Кирилл Кожурин - Боярыня Морозова

Кирилл Кожурин

БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА

«Свет вдохновения Святой Руси»

(Вместо предисловия)

Не бе той свет, но да свидетельствует о свете.

Кому с детских лет не знакома ставшая уже хрестоматийной картина великого русского художника Василия Ивановича Сурикова «Боярыня Морозова»?! На фоне пестрой толпы, напоминающей цветистый персидский ковер, резко выделяется то ли уносящаяся на санях вдаль, то ли возносящаяся в небеса женщина с белым бескровным лицом, облаченная в черную, отливающую синими и фиолетовыми оттенками одежду, закованная в кандалы, словно распятая на кресте, и гордо поднимающая над толпою правую руку со сложенными для крестного знамения двумя перстами. Однако, наверное, далеко не всякий сможет сказать, кем же была эта женщина, изображенная на знаменитой картине, и почему именно ее художник сделал главной героиней своего шедевра… А ведь когда-то боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова по богатству и знатности была второй женщиной в России после самой царицы!

Среди выдающихся деятелей допетровской Руси мы найдем не так много женских имен. Возможно, десяток, много — полтора… Но боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова, без сомнения, войдет в этот список. Более того, ни у кого из знаменитых русских женщин былых времен не найдем мы такой силы веры и такой верности своим идеалам, готовности идти на муки и даже на смерть ради своих убеждений, как у нее. Недаром, наряду с огнепальным протопопом Аввакумом — ее духовным отцом и единомышленником, также положившим свою жизнь за отеческую веру, — она стала символом и иконой того духовного движения, которое охватило в середине XVII века во всех смыслах лучшую, наиболее здоровую, наиболее несгибаемую и наиболее совестливую часть русского народа.

Боярышня Феодосия Соковнина, боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова, наконец, инокиня Феодора… Кем же была эта женщина? Ради чего оставила она свои несметные богатства, славу, почести, высокое положение при царском дворе? Ради чего отреклась от мира с его земными радостями, была разлучена с родными и близкими людьми, потеряла единственного сына, пошла на поругание и нечеловеческие пытки? Наконец, ради чего она умерла страшной, мучительной голодной смертью в холодной и мрачной земляной тюрьме Боровского острога?

Очень точные слова сказал о Морозовой писатель русского зарубежья Иван Созонтович Лукаш в посвященной ей исторической повести: «Боярыня Морозова — одна из тех, в ком сосредотачивается как бы все вдохновение народа, предельная его правда и святыня, последняя, религиозная тайна его бытия. Эта молодая женщина, боярыня московите кая, как бы вобрала в себя свет вдохновения старой Святой Руси и за нее возжелала всех жертв и самой смерти»[1].

Да, церковный раскол середины XVII века расколол не только Русскую Церковь. Он расколол пополам русскую историю, став своего рода ее водоразделом. Большинство историков, наверное, до конца еще не осознали, какая непоправимая катастрофа произошла на Руси в далеком XVII столетии, как не осознали истинных масштабов и значения русского сопротивления — движения старообрядчества. В истории немало мистических совпадений, и это наводит на мысли о неслучайности самих исторических событий. Действительно, такое нарочно не придумаешь: 988 год — год Крещения Руси — стал временем рождения новой цивилизации — цивилизации Святой Руси, просветившейся светом евангельского учения при великом князе Владимире Святославиче; а ровно через 666 лет — таинственное «число зверя», указанное в знаменитом «Апокалипсисе» Иоанна Богослова, — в 1654 году, на соборе Русской Церкви, созванном по инициативе царя Алексея Михайловича и его ставленника патриарха Никона, получила одобрение и церковное благословение реформа, с которой начался обратный отсчет русской истории — начались раскрещивание Руси, закат и падение Третьего Рима. Этот год был отмечен страшными знамениями: в Москве и по многим русским городам прошла эпидемия чумы («моровое поветрие»), унесшая десятки, сотни тысяч жизней. В отдельных областях вымерло до 85 процентов населения. Мор сопровождался солнечным затмением, которое, как считалось во все времена, ничего хорошего не предвещало.

Но на этом совпадения не заканчиваются. В роковом 1666 году в Москве прошел еще один церковный собор, окончательно закрепивший раскол Русской Церкви и сделавший невозможным возвращение вспять, к «древлему благочестию». В свою очередь, в перспективе никоновского, а затем и последующего петровского раскола неизбежными становились и 1917, и 1937 годы…

Вместе с тем во все переломные периоды русской истории находились люди, готовые на самопожертвование, готовые положить свои жизни ради высших идеалов и высших ценностей. Во многом благодаря таким людям и их личному примеру история государства Российского, несмотря на всю ее катастрофичность, еще продолжается. И боярыня Морозова — именно из этих людей.

Поэтому далеко не случайно, что образ боярыни Морозовой со времени ее «открытия» в 1887 году на пятнадцатой выставке передвижников и публикации в том же году ее Жития[2] стал, по выражению академика А. М. Панченко, «вечным спутником» всякого русского человека, продолжая привлекать к себе не только историков, но и писателей, художников, композиторов и поэтов.

К трагической судьбе боярыни Морозовой обращались историки Н. С. Тихонравов и И. Е. Забелин, С. М. Соловьев и С. А. Зеньковский. Образ Морозовой и других мучеников за старую веру появляется на страницах исторических романов Д. Л. Мордовцева. Несмотря на небольшие художественные достоинства, эти романы пользовались популярностью и достаточно живо представляли картину состояния старообрядчества в первые годы после раскола. В романе «Великий раскол» (1880) выведены образы грозного патриарха Никона, пламенного протопопа Аввакума, страдалицы боярыни Морозовой, показаны собор 1666 года и все те страдания, которые пришлось претерпеть сторонникам старообрядчества.

XX век с его катаклизмами и социальными потрясениями по-новому открыл для себя судьбы страстотерпцев века XVII, в том числе и судьбу боярыни Морозовой и ее сестры и сострадалицы княгини Урусовой. «ГУЛАГ XX века дал представителям «господствовавшей» культуры возможность понять «ГУЛАГ XVII века»», — пишет современная исследовательница[3]. В художественной литературе XX столетия образ боярыни Морозовой появляется в поэзии Марины Цветаевой и Анны Ахматовой, Варлама Шаламова и Порфирия Шмакова, в прозе Владимира Личутина («Раскол») и Владислава Бахревского («Аввакум», «Страстотерпцы»), Василия Барановского («Боярыня Морозова») и Сергея Алексеева («Скорбящая вдова (молился Богу сатана)»).