Виктория Федорова - Дочь адмирала Страница 10

Берия снова наполнил бокал Зоя накрыла ладонью свой. Он улыбнулся. Грузин, подумала она, все они пьяницы, все как один.

А он пустился в рассуждения о производстве фильмов. Зоя вздохнула с облегчением. Может, она ошиблась и все ее страхи напрасны? Что ни говори, а кинофильмы — могучее средство пропаганды, особенно в военное время. Возможно, в этом причина того, что она здесь.

Но тут разговор принял неожиданный оборот, настороживший ее. Он заговорил о евреях, занятых в киноиндустрии. Со многими ли из них знакома Зоя? Что она о них думает? Насколько они, по ее мнению, опасны?

Нет, этого она не потерпит. Он просто животное, бестактное, непорядочное животное. Как глава секретной полиции Берия имел доступ к досье на каждого гражданина Советского Союза. Он прекрасно знал, что первый муж Зои, работавший на производстве фильмов, был евреем.

Прислуга убрала со стола тарелки из-под икры и поставила перед ней горшочек с дымящейся золотистой чихиртмой — грузинским куриным супом, заправленным яичным желтком, лимонным соком и оливковым маслом. А из кухни до нее донесся запах жареного барашка. Головокружительные ароматы! С начала войны она ни разу не вдыхала таких запахов. О Господи, только бы сдержаться и не выплеснуть в лицо этому животному свой гнев, прежде чем она успеет поесть!

Она посмотрела на Берию. Неужели он издевается над ней, думает соблазнить? Однако лицо его оставалось непроницаемым.

— Простите, Лаврентий Павлович, — сказала Зоя, тщательно подбирая слова, — но вы меня удивляете.

Он взглянул на нее поверх бокала, осушая его во второй раз.

— Это почему же, Зоечка? — Он наклонился к ней и положил руку на ее колено.

Она повернулась и, намеренно дернувшись всем телом, стряхнула с колена его руку.

— Да потому, что, когда вы так говорите, вы становитесь похожи на обыкновенного уличного мальчишку. Это вы-то, человек, обладающий такой властью в нашем государстве! Нужный, без сомнения, всем народам нашей страны.

Она наблюдала за выражением его лица, стремясь разгадать ход его мыслей. Достаточно ли сиропа в ее словах? Не обидела ли она его? Лицо Берии оставалось бесстрастным. Он снова наполнил свой бокал водкой и откинулся на стуле, не обращая внимания на суп.

От его молчания ей стало не по себе.

— Вы, конечно, знаете, что мой муж был еврей? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Но ведь сейчас вы не замужем. — Он снова наклонился к ней и обнял за талию. — Вы очень страдаете от того, что лишены тех радостей, которые дает брак, а, Зоя Алексеевна?

Зоя сбросила его руку, словно стряхнула вошь.

— Перестаньте, не то я уйду.

— Я не хочу, чтобы вы уходили, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

Его безграничная самоуверенность привела Зою в бешенство. Она вскочила с места.

— За кого вы меня принимаете? И где мы, по-вашему, живем? Это уже не та Россия столетней давности, когда вы могли выбрать себе любую актрисочку и приказать притащить ее вам в постель!

— Браво! — сказал Берия, захлопав в ладоши. Но на лице сразу появилось жесткое выражение. — А теперь сядьте. Вы ведете себя глупо, вылитая маленькая обезьянка.

Какой уж тут контроль над собой! Ее возмутил не удар, нанесенный ее тщеславию, а абсолютная уверенность этого урода в том, что прояви он желание, и она будет ему принадлежать.

— Если я обезьянка, то кто же вы? Встаньте и подойдите к зеркалу! Посмотрите на себя в зеркало! Вы же на гориллу похожи!

Берия потемнел.

— Да как вы смеете так со мной разговаривать? Неужели вы думаете, что хоть капельку волнуете меня, коротышка несчастная? Просто смешно! Вас пригласили сюда как актрису, чьи фильмы мне нравятся. И все. Физически вы мне отвратительны!

— Рада это слышать, — ответила Зоя. — А теперь я бы хотела вернуться домой.

Берия нажал ногой какую-то кнопку под столом. В дверях появился полковник.

— Эта женщина уезжает.

Потянувшись за графином, он снова наполнил свой бокал. Откинулся на спинку стула и стал вертеть бокал над горящей свечой. Зои уже не существовало. Он даже не шелохнулся, когда она выходила из комнаты.

Полковник подал ей пальто и помог надеть ботики. Машина с шофером ждала перед домом. Шофер открыл перед ней дверцу, и Зоя увидела на заднем сиденье роскошный букет роз. Она взяла цветы и чуть не рассмеялась. Великий нарком не успел сказать шоферу, что она не заслужила благодарности. Типичная наглость безмерно уверенного в себе человека!

Повернувшись к дому, она увидела стоявшего в дверях Берию. Зоя взяла с сиденья букет.

— Это мне? — спросила она.

На Берию со спины падал свет, и ей было не разглядеть его лица.

— На вашу могилу, — ледяным тоном произнес он.

Тяжелая дверь захлопнулась, и Зоя осталась стоять, дрожа от страха. Потом сунула цветы в машину, отодвинув их подальше от себя. Когда шофер помог ей выйти у ее дома на улице Горького, она оставила букет в машине.

В январе 1945 года Зое Алексеевне Федоровой только что исполнилось тридцать два года. Она была одной из самых любимых в Советском Союзе кинозвезд, зарабатывала, по советским меркам, большие деньги, у нее была квартира на улице Горького, всего в нескольких кварталах от Красной площади. Учитывая трудности войны, она жила прекрасно. Если бы не ее одиночество.

КНИГА ВТОРАЯ

МОСКВА, ГОД 1945-й

Каким-то чудом квартира оказалась пуста. Джека Тэйта обрадовала царившая в ней тишина. Куда подевались два других американских офицера, деливших с ним эту площадь, он не знал, и, честно говоря, его это мало заботило. Люба, их кухарка и домоправительница, была либо дома, либо отправилась в НКВД сдавать свой еженедельный отчет об американцах. Это отнюдь не игра его воображения: Люба откровенно призналась, что ее приставили следить за ними. Пожалуй, это было единственное положительное обстоятельство, которое Джек Тэйт мог привести в ее защиту. Некрасивая, угрюмая, никудышная кухарка, она по крайней мере шпионила за ними честно и открыто.

Москва угнетающе действовала на него. И не сам город не постоянно падающий снег, не трудности военного времени. Больше всего сил отнимали бесконечные проволочки и придирки к самым, казалось бы, второстепенным деталям операции «Веха». Русские дали согласие вступить в войну против Японии через девяносто дней после окончания военных действий в Европе. Они также дали согласие на строительство в Сибири американского аэродрома для нанесения бомбовых ударов по островам Японии. После того как все эти вопросы были улажены, ожидалось, что весь проект пройдет без сучка без задоринки, и тем не менее он постоянно увязал в дебрях бюрократических мелочей. Каждый русский, с которым ему приходилось иметь дело, больше всего на свете боялся принять хоть какое-нибудь определенное решение или взять на себя малейшую ответственность. Работать с ними было все равно что пытаться выбраться из зыбучих песков. Чем дальше, тем вы все глубже и глубже увязали в них.