Борис Костин - Симеон Полоцкий

Борис Костин

Симеон Полоцкий

© Костин Б. А., 2011

Божественный посланник

«…Господи, верою объем в души моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое… совершити…» Эти слова заимствованы мной из «Молитвы перед началом всякого дела». Я с трепетом осенил себя крестом, помолился в церкви, ибо прекрасно сознавал, что приступаю к написанию книги необычной, таящей в себе недосказанность и целый ряд гипотез, поскольку мой герой оставил по себе множество головоломок. Его многогранному творчеству посвящены бесчисленные труды искусствоведов, философов, историков, церковных деятелей прошлого.

Казалось бы, истина ясна. Симеон Полоцкий, в миру Самуил Гаврилович Петровский-Ситнянович – явление уникальное, и не только для века семнадцатого, но и для последующих столетий. Ведь не напрасно великий Ломоносов отзывался о книгах Симеона Полоцкого, как о «вратах премудрости».

Я предлагаю читателю войти в них и оценить, сколь прочен и основателен фундамент российского образования и просвещения, заложенный уроженцем древнего Полоцка, который не разделял общеславянское житие и верой и правдою, словом Божьим служил величию государства Российского.

Заранее оговорюсь: в мои намерения, дабы не отягощать магистральное направление, жизнеописание, не входила непосильная задача охватить все созданное Симеоном Полоцким. Однако я не отказался от мысли во всей полноте представить противоречивые оценки, которые давались творчеству и деятельности Симеона Полоцкого современниками и исследователями, характеристику его личных качеств: достоинств и недостатков, а самое главное, хотя бы штрихами обрисовать государственных и церковных деятелей эпохи правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, а также исторический фон, на котором проходило житие героя моего повествования.

Глава I. «Аз есм сын Церкве верный»

Солнце едино весь мир озаряет,Бог превыспри небо един обладает.

«Отче наш, еже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое», – повторял за священником слова молитвы Господней отрок Самуил, несколькими днями до Святой Троицы закончивший в ученичестве вторую седмицу. Именно так позднее в одном из биографических стихотворений определит Симеон Полоцкий семилетние вехи, которыми отмечен его путь к признанию и почитанию.

Первой седмицей, по обыкновению, было познание Псалтири и Часослова. Второй – братская школа, которая каким-то чудом уцелела в Полоцке в годы оголтелой травли иезуитами православных христиан. Вопрос, куда направить свои стопы для продолжения обучения, был для Симеона Полоцкого далеко не прост.

Прежде чем отправиться по жизненной стезе вослед герою нашего повествования, возвратимся к истокам, то есть в год 1629-й, который, как и точная дата рождения Симеона Полоцкого, неоднократно оспаривались исследователями[1]. Попытаемся выстроить свою версию и заглянем в святцы. Нет, вовсе не случайно Гавриил (Габриэль) Петровский-Ситнянович назвал сына Самуилом, что означает «испрошенный у Бога», очевидно, наследник был долгожданным, желанным, как и нескончаемы были молитвы родительские и чтение Библии. В ней о рождении пророка Самуила говорится:

Анна (мать): «О сем дитяти молилась я, и исполнил Господь прошение мое, чего я просила у Него; и я отдаю его Господу, на все дни жизни его, служить Господу…»[2]

С появлением на свет Божий пророка Самуила[3] всё ясно. Тестамент, или духовная Татьяны Яковлевны, матери Симеона Полоцкого, во втором браке пани Шеремет, хоть и дает представление о ее многочисленной родне и взаимоотношениях с близкими, однако не позволяет установить последовательность, в которой появились на свет Божий ее чада.

Итак, обо всем по порядку. Выйдя замуж за купца и магистратскую особу пана Габриэля Петровского-Ситняновича, Татьяна Яковлевна овдовела в двадцать три года. Гадать на кофейной гуще не станем, обстоятельства смерти отца Симеона Полоцкого неизвестны. После его кончины Татьяна Яковлевна осталась с тремя сыновьями: Самуилом, Сильвестром и Лукашем.

Сосед четы Петровских-Ситняновичей пан Емельян (Амельян) Петрович Шеремет овдовел нежданно-негаданно, оставив от первого брака сына Андрея и двух дочерей – Екатерину и Полонию. Хозяйство вдовы Гаврилы Петровского-Ситняновича нуждалось в крепкой мужской руке, впрочем, как и хозяйство вдовца Емельяна Шеремета – в рачительной женской. На том, видимо, они и сошлись, а вскоре Татьяна Яковлевна и Емельян Шеремет пошли под венец. Брак этот скрепило рождение сына Яна (Иоанна).

