного прибытия Аврамца.Но я не дождусь ея. Не в силах противостоять этому зверству,Ругаясь невидимым миру, , матом,Я заправлю свой ледокол отборнейшим бензоатомИ уплыву в направлении, указанном рифмой к другому плавсредству.

К проблеме Ирака

Гномы знают руду. Данила-мастер ищет свою малахольную бабу.Шахтеры боятся Черного Человека и молятся слепым лошадям.Все они прорываются с боем к подземному Мертвому ШтабуИ выносят на свет плоды своего труда на радость людям.Другое дело совсем – жидкость и, тем более, газ.Нефтянник сродни цырульнику: он Земле отворяет вены.Атмосфера нефти и газа рождает чудовищ навроде рептильного Гены,Готового выскочить из-под земли с гармошкой наперевес и кинуться на нас.Простота проделывания дыры компенсируется масляной густотойБьющей оттуда субстанции, в которой могут таиться любые сюрпризы:Нефтедоллары, бактерии, национальные интересы, репризыРегины Дубовицкой, «Идущие вместе» наши, ваши, ихние и прочий опасный отстой.Исходя из этого, следует запретить повсеместно бурение дырок в России,Имеющиеся запасы дряни продать в нагрузку к Черномырдину украинцам по сходной цене.Возбранять стеариновые и широко внедрять восковые,А Нобелевскую премию за это решение присудить, разумеется, мне.

Как тонул Фарзиев А.

Саманта Смит летела в самолетеВ страну СССР,Когда тонул в неведомом болотеФарзиев Алишер.

Стоял июль. Андропов кушал кашу.Покушал и уснул.Саманта Смит себе летела в Рашу,А Алишер тонул.

Майор Петров сидел в стране небратскойС бутылкой коньяка.Рыбак Чижов глядел в бинокль рыбацкийИ видел рыбака.

Учитель Строгов поднимал указкуИ напрягал лицо.Саманта Смит, летя, читала сказкуПро русское яйцо.

Бежала мышка, хвостиком махала.Орлов козла лепил.Линор Горалик, детка, загорала.Я, взрослый, водку пил.

Антон читал записку от Анули.Кирилл туза тянул.А Алишер тонул, тонул, тонул иТонул – и утонул.

Учитель Строгов

Учитель Строгов заходит в класс, напрягает свое лицо.«Здравствуйте, садитесь. Ну кто у нас прочитает стихи? Кольцов».Но Кольцов молчит, как жареный гусь. Барабанит по стеклам дождь.За окнами – осень, пригород, Русь, на плакате – веселый вождь.Учитель Строгов говорит: «Лес рук! Ну и что же мне ставить вам?Жаль, что я все-таки не физрук. Ну что ж – расскажу сам.В полдневный зной я лежал в пыли, на чужой земле, в полусне.Я думал – придут, но они все не шли. Два осколка были во мне.Первый-то осколок – в левой ноге, и в общем-то, не беда.А вот второй, извиняюсь, на «ге»– в животе, повыше бедра.И вот я лежу и час, и другой, и сумерки настают.И хрен с ней, думаю, с левой ногой, но похоже на полный каюк.А тут еще, главное, рядом их аул. Найдут – и привет матерям.И, значит, я вот сомлел и уснул. Ну, сознание потерял.И снится мне, значит, как будто пришли и вытащили меня.Больничка в Ташкенте. Урюк, киш-миш и прочая там херня.А тут и дембель. Самолет в Москву. Пересадка. До Калуги – тутусь.И я, как ни в чем не бывало, живу. И даже в педвузе учусь.И вот проходит много лет. Двухтысячный год настал.И я – учитель, но в классе нет никого, кто бы этот стих прочитал.Надеюсь, понятно тебе, Кольцов, что я этим хотел сказать?И учитель Строгов напряг лицо. Но класс продолжал молчать.И по окну барабанил дождь, и уже становилось темно.И улыбался с плаката вождь, заглядывая в окно.

Ам

Тлетворное блеянье по телевизору, а иногдаВилянье тлетворное куцым собачьим хвостом —Левонтии всякие брешут. Идет караван,Хоть кэмел устал и облез, и подсел на иглу.Да он, говорят, вообще не верблюд, а канат.

На даче не спят, принимают обмытых гостей.Язык отварной достают из коробки с говном.Досадною мелочью нагло бренчат у бомжейПод носом, считают копейку, у. е. берегут,А ведь, говорят, он не доллар вообще а манат.

