Андрей Шляхов - Андрей Миронов и его Женщины ...и Мама Страница 10

Глава 4. ПОЧТИ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ

Ученики театральной студии при Центральном детском театре обычно продолжали овладевать профессией в Школе-студии МХАТа, но Андрей выбрал театральное училище имени Щукина, в первую очередь готовившее кадры для Театра им. Евгения Вахтангова.

Талантливый юноша сумел очаровать своих будущих преподавателей ещё на собеседовании-консультации, поэтому первый, также называемый «отборочным» тур ему проходить не пришлось — сразу пошёл на второй. Никакой родительской протекции — всё сам, своими силами, можно сказать, наперекор родительской воле. Мария Владимировна в своих мечтах продолжала видеть сына дипломатом. Андрей уже привык к её традиционному: «Андрюша, ну какой же из тебя актер? Лучше учи языки…»

А может быть, всё же не в мнимом отсутствии таланта и преимуществах дипломатической работы крылась причина столь упорного противодействия матери? Может быть, как уже говорилось, она хотела уберечь, да-да, именно уберечь Андрея от актёрской стези, потому что прекрасно представляла, сколько разочарований и горя может поджидать его там?

Взять, к примеру, её собственную актёрскую судьбу. Вроде бы — успешная, известная, любимая зрителями актриса. Из тех, на чьё выступление неизменно раскупаются все билеты и разбираются все возможные контрамарки. И в кино вдобавок снималась, даже не раз…

Если же вдуматься, то картина получается несколько иной. Есть эти вечные «телефонные разговоры» (могу представить, как они надоели Марии Владимировне), но нет и не было крупных, что называется, «настоящих» драматических ролей в театре и кино. Что, разве Мария Владимировна не смогла бы сыграть Офелию? Или роль Кабанихи была ей не по силам?

Смогла бы, ещё как смогла бы! Но — не сложилось, не представилось такой возможности, судьба, как говорится, распорядилась иначе. Хорошо хоть на эстраде удалось проявить себя. И как же теперь думать о том… предполагать, что… а точнее, как «примерять» на единственного и любимого сына вот эту актёрскую судьбу? Ясно же, что мальчик мечтает о славе, аплодисментах, главных ролях, гастролях… А мало ли их вот таких, бывших восторженных мальчиков, играет до пенсии на детских утренниках? Нет, лучше уж в дипломаты. Много лучше. Чиновничья карьера, в отличие от актёрской, не бывает (или, если даже и бывает, то очень редко) стремительно-молниеносной, и обломов там меньше. Служишь себе, служишь и всегда чего-нибудь да выслужишь. Не послом, так консулом, не консулом, так ещё кем-нибудь. Главное — язык держать за зубами, лишнего не болтать…

Кстати, насчёт «держать язык за зубами» и «не болтать лишнего» Марию Владимировну порой, что называется, «заносило», причём «заносило» крепко, по тем временам — чуть ли не фатально. Так, например, услышав в одном из музеев грубый выпад в адрес погрязших в роскоши царей, она могла бы ответить, что если бы цари не любили роскошь, то всем бы присутствующим сейчас пришлось бы любоваться разве что приснопамятным ленинским шалашом в Разливе. Ничего, пронесло, уберегло провидение.

Короче, родители вернулись с очередных гастролей (кажется, на сей раз из дальневосточных краев) и узнали, что их сын стал студентом «Щуки».

Вот отрывок из одного интервью, данного уже известным актёром Андреем Мироновым корреспонденту газеты «Вечерняя Москва» в 1971 году: «Мы начали разговор с несколько неожиданной темы, — пишет интервьюер, — как бы убедительнее ответить на многочисленные письма, которые пишут ему юноши и девушки, стремящиеся на сцену и экран? Как без нотаций и поучений, не становясь в позу эдакого мэтра, объяснить юным энтузиастам, что жизнь актёра и актрисы вовсе не сплошной праздник, что они не баловни судьбы.

Не без смущения он говорит:

— Скажите этим молодым со страниц газеты, что профессия артиста только по недоразумению привлекает их своей лёгкостью, что это каждодневный, непередаваемо напряжённый, а подчас и мучительный труд, поглощающий физические и душевные силы. Я это понял ещё в годы отрочества.

Как же он всё-таки решился „идти в актёры", наперёд зная, что этот путь устлан не одними розами?

— В этом смысле, — говорит Миронов, — никаких иллюзий у меня не было. С детских лет наблюдал, как мои родители готовят роли — они репетировали преимущественно дома, и я понимал, как трудна, хоть и увлекательна, эта работа. И всё же в самый последний день, когда покидал стены школы, принял твёрдое решение и пошёл в театральное училище имени Щукина при Вахтанговском театре.

— Наследственность? „Голос предков"? Семейная традиция? Жажда испытать себя?

— Никакого давления родители не оказывали. Не помогали и не разубеждали. Предоставили мне самому решать. А я вдруг поверил в себя»[6].

Андрей всегда «спешил жить», словно чувствовал, что срок, отведённый ему судьбой, не так уж и велик. Он прекрасно общался со сверстниками, но предпочитал дружить с более взрослыми людьми. С ними было интереснее. Так, например, ещё во время экзаменов он сдружился с двадцатисемилетним Юрием Волынцевым (тот самый пан Спортсмен из «Кабачка „13 стульев"») и двадцатитрёхлетним Михаилом Воронцовым.

Разумеется, Андрей сразу же начал доказывать своим друзьям, что он тоже взрослый и ни в чём им не уступает. Воронцов позже вспоминал, как вскоре после знакомства Андрей, дождавшись отъезда родителей на очередные гастроли, устроил у себя дома вечеринку. По-взрослому — с богато накрытым столом, на котором была в обилии представлена не только еда, но и выпивка. Вечеринка удалась на славу — к концу её гостеприимный хозяин, не только угощавший, но и усердно развлекавший своих гостей, уснул, сидя за столом. Взрослая жизнь ведь не только приятна, но и весьма тяжела, особенно для неподготовленных.

В те времена студенты всех или почти всех советских вузов начинали учебный год с «помощи труженикам сельского хозяйства» — отправлялись собирать картошку, которой при передовом социалистическом земледелии вырастало так много, что без посторонней помощи справиться с ней было нереально. Вдобавок, по замыслу коммунистических идеологов, привлечение молодёжи к физическому труду должно было оказывать на неё благотворное действие. Формировать характер и вообще…

Колхозников быт «помощников» не особо волновал. Есть подходящее пустое помещение — поселят туда, нет — разобьют прямо в грязи большую армейскую палатку, накидают соломы, наскоро срубят из неструганных досок лежаки… «Не сахарные, чай, не растают».

В такую вот палатку и угодили будущие актёры — почти три десятка «картофельных мучеников». Нетрудно догадаться, что через несколько дней такого житья-бытья при сырой и холодной погоде подавляющее большинство «щукинцев» простудилось и заболело.