В заботах и хлопотах о многочисленном семействе трудно поровну разделить материнскую любовь между детьми своими и обретенными. Завещание Татьяны Яковлевны – свидетельство ее сердечной теплоты как хранительницы семейного очага, которая «денег никому не должна, только Господу Богу душою». И не потому ли так проникновенно и поучительно звучит стихотворение Симеона Полоцкого с примечательным названием – «Родителям равной любовью плати, негодник».

В Этике своей учит философ[4] тому,Что ничем равным не могут родителямВоздать сыновья за то, что порожденыОт крови их на сей плачевной земле.Но я одного сына вижу,Который обильней вознаграждает:Так дорого платил он матери за ее труды,Что большей и сам Бог не умыслит платы.Христос и Мария.

Вновь обратимся к святцам. Православная церковь поминает пророка Самуила 20 августа по старому стилю. Пожалуй, именно этот месяц 1629 года можно считать отправной точкой прочтения судьбы Симеона Полоцкого, по которой слово Божие вело его будто чудесный посох.

…Они жили по соседству: Петровские, Скорины, Тяпинские, Шереметы, Яцкевичи – семьи среднего достатка, но отнюдь не бедные, и по обыкновению начинали трудовой день с молитвы. В те далекие времена человеческий век был краток, болезни и мор были делом обыденным, и недаром пословица гласила: «Проснулся живой – радуйся!» Радовались и молились Господу родители Самуила о том, что ниспослал им житие земное, преисполненное надежд на лучшее, чтобы продолжали сыновья род, во здравии пребывали и разума набирались.

Мы вправе усомниться в том, что расхожий художественный образ соответствует действительно Симеону Полоцкому[5].

Мальчик все взял от природы. Был он крепок статью, смышленый, богобоязненный и дотошный, будто сызмальства твердо решил дойти самостоятельно до понимания истины. Уже в зрелом возрасте он напишет:

Истинна есть трегуба: ума, уст и деласия же не врежденна бывает и цела,аще[6] ум самой вещы уравновешивается право,уста же уму точнее словят, не лукаво,дела паки[7] закону аще отвечают,истинна перед Господом Богом ся вменяют.

На некоторое время нарушив хронологию повествования, перенесемся в год 1708-й. В начале сентября в Полоцк пожаловал с небольшой свитой царь Петр Алексеевич. Северная война со шведами приближалась к своему апогею, и на карту было поставлено само существование государства Российского. Неприятель наступал с севера, с запада, и древний Полоцк, который по печальной традиции не обходило ни одно нашествие, вполне мог оказаться в зоне боевых действий.

В небольшом одноэтажном доме на берегу Двины состоялась историческая консилия, военный совет, который во многом определил исход кампании.[8] Невдалеке от дома располагался Богоявленский собор, мужской монастырь, в котором действовала братская школа. В ее стенах царь-преобразователь словно окунулся в не столь далекое прошлое, из которого явно доносились голоса незабвенного родителя Алексея Михайловича и монаха Симеона Полоцкого.

Известный собиратель и ценитель древностей Петр Алексеевич, вынашивая мысль о написании истории государства Российского, не мог равнодушно пройти мимо бесценных фолиантов, хранившихся в библиотеке иезуитской коллегии и в Богоявленском монастыре. Полоцкая летопись, древнейшая из древнейших, несомненно стала бы весомым подспорьем в осуществлении задумки. И царь, выступивший с полками к Лесной, приказал отправить в Санкт-Петербург бесценные книги. Там они бесследно исчезли. А какой бы кладезь премудрости открылся потомкам, сколько бы событий в жизни Полоцка высветили бы они!

Имел ли возможность Симеон Полоцкий лицезреть сей уникальный труд хранителей памятливости, как иногда называют летописцев? Вероятно, да.

Известно, что любознательность на пустом месте не возникает. А судя по творениям монаха Симеона, он с младых лет обладал особым родом пытливости, которая не отпускала его душу до смертного часа. Книги и окружающий мир, пронизанный духом нетленной Истории, круто замешанной не только на крови, но и на созидании, сотворили личность, в которой возобладало творческое начало. Да иначе и быть не могло!