Заложники плачут, кричат террористам: «Акбар!».О скидках своих объявляет АО Абырвалг.Юрлицы ликуют – повсюду настал Опердень.По всякой программе читает стихи Енфраншиш,А ведь, говорят, он великий и брянский поэт.

Когда я был маленький, был Голубой Огонек —Там песню о главном спивал нам певец Басаврюк,Той песне внимали и зайцы, и свиньи, и весьСплоченный Великою Русью крылатый Народ.И строил то куры, то ковы. А ведь, говорят,

В алтайских пещерах старик со старухой живут,Скребут по сусекам, пекут из поскребков детей:То выйдет Лобков, то Бобков. И в полночной тиши,Когда все линоры с людмилами ждут женихов,Бобков и Лобков устремляются вместе туда,

Где брешут несытые псы на щиты и мечи,Где ходит сам-друг Якубович, лихой генерал,Где вертится споро Фортуны слепой колесо.И вертятся в нем до упаду Бобков и Лобков,А лисы и волки уныло роняют слюну.

***

Ты есть, пацан, тот, кого ты ешь,Те, кто тебя съедят, тоже поимеют вещь.Пищевая цепочка неисчерпаема, как электронВ страшных снах В. И. Ульянова (Ленина).Салтыков-Щедрин скомандует «На колени!». И наКолени падет Сухово-Кобылин. Зашатается трон,Царевич Димитрий придет в Свердловский обком,Запишется на прием к Первому, тряся окровавленными бинтами,Выпьет с ним чаю, побеседует о Милле и БентамеИ еще кое об ком.На выходе из здания он встретит царевичей Ивана, еще одного Ивана, Алексея, Николая, Петра и опять АлексеяИ скажет последнему: «Велели передать, чтоб дальше не занимать».

Утро красит

Пока я спал, я видел много снов, перемежавшихся различной былью.

Пока я спал, взошло немного Солнце, чуть повисело и слегка зашло.

Пока я спал, мне позвонил Якубов, позвал меня в китайский ресторан, где мнимые китайцы (в основном – из Пакистана) на огне открытом бросают в масло горсти чеснока.

Пока я спал, летели самолеты и плыли субмарины тут и там, ломали руки вдовы африканских покойных президентов, мериканцы поймали четырех талибов в клетку, спортсмен Лабуев свой побил рекорд, а у киноактера Сундукова из «Жигулей» украли пидараску с просроченным единым проездным.

Пока я спал, я получил письмо.

Перевод из Пастернака для Петера Йенсена

Январь – не время для жидкости. Достать сосульку и на снегуНаписать что-нибудь наугад, например, «слюда», «гекатомба» или «ВХУТЕМАС».Подняться к себе на этаж, отогнуть краешек занавески. Увидеть пургу.Подглядывать за корректурной работой клубящихся масс:Сперва остаются отдельные буквы – «в», «о», «ч», «ь», еще что-нибудь.Можно было бы попытаться сложить из них красивое слово.Но так быстро темнеет, что уже в половине шестогоЗажигают звезду, и верблюды с ослами по снегу пускаются в путь.

ПМК (проза+Х4)

Дорога домой напомнила мне, как наши войска отступали от Москвы на сожженный Смоленск. Конина с порохом – о-ля-ля! Ноги вязли в мокром снегу, в животах стреляли пушки. Император говорил нам: «Гляди бодрей, робята! Ужо придем домой – наедимся лягух-от! А доброму французу и конина – бланманже!»

Мы верили, покуда оставалась конина.

Наст похож на пенопласт. Очень трудно жить без ласт.

Читал вместо лекции по риторике студентам стихотворение Гумилева про мертвых пчел. Рассказывал также про магию белого человека, которая сильней всех магий. Новость о том, что старина Клод Л.– С., внук версальского раввина, жив, вызвала у части аудитории сдержанную радость, смешанную с недоумением.

И никто не спросил у меня, как это ему удалось.

Гумилев не нюхал пчел – он жирафа предпочел.

Проходя вечером мимо всегда пустого магазина «Мясо», увидал в окно, как женщина-продавец, стоя к окну спиною и непристойно изогнувшись, засунула верхнюю часть своего тулова в прилавок. То ли клевала кровавую пищу, то ли сама туда ладилась в виде товара, то ли плохо ей стало…