Сергей Хоружий - «Улисс» в русском зеркале

Сергей Хоружий

«Улисс» в русском зеркале

Текст публикуется с сохранением особенностей орфографии и пунктуации автора.

В оформлении обложки использована фотография из личного архива автора.

© С. С. Хоружий, 2015

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

And even the weariest river winds somewhere safe to sea.

И самой уставшей речке когда-то к морю прийти.

Так говорит Элджи. Так считает и Джим, влача в океан прекрасную Анну Ливию. Стало быть, у них так. В Азии или Африке, в пустынях, это не так, реки там уходят в песок. В России возможно все.

И все-таки «Улисс» в Россию пришел. Мне выпало устраивать это пришествие, и не было никаких сомнений, что уникальному пришельцу подобает особое сопровождение. Так родился «„Улисс“ в русском зеркале». Он воздает честь роману века, следуя его форме – строясь как одиссея в 18 эпизодах и трех частях, согласуя развитие смысла с ходом романа и кое-где дерзая даже писать тем же письмом. Вместе с тем его задача скромна – я просто хочу рассказать про «Улисса» и его автора, донеся то, что мне кажется самым важным в том и другом, и не притязая входить в глубины современной джойсонауки. Здесь будет заведомо не все, что связано с явленьем «Улисса», – хотя бы уж оттого, что так или иначе с ним связана вся жизнь европейской прозы нашего века. Но все же главного я постараюсь не обойти. А главных тем тоже очень немало – ведь обязательно рассказать

о жизни художника;

о его личном мире, в основе которого, словно некие оси, – острые, конфликтные отношения с немногими кардинальными реальностями: отношенья «Джойс и Искусство», «Джойс и Ирландия», «Джойс и Католицизм»;

о том, как создавался роман

и каково устройство романа:

каковы его темы, идеи, философские и религиозные мотивы и, разумеется, его поэтика, его стиль, пружины его письма;

и особо – о двух вещах, что часто считают главными находками автора: поток сознания и связь прозы с мифом;

и хоть немного – о восприятии и толковании романа, о его роли, его реверберациях в культуре столетия;

а далее, в связи с запоздалым приходом романа к нам, неизбежно вступает тема «Джойс и Россия», тема двоякая: о судьбах книг Джойса в нашей стране и о российских сближениях, параллелях, перекличках с миром Джойса, с его литературными поисками;

и наконец, последний эпизод последней темы – сам перевод мой, «Улисс» по-русски; о его принципах и его судьбе сказать надо тоже. Pro domo sua, возврат к себе – так что выходит тоже маленькая одиссея – естественно, ибо рождается подобным – подобное.

Начали!

I. Телемахида

1

Сановитый, жирный Бык Маллиган возник из лестничного проема и объявил нелепой фамилию Дедалус. Узурпатор и интриган был прав. Дедал, да еще с латинским усом, сбритым при русском переводе, решительно никакая не фамилия. Другое дело – Джойс.

Фамилию Джойс производят от французского joyeux, радостный; и потому писатель, глядевший в корень любому слову, объявлял соименными себе французских герцогов де Жуайе, а также и австрийца доктора Фрейда (находя первое лестным, второе же огорчительным; российский филолог Веселовский устроил бы его больше). В Ирландии она из массовых; и говорят, что все Джойсы страны готовы пылко отстаивать свое родство с древним и знатным кланом Джойсов из западного графства Голуэй. Семейство, издавна обитавшее на юге, в Корке, не было исключением. Герб голуэйских Джойсов красовался на стене в рамке, и в романе отец героя – копия отца автора – гордо описывает его как «наш герб». Семейство было буржуазным, средних достатков, и мужчины его подвизались, большею частью, в виноторговле. Дотла разорившись на этом фамильном поприще, Джон Станислаус Джойс поправил дела на иной стезе, добывши хлебную и непыльную должность по сбору налогов. О ту же пору – а шел год 1880-й – он женился на юной очаровательной девушке, которую звали Мэй Мерри, и увлеченно предался произведенью наследников. Создав второго, он вошел в историю мировой литературы. Джеймс Августин Алоизий Джойс родился второго февраля 1882 года.

Таковы корни классика. Важно ли это все, если нас в этом кратком очерке заботят не столько биографические детали, сколько проблемы творчества Джойса, и главная наша цель – понять мир «Улисса»? Вопрос слегка риторичен; у всякого писателя истоки его и жизнь неизбежно и многообразно отражаются в творчестве, служат материалом его. Что же до Джойса, то в его творчестве подобные отраженья еще сильней, существенней, а также и необычней, чем у других. Его герой в романе спорит с известным мнением, что жизнь художника – не предмет интереса, «ее наши слуги могли бы прожить за нас»; а сам писатель опровергает такое мненье на практике, заполняя свои страницы множеством деталей и лиц, взятых из собственной жизни. И, может быть, глубже, полней всего вошла в творчество сына – фигура отца, со всеми ее чертами и всем окружением. Джойс засвидетельствовал это сам, и так, что сильней не скажешь: «Сотни страниц, дюжины персонажей в моих книгах пришли от него».

Но связь сына и отца была далека от идиллии. Приведенные слова написаны в дни кончины Джона Джойса в 1931 году; и в те же самые дни на просьбу рассказать, каким был отец, сын лаконично ответил: «Он был банкрот». Характеристика предельно верна. Джойс-старший обладал на своем веку, кажется, всеми благами, что даны человеку: достатком (состояние свое и жены, должность с завидным жалованьем), талантом, и не одним («лучший тенор в Ирландии», всерьез говорили знатоки; а еще был настоящий дар слова, дар яркого, неожиданного образа, острого экспромта, умелого устного рассказа), любовью жены-красавицы, счастливым семейным очагом… И все, все без остатка было промотано, растрачено и потеряно. То была классическая история на тему знаменитой ирландской слабости – к доброй выпивке и славной беседе в теплой компании. Рос целый муравейник детей (выжило десять из пятнадцати), в непосильных заботах сгибалась, теряла молодость и здоровье верная мать семейства – а обаятельный Джон, дивный певец и неподражаемый остроумец, служил украшенью местного колорита. Он выступал в гребных гонках, пел на утренниках и вечерах, был душой неисчислимых застолий – и, что не очень странно, уже в 1891 году, сорока двух лет от роду, оказался уволен от хлебной должности со скудной пенсией. Теперь свободные промежутки в его светской жизни заполнялись уже не делами службы, а поисками деньжат в долг, закладами тающего имущества, да частой сменой квартир, каждая следующая – бедней. И снова не очень странно, что у детей возникали и росли чувства горечи, презренья, вражды к отцу. Отношения со старшим были, однако, исключением. Его он любил больше всех, и Джеймс, в свою очередь, платил ему глубокой привязанностью, не извиняя его пороков, но лучше других умея понимать и ценить его. Что, верно, еще важней, он видел в себе самом массу отцовских черт (включая изрядное равнодушие к домашним проблемам). «Я ведь и сам грешник, даже недостатки его мне нравились», – писал он поздней. Но самое главное – он твердо верил, что его собственный талант – от отца.